Брачный сезон, или Эксперименты с женой
Шрифт:
От неожиданности облившись шампанским - с вином у меня, как я и говорил, всегда проблемы, - я чокнулся со Светой, выпил и восхищенно уставился на нее.
– Что, нравлюсь?
– прямо спросила она.
– Это хорошо! Но главное, чтобы я понравилась директору фирмы. Меня тут пристроили в одну контору. Они обувь итальянскую закупают. Надо, чтобы директор увидел во мне женщину со вкусом. И тогда... Италия моя.
– Мне, значит, понравиться - не главное, - немного обиделся я и забубнил: - Ну конечно, Сенька безотказный, Сенька и квартиру, и себя, и вообще что хочешь отдаст на растерзание...
–
– Откуда это у нас такие мрачные мысли? Жениться, что ль, надумал?
Я опешил. Откуда она знает?
– А если и жениться?
Глаза Светланы блеснули. Она оторвала банан от связки, очистила и проворно сжевала. Потом так же быстро наклонила бутылку и плеснула шампанского в бокалы. Мы молча чокнулись. Когда в воздухе утих хрустальный звон, Света пересела на диван и прижалась ко мне своим теплым коровьим боком.
– Сенечка-а, - прогнусавила она, - ты серьезно, насчет женитьбы?
Так, сейчас начнет отговаривать! Как такое возможно?! Ведь она даже не видела Машу! Но я ошибся.
– А где вы думаете жить?
– вкрадчиво спросила моя постоялица и положила голову мне на плечо.
Я слегка размяк.
– Ну вообще-то, у нее.
– Чудесно!
– Света почему-то захлопала в ладоши и плеснула еще шампанского.
– За тебя и за твою невесту! Как ее, кстати, зовут?
– Мария, - ответил я, ощущая в носу легкое потрескивание лопающихся игристых пузырьков.
– Значит, у Машеньки будешь жить?
– переспросила Светлана.
– А с этой квартирой что? Съезжаться собираетесь?
– Да нет. Подумываем сдавать, - ничего не подозревая, ответил я. Какому-нибудь иностранцу. Поприличней...
Мадам Рыбкина затараторила:
– Ну зачем иностранцу-то? Зачем иностранцу? Я тебе чем не иностранец? Человек все же хорошо знакомый! Можно сказать, бывшая жена твоего друга. Сенечка-а!
– опять затянула она.
– Сдай эту квартирку мне, а? Зачем вам кого-то искать?
В первую минуту я подумал, что все складывается как нельзя лучше. Но потом вспомнил о своей ревнивой невесте.
– А Марии я что скажу?
– Так и скажешь, что нашел, мол, одну иностранку. Похожа я на жительницу Парижа?
– Светлана по-кошачьи выгнула спину, встала и прошлась по комнате, словно по подиуму.
– Кутюр-то какой! Ты посмотри только!
"Кутюр" был действительно эпохальный, но я решил не сдаваться.
– Какой фигур! Какой мускулатур!
– на кавказский манер начал восторгаться я.
– Дурак!
– Светка плюхнулась рядом со мной.
– Тоже мне, нашлась парижанка, - продолжал издеваться я.
– Да любой скажет, что перед ним коренная уроженка славного города Черусти!
– Хамишь!
– Отнюдь. Вот только Мария тебя сразу же узнает. Ведь вы уже виделись в ресторане, на Виталькином торжестве.
– Так это она твоя невеста?
Ну вот, сейчас-то уж точно начнется. Посыплются оскорбления, нелицеприятные эпитеты...
– Очень хорошенькая, - сказала Светлана.
– Жаль, что она тогда так быстро ушла... А ты скажи ей, что у тебя живет иностранка, - продолжала она, - а я спрячусь куда-нибудь, если она приедет. Или вообще уйду.
– Ну что с тобой делать, -
вздохнул я.– Живи уж.
– Сенюльчик!
– Это еще что за гадость такая?
– Какая же ты прелесть!
Мадам Рыбкина звонко чмокнула меня в заросшую за день щеку и вспорхнула с дивана.
Я лежал на кухне и мучился. Во-первых, оттого, что приходилось с первых же дней нашей совместной жизни врать Маше. А во-вторых - и главным образом во-вторых, - из-за волнующей близости Светланы. Она лежала за стеной. Перед глазами так и стояло ее рубенсовское тело, рыжие волосы... Через десять минут подобной терапии я довел себя до белого каления. Я готов был ворваться в комнату, где мирно посапывала моя квартирантка.
Ну уж нет! Где, черт побери, моя воля?! Нет, я не допущу подобного свинства. При живой-то невесте!
Глава 42
Мальчишник
И вот приблизился заветный день. Пора было жениться. За этот месяц я встречался с мадам Еписеевой ежедневно и без устали разглагольствовал о нашем светлом будущем. Ну ни дать ни взять - советское радио в свои лучшие времена. Мария соглашалась с этой ослепительной перспективой, но как-то вяло. И тут же тащила меня в очередной магазин, поминая всуе каких-то "людей", на которых мы должны держать ориентир в мутном потоке современной жизни.
В Машиной квартире уже висели тюлевое платье и мой безобразный костюм. Ее сын, хулиган Еписеев, довольно скептически относился к нашим приготовлениям. Увидев свадебное платье, он оторвался от мотоцикла и сказал, потирая промасленные руки:
– Ого! Сеанс! Ромовая баба, тля буду!
– и попытался потрогать черным пальцем нежную сетчатую фату.
Маша хлопнула его по руке, и Вова, что-то ворча себе под нос, загрохотал мотоциклом по лестнице.
Меня он не называл никак. То есть никак, и все. Ни "папа", ни даже "дядя Сеня". Владимир старался всячески обходить мою персону в разговорах. Правда, в телефонных беседах с приятелями он частенько употреблял словосочетание "этот козел". Особых сомнений, к кому оно относилось, я не испытывал.
Мария ничего не замечала. Даже говорила она мало. А если говорила, то все больше о том, что нам надо бы, что мы обязаны были или что нам, к большому сожалению, никогда не придется купить. Поначалу меня беспокоили такие разговоры, но я взял себя в руки и решил, что наша семейная жизнь расставит все по местам. Действительно, ведь у женщины столько хлопот перед свадьбой! С моими проблемами и не сравнить! Тем более что проблем почти и не было.
В моей квартире продолжала жить мадам Рыбкина. Она то и дело нетерпеливо спрашивала, скоро ли свадьба. Я неизменно называл сроки, а Светлана заявляла:
– Господи! Скорее бы уже! Все соки ты из меня выпьешь, пока женишься...
Какие это, интересно, соки? Хотя, понятно какие. Иногда, возвращаясь из похода по магазинам, я встречался на лестнице с вежливым бородатым господином в кожаном пальто. Он справлялся о моем самочувствии, словно приходился мне заботливым родственником. Через минуту с улицы доносился рев "БМВ".
Мадам Еписеевой пришлось сказать, что квартиру я сдал за назначенную сумму пожилой иностранке. Хотя Светка ("по дружбе", как заявляла она) платила гораздо меньше. Почти ничего.