BRONZA

«Ну давай, маленький засранец, вякни что-нибудь возмущенное… Упрекни меня хотя бы взглядом… и я исполню заветное желание твоей матери. А детишки пойдут на десерт Ши. Уверен, мальчики уже проголодались…»

Станислав, закрывающий ладонью оставленный на щеке след от каблука, увидел ожидание в его взгляде. Такое же азартное, как в глазах отца и других охотников, в самом начале охоты напряженно ждущих, когда же спугнутая собаками дичь полетит во все стороны и можно будет влет бить глупую птицу. Пылающее от оскорбления лицо сразу побледнело. Юноша понял, что забылся, обманувшись его добротой, и совсем забыл, кому теперь принадлежит.

– Простите мне резкость моих слов! Я был не прав, – он виновато склонил голову.

– Готов расстаться с родными, не зная, свидишься ли с ними когда-нибудь? Неужели согласен? – подначил его Оуэн.

– Да! – кивнул тот.

– Даже не зная, живы они или мертвы?

– Да! – твердо ответил Станислав. Смотрел в глаза прямо, отвечал, не раздумывая и, как видно, отступать не собирался.

«Речь не мальчика, но мужа…»

– Вот и договорились… – Оуэн похлопал ладонью по тесненной золотыми лилиями синей коже дивана, приглашая его присесть рядом. – А ты и впрямь презабавный мальчуган. Виго не ошибся. Что ж, пока ты привносишь оттенки разнообразия в мою скуку, я не убью тебя. Но не забывай, дружок, что я всегда могу передумать! – сказал он.

Но тут ему на ум пришла одна интересная мысль. От нетерпеливого желания проверить свою догадку даже закололо в кончиках пальцев. Кажется, он уже знал, кто на вопрос Магистра ордена впервые даст правильный ответ. Уверенный, что Людвигу не с меньшим удовольствием захочется устроить для юного шляхтича небольшое испытание, повернулся к слуге.

– Оли, будь добр, позвони барону. Я хочу встретиться с ним через час, в клубе.

При упоминании «Эдельвейса» у Станислава неприятно кольнуло под ложечкой.

– Впрочем, я сам позвоню, – жестом остановив дворецкого, Оуэн порывисто встал с дивана.

– Позвольте, милорд, попросить вас… – обратился к хозяину Оливер.

На лице Оуэна мелькнуло разочарование.

– В чем дело, Оли? Для тебя тоже надо кого-нибудь спасти? – перебил он слугу полным едкого сарказма тоном.

Дворецкий разом утратил всю свою чопорность.

– Что вы?! Как вы могли такое подумать! Я только хотел высказать пожелание, если вы позволите, разумеется…

Оуэн, разумеется, позволил.

– Простите за дерзость, но вам тоже следует покинуть эту страну! – выразил свое мнение дворецкий.

– А-а, ты об этом… – кивнул Оуэн. – Знаю, Оли, знаю… Здесь становится скучно, а скоро станет и небезопасно, даже для меня… – потеплев взглядом, он взял дворецкого под руку. – Идем со мной. У меня тоже есть предложение для тебя.

– Но как же так, милорд?! Кто будет заботиться о вас?! – разволновавшись, с незаслуженной обидой в голосе, спросил Оливер. Словно хозяин уже выставил его за дверь, отказав от места.

Оуэн глянул на слугу с легкой каверзой.

– Деяния добрые наказуемы, Оли… разве ты не знал? – спросил он. – Вот и позаботишься об этом многострадальном семействе. Раз уж сам напросился… – добавил с иронией и зачем-то пощупал себя за локти. Похлопал по плечам, груди. Казалось, проверяет – он еще там? Под этой формой?

Сердце Оливера вдруг сбилось с привычного ритма. Жабой запрыгало в груди. Он испугался, что хозяин сейчас исчезнет и останется только эта черная форма.

– Успокойся, Оли! – Оуэн услышал, и ему не понравился заполошный стук стариковской аритмии. Подошел, останавливая неровный ритм, уперся пальцами в то место, где под пиджаком в отчаянии трепыхалось сердце преданного слуги. – Я никуда не исчезну, – сказал очень мягко. – Как только все утрясется, пришлю за тобой в Эссекс Ши. Ну, кто еще будет так обо мне заботиться? Только не делай больше такое лицо… ладно? – попросил он.То была настоящая просьба. Дрогнув сердцем и коленями, прослезившись, Оливер чуть было не припал к руке господина благодарным поцелуем, но в последний момент удержался. Для него, дворецкого, это было неподобающим поведением. Потерять лицо – что могло быть хуже.

Оуэн, переговорив с Людвигом по телефону, положил трубку.

– Оли, будь любезен, приготовь машину, – распорядился он, при этом в глазах сверкнули озорные искорки. – Да скажи зайчику, пусть собирается. Возьму мальчишку с собой в клуб. Это его немного встряхнет!

Повернувшись к слуге, спросил:

– Правда, он забавный?

– Если вы так считаете… – ответил Оливер, вновь выглядевший с привычной невозмутимостью, чопорно.

– Я хочу знать, как считаешь ты.

– Юноша… достойный молодой человек. Дворянин. К тому же хорошо воспитан, – ответил дворецкий на строгий взгляд хозяина.

– Вот и я говорю… забавный…Оуэн задумчиво глянул на свое отражение в зеркале. «Какой-то я весь добрый… даже противно!»

Когда Берлин вовсю бомбили советские бомбардировщики и авиация союзников, одна из бомб угодила в белый особняк на Александерплац, разрушив часть дома. Голые стены и толстый слой пыли на сохранившемся местами мозаичном полу говорили о том, что дом пустовал уже давно…

32 глава

Нью-Йорк, 1987 год. Колесо Фортуны

– Шеф! Это он! Его работа!

К только что подъехавшему начальнику бросился стажер. Его глаза азартно блестели, и сам весь такой вертлявый, радостно-возбужденный, парень напоминал молодую гончую, впервые взятую на настоящую охоту.

– Это наш «Театрал»! Он снова убивает! – излишне громко, не скрывая своего щенячьего восторга, выпалил молодой человек.

Сумрачно глянув на него, шеф хмыкнул и по-отечески, подзатыльником, остудил пыл своего сотрудника. Тот не понял, за что, и обиженно насупился, потирая затылок. Рука у начальства была тяжелой.

– Я рад твоему рабочему настрою, стажер! Но умей проявлять уважение к смерти! – довольно приятным баритоном ответил шеф на его вопросительный взгляд.

Устыдившись, молодой человек виновато потупился.

Начальник Нью-Йоркского отдела ФБР по поиску серийных убийц – Питер Маккуин – хмуро огляделся вокруг. «Карусель… Центральный Парк… Место опять людное и у всех на виду… И, конечно же, окажется, что никто ничего не видел и не слышал…» – подумал он, доставая из пачки сигарету. Посмотрел на стажера, тот больше не вилял хвостом.

– Ну, и долго будешь тут казниться? – проследив взглядом за снующими вокруг карусели сотрудниками службы спасения, спросил у него Питер, щелкая зажигалкой. – Пока демонтируют всех этих лошадок, пока опустят на землю крышу – «место нашего преступления»… до этого нам делать здесь практически нечего. Но ты можешь опросить людей, – кивнул он в сторону зевак, напиравших на оранжевую ленту заграждения. – Может быть, на этот раз нам повезет несколько больше и отыщется хоть какой-нибудь свидетель… – помечтал он немного.

Радостно вспыхнув, стажер бросился выполнять приказ начальства со всех ног. Но услышал хмыканье себе в спину, вспомнил подзатыльник и сразу же остановился. Достал блокнот с ручкой и уже степенно зашагал к приличной толпе любопытных, на удивление быстро собравшихся здесь в такую рань.

Маккуин невольно улыбнулся. Парень нравился ему. После собеседования он сам отобрал его для стажировки в своем отделе. Мальчишка был умен. Неординарно мыслил, имел свежий взгляд на привычные вещи, а его логические умозаключения впечатляли. К тому же у «щенка» было то самое чутье, так называемое шестое чувство, без которого нечего было делать на их работе. Особенно в его отделе. «Созвездие гончих псов», – кажется, так негласно, за кулисами, прозвали его команду. Впрочем, он и не возражал. Самое главное, от этой вцепившейся в преступника дружной своры пока еще никто не ушел.

«И только тебе одному до сих пор удается вести нас по ложному следу… Сукин ты сын…» – прищурился Маккуин на очередную жертву убийцы, сидящую на крыше карусели. На ее белое, в театральном гриме, лицо и платье королевы.

Постояв, он вернулся к машине. Ладонью потерев колючий подбородок, подумал, что неплохо бы побриться и выпить горячего кофе. Звонок поднял его с постели в начале шестого, а ведь сегодня как-никак Рождество. Оглянувшись, чтобы окликнуть стоящего неподалеку полицейского, взглядом почему-то зацепился за пижонисто одетого молодого человека. Вытягивая шею, тот пытался разглядеть, что там на карусели.

«Чертовы зеваки… мало, что сам пришел полюбоваться на чужую смерть, еще и ребенка с собой притащил…» – с презрением подумал Питер, приняв поначалу хорошенького подростка, что был вместе с этим идиотом, за девчонку. Почувствовав, что на него смотрят, молодой человек повернул голову, их взгляды встретились. У Питера возникло смутное ощущение, что в этой парочке зевак есть какая-то неправильность.

Отвлекая, к машине подошла Шеннон – психоаналитик отдела.

– Я угадала, шеф? Вы хотели… этого? – спросила она, протягивая ему кофе. С сахаром и двойными сливками, как он и любил.

Маккуин поблагодарил ее кивком головы. Рыженькая, остроносая, с конопушками на бледной коже и хитрым прищуром серо-зеленых глаз, скаля в ехидной улыбке мелкие белые зубы, Шеннон очень напоминала лисицу.

А когда смотрела вот так, словно знала о тебе все самое тайное и постыдное, всякий под ее взглядом чувствовал себя голым.

Это было неприятное ощущение, для мужчин в особенности. И не дай кому бог разозлить Шеннон! Глаза ее опасно желтели, а взгляд становился недобрым. Поэтому даже самые отъявленные ловеласы старались не замечать в ней женщину. Держали дистанцию. Он хмыкнул. Еще бы, в целях самосохранения!

Питер вдруг понял, что именно привлекло его внимание к той странной парочке. Слишком много усталой печали у парня в глазах, слишком умудренный взгляд у подростка – для обычных зевак. Сделав большой глоток, поискал ребят глазами, но пижон в дорогом кашемировом пальто и его юный спутник уже затерялись где-то в толпе. Допив кофе, он смял стаканчик и прицелился в урну. Похвалив себя за меткость, сел в машину. Опустил стекло, снова закурил.Из зеркала на него смотрел мужчина средних лет. С коротким ежиком русых волос и проницательными серыми глазами. На висках уже пробивалась седина, а цепкий с металлическим блеском взгляд и жесткие черты волевого лица выдавали человека, привыкшего командовать и принимать решения. Откинувшись на спинку сиденья, Маккуин уставился прямо перед собой.

В тот раз он решил, что ему выпала редкая удача, – первым наткнуться на «работу» убийцы. Теперь «бульдог Питти», как уважительно звали его коллеги, уже так не думал. Этот неуловимый любитель Шекспира, не оставляя после себя никаких следов, оставлял только трупы своих жертв, ряженные в театральные костюмы эпохи Елизаветы Тюдор, убитых с немыслимой жестокостью.

5-го, 10-го, 15-го, 20-го сентября – словно по расписанию, трупы появлялись в Нью-Йорке с точностью столичного экспресса, прибывающего на Центральный вокзал. Естественно, кое-какая информация просочилась в прессу, и тут же началась привычная в таких случаях истерия по поводу нью-йоркского «Джека-Потрошителя». Финли вызвал его на ковер. Медленно расхаживая по своему кабинету, заложив руки за спину, Дуглас задавал вопросы о ходе расследования тихим голосом, что было у него признаком крайнего бешенства. Обычно он не стеснялся орать на подчиненных, как сержант на новобранцев.

Сухо докладывая о принятых мерах (у них не было ни одной зацепки, ни отпечатков пальцев, ни волоска, ни капли крови или спермы, ни чешуйки кожи), Питер впервые не знал, что ответить начальству. У них на убийцу не было ничего. Полный ноль. Пустота. И как бы аморально это ни выглядело со стороны, они с нетерпением ждали двадцать пятое сентября и следующую жертву «Театрала».

Спецслужбы, городская полиция были приведены в состояние боевой готовности. Но после четвертой жертвы, доведя ожидание до взрывоопасного накала, натянув всем нервы до предела, убийца вдруг замолчал. По какой-то причине он перестал преподносить городу свои жуткие «сувениры». А сегодня как раз было 25-е, правда, уже декабря, и новая жертва тоже была пятая по счету. Случайное совпадение или продуманная стратегия?

«Есть ли смысл для тебя хоть в чем-то? Ублюдок, что творится в твоей больной голове?! Я, наверное, сойду с ума, если не поймаю тебя! Не посажу на электрический стул! И не отправлю твою черную душу назад, в преисподнюю!» – снова встретившись со своим взглядом, Маккуин зло смял в кулаке недокуренную сигарету, вышвырнул в окно и тут же достал из пачки другую.

Пятого сентября рано утром он приехал в университет, чтобы успеть увидеться с дочерью до занятий и уговорить Энн помириться с матерью. У его женщин характер был, что называется, «коса на камень», а ему в их семье отводилась роль миротворца. Вот и сегодня с белым флагом парламентера он приехал, чтобы уладить очередной семейный конфликт. Возле кампуса, окруженного небольшим парком, поддав машину задом, припарковался на пустующей пока стоянке. Посидел немного, обдумывая слова, которые скажет строптивой дочери (младшая подрастала тоже не сахар), и тут в зеркале заднего вида увидел эту картину.

В первую минуту он решил, что перед ним какой-то злой розыгрыш студентов. А фигура в шутовском колпаке, подвешенная за ноги на дереве, – всего лишь манекен. Но уже в следующую минуту профессионально наметанный взгляд определил, что перед ним мертвое человеческое тело. Он вышел из машины.

На длинной веревке, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, слегка раскачивался труп обнаженной девушки, со связанными за спиной руками. Бубенчики на колпаке тихо позвякивали, касаясь земли. Театральным гримом на девичьем лице была нарисована печальная маска Пьеро. К груди, будто к платью, булавкой приколота игральная карта. Девятка червей. Он застыл с телефоном в руке.

В студенческом городке, в непонятном безлюдье в такой час, они с мертвой девушкой словно были одни в целом свете. Под чистым, ни облачка, небом, в тени густой кроны, под отдаленный птичий щебет и перезвон бубенцов с белого лица кроваво-красными губами ему печально улыбалась смерть. И от всей этой выразительно красивой, сюрреалистичной картины веяло такой жутью, что он вздрогнул в ознобе. Впервые услышав, как громко может биться сердце.Потом, поднимая свой отдел на ноги, связываясь с полицией, вызывая охрану кампуса, все никак не мог избавиться от ощущения, что увидел нечто, не имеющее права существовать. Сталкиваясь со смертью постоянно, Питер насмотрелся на ее отвратительный лик, и было не по себе от того, что убийца (этот пока неведомый кто-то) заставил его увидеть в смерти – ее красоту. Только углубившись в привычную работу, он забыл об этом впечатлении…

Маккуин нахмурился. Он считал это непростительным промахом и до сих пор был недоволен собой. Пусть убийца, тогда еще безымянный (это после, следующие свои жертвы наряжая в театральные костюмы, он получит кличку «Театрал» за пристрастие к пьесам английского драматурга), никогда не повторялся – первая его жертва все-таки стояла особняком. На это стоило обратить внимание сразу, но, радуясь возможности сохранить место преступления для экспертов отдела в девственной «чистоте», зацепившись взглядом за многое, он пропустил главное.

Булавка, воткнувшись в кожу, – она прямо кричала о холодном равнодушии того, кто сделал такое, а он пытался разгадать, что означает девятка червей. Длина веревки, точно рассчитанная, чтобы бубенчики только касались земли и звенели, говорила, что для убийцы это всего лишь игра. А его ребята, выяснив, что веревка и шутовской колпак взяты из реквизита театральной студии университета, где собирались ставить пьесу Шекспира «Много шума из ничего», на многочасовом допросе основательно, но безрезультатно выпотрошили всех, кто имел хоть какое-то отношение к постановке.

Но самым важным оказалось то, каким способом были связаны руки жертвы. Не веревкой или шпагатом. Атласная узкая ленточка голубого цвета, деликатно обернутая три раза вокруг запястий и завязанная изящным бантиком. По-видимому, убийца добавил этот штрих в свою «картину» в самом конце, когда труп уже висел на дереве.

Этот чертов бантик! Убийца не просто оставил свою подпись, как теперь понимал Питер, – это был даже не росчерк пера, а пространное заявление. Мне так скучно, я убиваю и буду убивать, если это развлечет меня хоть немного, – вот, что означал этот чертов бантик! Он служил доказательством отсутствия мотива для преступления.

А он допрашивал студента, бой-френда погибшей девушки, вцепившись в мальчишку мертвой хваткой. Описавшись от страха, парень плакал и божился, распространяя по комнате запах мочи, что не убивал свою подружку. Что они уже помирились перед ее отъездом к тетке на уикенд.

Девушка и правда оставила сообщение на автоответчике для своей соседки по общежитию. Просила прикрыть на последней паре, сказала, что срочно едет проведать заболевшую тетушку и вернется утром во вторник, ко второй лекции. Передавала привет своему дружку.Как выяснилось, она врала, причем нагло. Тетушки ни больной, ни здоровой у погибшей не оказалось. Но прослушав пленку, аналитики пришли к выводу, что жертва говорила без принуждения, не по бумажке. Да и вряд ли недавняя школьница была такой уж хорошей актрисой, чтобы так играть голосом.

Выходило, девушка лгала добровольно, по просьбе убийцы или же ради него самого, из чего следовало, что он заранее познакомился со своей жертвой. Значит, пришли они к выводу, он хорош собой, довольно молод и бесспорно обладает неотразимым обаянием. Располагающий к себе, тот тип мужчин, что всегда вызывает у слабого пола доверие и интерес. Не зря же, чтобы сбежать с ним, девушка прибегла к подобной хитрости.

Он сам зашел за результатами вскрытия. Жуя сэндвич с индейкой, патологоанатом кивнул головой в знак приветствия. Давно привыкший к цинизму тех, кто каждый день препарирует трупы, Питер поторопил его взглядом. Тот полистал отчет.

– Вскрытие прошло успешно. Причина смерти – отсутствие крови в теле жертвы. Практически выпита досуха!

– Ты еще скажи, что к нам в Штаты – по туристической визе, из-за моря, явился граф Дракула! Собственной персоной! – недоверчиво хмыкнул Питер.

– Что граф, не скажу! Дипломированный врач – точно! Хирург и, скорее всего… пластический… Глянь-ка сюда!

Патологоанатом показал ему аккуратные надрезы от углов рта, зашитые такими же аккуратными стежками. Именно они сохранили на мертвом, утратившем мимику, лице ту печальную улыбку смерти. Но сейчас, без грима и помады лицо девушки будто насмехалось над ними и выглядело это омерзительно. Почему-то кольнула неприятная, задевающая самолюбие мысль, что убийца насмехается именно над ним.

– Следов от укуса на шее не ищи… – неправильно истолковав его взгляд, заметил патологоанатом, вновь берясь за недоеденный сэндвич. – Забор крови был произведен хирургическим путем. Жертве отворили вены, как это делали средневековые эскулапы.

Посмотрев на рассеченные скальпелем вены на запястьях, Питер нахмурился в предчувствии дальнейших сюрпризов.

– А что насчет остального? – резко бросил он.

– Следов спермы не обнаружено. Осторожный гад, пользуется презервативами!

Питеру послышались нотки восхищения в голосе патологоанатома.

– А в остальном… знаешь, тут я в легком сомнении… – продолжая жевать, тот снова полистал свои бумаги. – Если судить по состоянию тканей половых органов и ануса… жертва подверглась неоднократному, жесткому насилию. Но если брать в расчет количество выделений внутренней секреции, то можно сказать, что перед смертью она испытала самый бурный оргазм в своей жизни… Короче, не отсутствуй кровь… я бы решил, что нашу подопечную просто затрахали до смерти! – цинично закончил он свой монолог, дожевав сэндвич.

– Наркотики? – уточнил Питер.

– Нет, наркоты в тканях я не обнаружил.

– Тогда, что?!

Бросив обертку от сэндвича в урну, тот глянул на Питера.

– Избыток адреналина, сахар чуть выше нормы, ну и наличие эндорфинов, а так все в норме… Жертва при жизни на здоровье не жаловалась! Да, волосы ей, похоже, обкорнали садовыми ножницами. Может, твой «клиент» помимо всего фетишист и взял их себе на память? – высказал он предположение.

Действительно, на всех фотографиях у девушки были длинные и густые каштановые волосы. А теперь, с челкой, неровно обрезанные под горшок, они больше соответствовали шутовскому колпаку. «Прическа королевских шутов…» – вспомнились Питеру виденные им когда-то гравюры в Национальном музее.

Начальство пока не решило, убийство в университетском городке их профиль или нет, но дело осталось на столе у Питера. Чутье подсказывало ему, что это лишь начало продолжительного знакомства с серийным убийцей. Приятная дрожь охотничьего азарта взявшей след гончей заставила металлом сверкнуть глаза.

Чутье его не обмануло. Вторая жертва не заставила себя долго ждать. Вызванная к месту преступления настоятелем церкви Святого Франциска Ассизского полиция решила, что столкнулась с устроенным в храме актом вандализма. Услышав в новостях негодующий репортаж вездесущих репортеров, он сразу понял, что это новая «работа» его убийцы. И отдел тут же наложил на расследование дела свою лапу.

Стоило переступить порог церкви, как в глаза бросалась театральность этой мини-постановки. Пустой храм, и в центре круга из горящих свечей – убитая девушка, сидящая на высоком стуле. На этот раз блондинка, в белых с золотым шитьем одеждах священнослужителя, в епископской митре, с посохом в одной руке и четками в другой. На лице белым гримом нарисована маска Удрученности.

Одежды архиепископа Йоркского и стул с резной спинкой, как быстро выяснили ребята, были украдены из реквизита одной английской труппы, гастролирующей по Штатам с пьесой Шекспира «Ричард Третий». Но почему-то это уже не удивляло. К волосам жертвы убийца тоже приложил руку с ножницами. Длинные светлые пряди, разделенные прямым пробором, с одной стороны были острижены коротко, по-мужски.

Значение этого стало понятно лишь при вскрытии, на котором Питер присутствовал лично, от начала до конца. Жестоко изнасилованная, «выпитая досуха» жертва все же немного отличалась от предыдущей: у нее отсутствовала молочная железа с той стороны, где на голове были острижены волосы. Естественно, задавать вопросы об анестезии, установив, что операция по удалению груди проводилась, когда жертва была еще жива, никто не решился. А осмыслить, что хотел сказать им убийца – что в женщине заключен мужчина или что в каждом мужчине присутствует женское начало, Питер не успел. На радостный возглас патологоанатома, зацепившего что-то пинцетом, отреагировал довольно враждебно.

– Что там? – спросил резко, уставившись на пинцет в его руке.

Тот осторожно положил в прозрачный пакетик улику и протянул ему. Забрав пакетик с единственным седым волоском, найденным на теле жертвы, оставив врача составлять отчет о вскрытии, Питер отправился в лабораторию. Здороваясь с теми, с кем еще не виделся, шел размеренно, по-взрослому, а самому хотелось мальчишкой нестись по коридору.

В лаборатории хозяин пробирок и микроскопов со степенью по молекулярной биохимии от одного взгляда Маккуина вытянулся по струнке. Получив улику, тут же занялся исследованиями. Колдуя у микроскопа, бормотал себе под нос:

– Какая прелесть, волосяная фолликула… Чудесно, чудесно…

А он ждал результата среди стерильной чистоты, мучаясь догадками и желанием закурить. Как оказалось, волос не был седым и человеческим тоже не был.

– Не человеческий? – переспросил Питер, он был уверен в обратном.

– Да, волосок принадлежит канис фамилиарис! Кобелю! Животное молодое, сильное, здоровое! Редкого серебристо-серого окраса. С примесью волчьей крови. Метис. Полукровка! – отрапортовал хозяин спектрометров, чему-то радостно улыбаясь.

– Понятно! – протянул Питер, глянув на него, как на личного врага. – Интересно, а над животными… этот живодер издевается? – вчитываясь в результаты анализа, спросил он уже на выходе.Из всех животных общавшийся только с лабораторными крысами доцент молекулярной биохимии посмотрел ему в спину немного странным взглядом.

Собрав ребят в своем кабинете на внутреннюю летучку, прислушиваясь краем уха к негромким разговорам собравшихся, Питер мысленно анализировал имеющиеся факты, не замечая, что барабанит пальцами по столу. Где-то внутри, на уровне подсознания, тревожно мигала красная лампочка. Он что-то просмотрел, что-то упустил, но никак не удавалось ухватиться за все время ускользающий от внимания кончик нити, чтобы распутать весь этот клубок загадок и предположений.

Первая жертва – студентка, недавняя школьница, глупышка, не знающая жизни. Вторая, наоборот, самостоятельная, вступившая во взрослую жизнь хозяйка антикварного магазинчика на Манхеттене, доставшегося ей вместе с домом от родной тетки. Питер мысленно хмыкнул. У этой тетушка была. Девушек ничего не связывало между собой, кроме насильственной, эффектно обставленной смерти. По какому критерию, руководствуясь каким принципом убийца выбирает свои жертвы? Если принимать во внимание, что он заранее вступал с ними в контакт, – выбор явно не был случайным. Как ему удается обходить все препятствия и оставаться невидимкой? Время… на создание таких «художеств» нужно время! Почему же никто ничего не замечает? Откуда он тащит трупы? Не на месте же убивает!

– Шеф, что там насчет улики? Вы уже получили результаты?!

Услышав требовательные нотки в голосе Шеннон, Питер оторвался от своих размышлений. Пожалуй, его заявление, что убийца трепетно относится к домашним питомцам и, возможно, выгуливает по утрам здоровую псину с примесью волчьей крови, присутствующих слегка удивило.

– Прямо как нацисты в концлагерях! Те тоже собак любили, а людей вагонами отправляли в крематорий! – уходя от темы, высказался кто-то из ребят.

Хлопком ладони по столу Питер призвал подчиненных к вниманию.

– Хорошо, об ужасах прошлых войн поговорим как-нибудь в другой раз, а сейчас давайте послушаем, что все думают о нашем убийце!Маккуин был сторонником коллективного мышления.