Братоубийцы

– Может, ты уснёшь, сынок?

– Нет, я хочу собраться с духом, собраться с силами и по говорить с тобой.

– Отдохни сначала, не утомляй себя. Я не хочу тебя расспрашивать. Я не спрашиваю тебя, кто ты и что тебе надо здесь, в этом глухом Кастелосе. Мне ничего не надо, отдыхай

– А чтобы отдохнуть, мне нужно поговорить с тобой, отец. Для этого я и пришел. У меня есть тайна...

– Тайна? – переспросил отец Янарос и взволнованно посмотрел на юношу. «Не сумасшедший ли это, – подумал он. – Такие глаза бывают только у тех, кто видит невидимое: только у безумных и у ангелов такие глаза».

– Какая тайна?

Юноша проглотил комок в горле, помолчал немного и сказал:

– Стакан воды, горло пересохло... Прости меня, отец.

Он выпил воды, легче стало шевелить, языком.

– Когда меня ранили, я просил Бога дать мне силы добраться до тебя и рассказать тебе… доверить тебе мою тайну, прежде чем умру. А я, наверное, умру, отец.

– Не говори таких слов, сынок, – проговорил отец Янарос и почувствовал несказанную нежность к этому юноше, боровшемуся перед ним со смертью, боровшемуся с Богом.

– Боишься ты смерти, отец Янарос?

Тот улыбнулся.

– Ну, так что же?

Отец Янарос не ответил; он хотел было сказать, что боится смерти, не хочет её тогда, когда берёт она молодых, в полном цвету, не дав им созреть, принести плод, но промолчал.

– И я когда-то боялся её, отец, когда был помоложе. Но святой подвижник сказал мне однажды слово одно, и с тех пор я полюбил смерть.

– Что это за слово? И я хочу его услышать.

– «Смерть – это знак того, что Бог прикасается к человеку», –вот что он сказал. А я теперь чувствую, что чья-то невидимая рука прикасается ко мне, к моему сердцу. Потому, и тороплюсь. Потому и собрал все силы и пришел к тебе, чтобы доверить тебе мою тайну, чтобы она не умерла со мной.

– Доверить мне? Почему мне? Мне семьдесят лет.

– Тебе двадцать лет, отец Янарос. Я о тебе много слышал. Отец Арсений...

Отец Янарос вскочил.

– Кто? Отец Арсений из скита..?

– Да, из скита Св. Анны. Помилуй его, Господи.

– Он умер?

– Нет, сошел с ума.

Глаза отца Янароса наполнились слезами.

– Он сошёл с ума от долгого поста, от долгого целомудрия, от долгих бесед с Богом. Не выдержал. Приподнялась крышка люка, и вышли из нее скрытые бесы. Он уже не резал из дерева Богородиц и Христов, а вставал по ночам, зажигал лампу и резал бесов, голых женщин и свиней...

– Нет! Нет! – вскричал отец Янарос и вскочил со скамьи. – Не было в нём бесов, были в нём ангелы! Не оскверняй его память!

– Были в нем бесы, и голые женщины, и свиньи, – проговорил юноша. – У всех нас, отец Янарос, внутри бесы, голые женщины и свиньи.

Отец Янарос молчал; склонив голову, смотрел в себя; затем подошел к иконе Второго Пришествия на столе, перекрестился, нагнулся и поцеловал икону. Он смотрел на нее, глубоко задумавшись; забыл на минуту и о раненом юноше, и о тайне, которую тот принес – сердце его было полно Арсением... «Бесы, женщины и свиньи...» – прошептал он. – «Увы, кажется, юноша прав...» Вспомнил он, как однажды спросил у отца Арсения о сердце грешника – что в нём? И тот опустил глаза к земле. «Что ты спрашиваешь меня? – ответил он сдавленным голосом. — Что спрашиваешь о сердце грешника? У меня сердце праведника, а в нем живут все бесы».

Сколько лет скрывались в нем бесы, скованные страхом Божиим, как цепью? Вот почему он с неустанным рвением резал из дерева святых, вот почему боялся снов и не хотел спать. Может быть, до конца жизни остались бы придавленными молитвой самые тайные его желания и он умер бы святым, но приподнялась крышка люка, разум, его ослаб – и нашли лазейку и вырвались на свет заключенные бесы.

Пот ручьем струился по лицу отца Янароса. Вдруг показалось ему, что весь он охвачен огнем. Он задыхался от невыносимого зноя. Подойдя к двери, открыл её, стал на пороге. Ночной ветер обвеял его, он почувствовал свежесть и прохладу, вспомнит о госте, закрыл дверь и снова сел на скамью рядом с раненым.

– Расскажи мне еще об отце Арсении, – попросил он, – но не жалей меня, рассказывай всё.

– Ты так болеешь об одной душе, – сурово сказал юноша, будто упрекая его, – потому что не болеешь обо всех. И я думал... и потому я пришел.

– Я человек, – сказал отец Янарос упрямо. – Я человек, а еще не ангел, но, видишь ли, уже не зверь. Я человек, я еще болею и об одной душе... Что случилось с отцом Арсением? Я хочу знать.

– Безумие подкрадывалось к нему исподтишка: он стал выходить из кельи голым, бродил под апельсиновыми деревьями, падал на землю катался по ней и кричал. А однажды в воскресение вошел нагишом в церковь... Его повалил на землю один старый схимник, стал читать над ним молитву, изгоняющую беса, но бес не вышел. Сняли тогда с себя монахи кожаные пояса и стали безжалостно избивать безумного – полилась кровь, но бес не вышел. Тогда заперли его в келье, приносили ему хлеб и воду, но он не притрагивался к ним. Теперь он, наверное, уже умер.

– Хватит! Хватит! – закричал отец Янарос. – Это и есть твоя тайна?

– Нет, не это моя тайна, отец Янарос. Но ты меня спросил, и я ответил. Я несколько месяцев жил рядом с его кельей. Он догадывался, что живут в нем все эти чёрные бесы и торопился умереть прежде, чем они отыщут открытую дверь и вырвутся наружу. И я уверен, что когда резал он иконы, то чутко прислушивался к себе и слышал, как с каждым ударом сердца приближается к нему освободительница-смерть и счастливо улыбался. «Отец Арсений, – спросил я его как-то раз, – почему ты всё время улыбаешься и лицо твое сияет?» – «Как мне не улыбаться, брат Никодим, – ответил он, – как мне не улыбаться, когда я слышу, как с каждым часом, с каждой минутой все ближе и ближе ко мне смерть?»

Лицо юноши светилось тихим светом, голос его был спокоен, полон сдержанной боли, а глаза блестели, словно горел в их глубине пожар. Отец Янарос посмотрел на него с беспокойством. Не нравились ему ясность его лица и спокойствие голоса. Его душа – терновый куст, что горит в огне и не сгорает

Юноша протянул руку, слегка коснулся плеча отца Янароса.

– Выслушай последние слова отца Арсения перед тем, как вырвались наружу бесы: «Ты скоро умрешь, брат Никодим. Разыщи отца Янароса – я тебе о нем много раз говорил, – найди его и доверь ему свою тайну. Он в силах ее поднять, я ты – нет. И скажи ему, что я ещё жив, что я ещё борюсь наверху с Богом, а внизу – с бесами. Вот два жернова, и они меня перемалывают, это ты ему и скажи». Я поклонился, а он положил обе руки мне на голову, как будто прощался со мной. Потом я понял: он действительно прощался.

Монах немного помолчал, окинул взглядом бедную келью, улыбнулся.

– И вот я пришел, – сказал он.

Снова помолчал и добавил:

– Я пришел спасти тебя. Отец Арсений послал меня спасти тебя.

Отец Янарос с печалью улыбнулся.

– Спасти? Что спасти? Тело или душу? Что из двух?

– И то, и другое. Ты ведь знаешь, отец Янарос, пока мы живы, эти два зверя нераздельны.

– Я их разделяю, – упрямо ответил старик.

– Оттого ты и мечешься, оттого и не знаешь, с кем идти. Не хмурь брови, отец Янарос. Я о тебе много слышал: ты, говорят, честен, беден, суров, но добр, старый боец, жалеешь людей; но все же ты до сих пор не принял решения.

– А может быть, в этом и заключается мой долг – метаться и не становиться ни на одну из сторон? – возразил отец Янарос. – Может быть, это место доверил мне Бог? И я не предам Его.

– Горе душе, что умрет, так и не сказав ясно и честно «да» или «нет», – откликнулся монах. – В другие времена ты мог бы стоять в стороне и не вступать в игру, а теперь навалились на нас страшные времена, отец Янарос. Неужели ты не понимаешь? Страшные времена, теперь стыдно сидеть сложа руки.

Он устал, снова выпил глоток воды, молча откинулся на подушку. Отец Янарос встал, налил стакан вина, достал два сухарика, что еще оставались у него, подошел к юноше.