BRONZA

С нарастающим интересом Оуэн (да и не только он) разглядывал обнаженную фигуру юноши. Тот был хорошо сложен, обещая со временем вырасти в красивого мужчину, если доживет, конечно…

Под обстрелом бесцеремонно оценивающих его взглядов юный шляхтич достойно скрывал свой страх. Не делал ни одного лишнего движения и не прикрывался руками, но не потому, что был так бесстыден, – просто интуитивно чувствовал, что делать этого не следует. А самое главное – молчал. Это было умное поведение. Молчание пока уравнивало его с остальными. Голос бы выдал с головой, сразу превращая его в жертву.

«Умничка… только мяукнешь что-нибудь жалобное, и это зверье тут же порвет тебя на части!» – прислушиваясь к участившемуся биению напуганного сердца, мысленно похвалил паренька Оуэн, тот нравился ему все больше. Заинтригованный, он ждал дальнейшего развития событий.

По желанию следующего обладателя фанта юношу заставили забраться на стол и принять откровенно унизительную позу. Это племянник Вебера заказал для себя «поросенка на блюде». Тяжело опираясь на кий и вроде бы совсем не обращавший внимания на то, что происходит, увидев в руках племянника ремень, Вайсманн неожиданно взревел, отшвырнул кий в сторону и шагнул вперед.

– А это видел? – он сунул под нос племяннику барона кулак, недвусмысленно сложенный фигой. – Заведи своего и лупи себе, сколько влезет! – выхватывая из его рук ремень, пообещал: – Пусть он только пикнет от боли, и я сверну тебе шею! Понял, щенок прыщавый?

– Рискни здоровьем!

В серо-зеленых глазах молодого человека мелькнул злобный огонек. Он только что занес напиравшего на него сверху рыжего борова в список своих заклятых врагов.

Ссора из-за неполноценного, какого-то там славянского отродья позабавила остальных. Адреналина прибавилось. Ждали, чем все закончится.

– В чем дело, дружище? – к ним миротворцем подошел Людвиг. – Мальчик всего лишь хотел немного расшевелить твою зверушку…

– Знаю я твоего «мальчика», ему только дай, потом не остановишь! – рявкнул Вайсманн, грубо прерывая говорившего. – Я против экзекуций!

Остальные понимающе переглянулись.

Племянник Вебера, симпатичный молодой человек с милой россыпью веснушек на носу и обманчиво беззащитным, из-за близорукости, взглядом, был изощренным садистом. И работал в контрразведке дознавателем не по долгу службы, а по призванию. У него на допросах никто не запирался.

Барон растолкал противников в разные стороны.

– Да ладно тебе, Ральф, не кипятись! Подумаешь, шлепнули бы разок… – сказал он, уводя взбешенного приятеля подальше от своего племянника. – Смотри, зверушку твою никто еще пальцем не тронул, а он уже как неживой! Вот, даже в рот пока ничего не засунули, только яблоко!

Людвиг за волосы приподнял пареньку голову: у того в лице ни кровинки, глаза плотно зажмурены, по подбородку стекает слюна. Барон брезгливо разжал пальцы и повернулся к приятелю.

– Интересно, что у тебя в штанах такого «страшного», раз мальчишка так напуган? Может, и нам покажешь… и мы тоже… все дружно… попугаемся!

– Да нет у меня ничего в штанах… – пьяно отмахнулся от его слов Вайсманн, тут же спохватившись, что сморозил глупость. Но слово, как известно, не воробей…

Раздавшийся следом смех разрядил напряженность обстановки. На Ральфа со всех сторон градом посыпались соленые едкие шуточки по поводу незначительных размеров его мужского достоинства. Оставалось только невнятно огрызаться. От всей души насладившись травлей, барон взмахнул руками, как дирижер палочкой:

– Достаточно! Друзья, достаточно! Вы совсем загрызли беднягу! – изобразил он сочувствие. – Давайте продолжим нашу игру!

Подошел к «жареному поросенку», выдернул яблоко изо рта, довольно ощутимо шлепнув по голой, выставленной на всеобщее обозрение заднице, приказал пареньку слезть со стола. Вытирая слюну, тот медленно спустил ноги вниз, неуверенный, что все закончилось.

«А может, это любовь? – Оуэн смотрел на Вайсманна так, словно видел впервые. – Не может быть… неужели даже этот кусок свинины способен что-то чувствовать?» Он был удивлен. Людвиг, будто прочитавший его мысли, задал приятелю тот же вопрос.

– Неужели сопляк… этот недочеловек, смог втереться к тебе в доверие настолько, чтобы растопить твое суровое нордическое сердце? Может, ты даже сочувствуешь ему? Или того хуже… влюблен в него?!

О, это был опасный вопрос. Вайсманн мгновенно протрезвел. Ему ли было не знать, как мало надо в этой стране, чтобы потерять все. Рука дрогнула. Очередной шар, стукнувшись о бортик, откатился на середину. С довольной усмешкой достав из пепельницы серебряный, с дубовыми листьями крест, Людвиг протянул его юному шляхтичу.

– Иди, тебя ждет долгий французский поцелуй! – сказал он, слегка подтолкнув медлившего паренька в сторону дивана.

Оуэн по-прежнему сидел там.

– Я не умею… – отчего-то сильно смутившись, оглянулся на барона паренек.

За все время он впервые что-то произнес и остальные, как по свистку, насторожились на звук его голоса. Изумление Людвига было вполне искренним.

– Ты что-то сказал? – спросил он.

– Я не умею! – более твердо ответил юный шляхтич.

«Кажется, мальчуган намерен постоять за себя… Какой отважный… Злить моего кузена я бы не советовал…» – в глазах Оуэна заискрились смешинки. Ему вдруг пришла в голову одна совершено определенная мысль. А барон, в котором уже не осталось ни капли добродушия, со словами «вот и научишься» схватил парня за локоть и швырнул на пол к дивану, ему под ноги.

Наклонившись вперед, Оуэн с любопытством заглянул в побледневшее лицо, но вместо страха увидел на нем лишь выражение оскорбленного самолюбия. «А ты презабавный… – подумал он с каким-то непривычным для себя сожалением. – Я с удовольствием поиграл бы с тобой подольше… Мы могли бы вместе узнать пределы твоему бесстрашию и цену твоей гордости… Но, увы… тебе предстоит умереть…»

– Шевелись!

Подстегнутый окриком не на шутку разозлившегося Людвига, паренек на коленях неловко потянулся к галифе Оуэна, но тот не позволил ему прикоснуться к себе. Отпихнул носком сапога и встал. Обрывая веселье в самом начале, приказал:

– Иди оденься!

Дважды просить паренька не пришлось, оделся тот намного быстрей, чем раздевался. Послышались возгласы разочарования, но чье-либо мнение, а тем более желания Оуэна волновали мало. Он уже решил для себя, что тело этого мальчика, еще минуту назад жавшееся к его ногам, станет прекрасным сосудом для души Марка. Осталось самое трудное. Уговорить брата, упрямого, как два десятка ослов, переселиться. Повернувшись к Ральфу, не удостоив того даже презрительного взгляда, сказал:

– Ты пьян! Тебе не мешало бы проспаться!

И сразу же стало ясно, кто тут настоящий хозяин.

Вайсманн заторопился домой, стал прощаться. Разочарованные, игроки вернулись за покерный стол. Остальные собрались у бара. Гостей никто не провожал. Уже в дверях юный шляхтич обернулся и вежливо со всеми попрощался. Взглядом, как равный равного, он поблагодарил Оуэна за свое спасение. Тот весело воскликнул:

– Нет, мне нравится этот парень!

Его заразительный смех вернул остальным хорошее настроение. Довольный, что смог угодить другу, Людвиг взял на себя обязанности бармена. Продолжая смешивать коктейли, заметил как бы между прочим:

– Друзья мои, приношу свои извинения за нашего друга Ральфа. Кажется, кое-кто нас неправильно понял. Мы ведь не собирались обижать его зверушку… правда?! – он посмотрел на племянника, – Ну, если только чуть-чуть…

Присутствующие с особым вниманием уставились на барона. Стало слышно потрескивание поленьев в камине.

А тот продолжил:

– Как все уже успели заметить, Ральф безнадежно ослеп, влюбившись в этого сопляка! Но ничего, мы поможем ему прозреть, верно! Мы не бросим товарища в беде. Если понадобится – купим очки! Непременно!

Это означало лишь одно, что с этой минуты Ральф Вайсманн для хозяина клуба – персона нон грата и дни его членства в «Эдельвейсе» сочтены.

Все понимающе захмыкали.

– Друзья! Друзья мои, не расслабляйтесь! – продолжая дирижировать ситуацией, взмахнул руками Людвиг, закончив готовить коктейли. – Игра в фанты была лишь небольшой увертюрой! Настоящий праздник только начинается! Прошу всех спуститься этажом ниже. Там нас ждут зверушки на любой вкус, на все согласные! И, что удивительно… – он цинично усмехнулся, – эти уже никуда не торопятся!Заключительные слова барона были встречены с большим энтузиазмом. Один за другим остальные стали спускаться вниз, в расположенный под домом когда-то винный погреб.

Оуэн направился к телефону, он собрался покинуть клуб. Надевая плащ, глянул на Людвига. У того в глазах был какой-то вопрос. Он кивнул. Но барон не стал спрашивать, почему друг уезжает.

– Я хотел бы познакомиться с ним… мне не нравится, что он огорчает тебя, Генрих! Может, если бы я поговорил с ним, объяснил ему… Тебе не пришлось бы грустить из-за него!

Оуэн в ответ смешливо хмыкнул.

– Виго, ты идиот! Он же святоша, как я могу познакомить вас?

Людвиг не понял.

– Монашек… что ли? – переспросил он.

Дружески толкнув его в плечо, Оуэн обнял барона.

– Святоша, понимаешь! Пять минут общения с ним, и ты озвереешь. Тебе захочется задушить его голыми руками!

Оба расхохотались.

– Ты не поверишь… Это маленькое чудовище выжило из дома не только меня одного. Мальчики тоже сбежали в Берлин, сторожат отчий дом и в Обитель ни ногой!Разговаривая, они дошли до дверей. Людвиг вышел проводить друга до машины. Они обнялись. Открыв дверцу, Оуэн внимательно, более того, задумчиво посмотрел на кузена. «Mein Liebe» – организация барона, такая же тайная, как и клуб, последние полгода наводила «мосты» в Центральную Америку и Африку. Капитал, недвижимость и другие ценности Германии незаметно превращались в слитки золота и алмазы, чтобы, исчезнув здесь, объявиться в каком-нибудь хранилище в банках Эквадора или ЮАР. Фальшивые имена, фальшивые документы, фальшивые компании – готовился «плацдарм» для отправки отборных частей эсэсовских штурмовиков. Задачей организации было спасти сокровище нации – генофонд истинных арийцев.

Садясь в машину, Оуэн заметил на прощание:

– А ты знаешь, как мне сейчас нужна твоя светлая голова и твое здравомыслие. Вокруг и так достаточно параноиков! Но обещаю, когда мы уберемся из этой больной страны, я обязательно познакомлю вас. В настоящее время терпения на него хватает только у Оливера.

Хлопнула дверца, взревел мотор. Людвиг постоял немного, подождал, пока рванувший с места автомобиль не скроется за углом. Почему-то он не поверил обещаниям друга. С Генрихом что-то происходило в последнее время. Он изменился, весь светился изнутри и вместе с тем был каким-то отчужденным, словно закован в ледяные доспехи. Нездешний. Не из этого мира. Звериное чутье подсказывало барону, что друг собрался в путешествие, в которое его, Людвига, с собой не позовет…

Вернувшись обратно в дом, стряхивая перед зеркалом запутавшиеся в волосах снежинки, барон Вебер впервые задумался о том, что его жизнь, да и любая другая человеческая жизнь – до абсурда коротка.

26 глава

Марк лежал в темноте с открытыми глазами, проснувшись задолго до того момента, когда, постучавшись, войдет дворецкий и скажет, что пора завтракать или что-то в этом роде. А все так хорошо начиналось.

Обнаружив, что Ивама, этот домашний деспот, наконец-то свалил куда-то, оставив его в покое, он даже обрадовался. Ни тебе тотального надзора, ни приказов «здесь не стой, туда не ходи», никаких коварных улыбочек и бессовестно тискающих тебя рук.

На известие Оливера, что его добрый господин уехал в Берлин по делам на несколько дней, презрительно фыркнул. «Ага, соскучился без своего распрекрасного “Ганса и Гретель”… побежал заниматься всякими гадостями! – ему вспомнилось смазливое лицо молодого немца, его ревниво-секущий, неприязненный взгляд. – Как он может заниматься «этим», б-рр… он же парень?!»

Первым делом, что Марк сделал, оставшись в гордом одиночестве, – отправился снимать ту жуткую, висевшую над камином картину. Снять не удалось. Проще оказалось вырезать ее из рамы. Оливер схватился за сердце, застав его за этим занятием. Между ними произошла бурная и не последняя ссора.

– Боже мой, что вы натворили! Бесценное полотно великого голландца! Да эрцгерцогиня в гробу перевернется! – воскликнул дворецкий, повысив голос на пару октав.

– Подумаешь, голландец! Да хоть японец! Рисовать бы научился сначала! – пожал плечами Марк.

Забравшись на каминную полку, отсюда он смотрел на Оливера сверху вниз, ощущая себя очень даже на высоте. Но тут ему пришлось убедиться, что невозмутимость – не единственное выражение на лице дворецкого.

– Сию же минуту слезайте оттуда и марш к себе! И не сметь выходить из своей комнаты! Вы наказаны, юноша! Серьезно наказаны!

Спрыгнув на пол, Марк с опаской протянул слуге изрезанный холст и, стараясь не поворачиваться к нему спиной, мало ли что, обошел дворецкого по кругу. Старикан выглядел уж больно грозным.

Несколько дней в мелких стычках и ссорах между ними прошли, наступили следующие «несколько дней», а Ивама все не возвращался, и постепенно радость от его отсутствия увяла как-то сама собой. Никто больше не тормошил его по утрам, чтобы разбудить. Никто не смотрел насмешливо и не говорил, какой он глупый, снисходительно растягивая слова. Он стал плохо спать, часто просыпался среди ночи и долго ворочался, то подушка казалась неудобной, то одеяло слишком жарким.

Перестал ссориться и пререкаться с Оливером и теперь почти не покидал своей комнаты. Часами сидел на подоконнике, смотрел на занесенные снегом деревья за окном, почему-то уверенный, что это каким-то образом поможет автомобилю Оуэна появиться. Но вокруг по-прежнему расстилалось нетронутое никем белое безмолвие. Не было слышно даже обычного вороньего карканья…

Повернувшись на другой бок, Марк обхватил руками подушку, вздохнул тоскливо. «Хочу его видеть… Нет, не хочу его видеть… – он крепко зажмурился, но все равно не помогло, ресницы успели промокнуть от набежавших слез. – А вот и неправда… Ничего я не скучаю, понятно? Я его ненавижу! Ненавижу! И убью! Вот пусть только попробует вернуться…»

В дверь постучались, голос человека, принесшего благую весть, доложил, что кушать подано. Это был всего лишь Оливер.

– Я сплю! – буркнул Марк, повернувшись к слуге спиной. Разочарованный.

– В таком случае, не смею беспокоить! – дворецкий удалился вместе с подносом.

«Вот и убирайтесь… все! Никого не хочу видеть!» – Марк зарылся лицом в подушку. Но дворецкий вернулся минут через двадцать. Вошел без стука. Поставил поднос на кровать, раздвинул шторы и открыл окно.

– Эй, ты чего это надумал?! – выбрался Марк из-под одеяла.

– Вы несколько дней не выходите из своей комнаты, юноша. Здесь спертый воздух. Думаю, в проветривании помещения возникла безотлагательная потребность!

Рукой в белой перчатке дворецкий помахал у себя перед носом и поморщился.

– А я сплю! Разве не ясно? – сердито уставился на него Марк.

– Отлично, продолжайте спать, – согласился с ним Оливер, ставя поднос с едой Марку на колени.

Запах горячего какао приятно защекотал ноздри, в животе сразу заурчало.

– Оли, тебе кто-нибудь говорил, какой ты вредный? – он воткнул ложку в творожную запеканку, щедро политую вишневым сиропом.

– Нет…

– Офень заль… – произнес Марк с набитым ртом. – Люди, мозе бызь, не хотят нифьего… Мозе, они не в настроении, а ты прифтаешь тут со сфоей едой…

– Господин не приказывал мне морить вас голодом! – ответил Оливер.Вяло улыбнувшись его словам, Марк подумал, что старикан по-своему старается немного приободрить его. Но дворецкий и не думал шутить. Заглянув в спальню перед самым обедом, он нашел Марка крепко спящим и не стал будить. Так что обед тот все-таки проспал.

Проснувшись к вечеру от настойчивого стука в дверь и проснувшись не в духе, прячась под одеялом, от ужина Марк тоже вознамерился отказаться.

– Вместо того чтобы приставать ко мне со своим занудством, сгонял бы лучше до Берлина… проверил, куда это черти унесли твоего драгоценного хозяина. А на обратном пути захватил бы блокнот и ручку…

На вопрос дворецкого, зачем ему ручка и блокнот, проворчал:

– Не понятно, разве? Засяду мемуары писать!

– Достойное занятие, – заметил Оливер. – Но я желал бы уточнить, – обратился дворецкий к выглядывающей из-под одеяла взлохмаченной макушке, – вы продолжите «спать», юноша, или мне поставить прибор внизу? Господин сегодня ужинают дома. Они звонили-с… – с какой-то старомодностью доложился слуга.

Одеяло на кровати пришло в движение.

– Звонил, да? Когда?

– Сорок две минуты тому назад, – кашлянув, ответил дворецкий.

Он ждал, что сейчас Марк радостным чертиком из табакерки выскочит из-под одеяла, но услышал лишь глухое: «Да мне-то что…»

«Разумеется…» – пожал плечами Оливер. Уже в дверях снова спросил:

– Так мне принести вам ужин сюда или поставить прибор внизу?– Внизу! – буркнуло одеяло.

Дворецкий успел открыть дверь в тот самый момент, когда его господин уже собрался постучать медным кольцом, торчащим из свирепо оскаленной волчьей пасти. Дверной молоток как нельзя лучше вписывался в пугающую угрюмость особняка.

– Как там наш пленник, Оли? Не загрыз тебя, пока меня не было?! – прямо с порога весело спросил Оуэн.

– Нет, юноша старался вести себя прилично, – ответил слуга, принимая у хозяина плащ и фуражку, куда тот небрежно бросил перчатки.

Оуэн покосился на дворецкого.

– Что он натворил? Рассказывай, Оли, не стесняйся!

Выслушав сухой доклад слуги, спросил:

– Где он? В спальне?

– Узнав, что вы сегодня ужинаете дома, юноша изволил спуститься вниз. Он ждет вас в столовой.

– Ждет?

Кажется, ответ слуги слегка удивил Оуэна; он постоял немного, словно бы прислушиваясь к чему-то, потом стал подниматься наверх.

– Что ж, пусть потомится немного… Пойду переоденусь и приму душ с дороги…Вышагивая аистом, дворецкий следом понес убирать вещи господина в шкаф.

«Ну и куда подевалась эта сволочь? Сколько можно переодеваться… Он что, решил перемерить весь свой гардероб?!» Марк уже полчаса сидел за столом, выписывая ручкой ножа замысловатые фигуры на скатерти. Выдерживая характер, никаких вопросов дворецкому больше не задавал. Оливер как раз заканчивал последние приготовления к ужину. Впрочем, характера надолго не хватило. Он уже было открыл рот, но тут раздались быстрые шаги, распахнулась дверь. Радостно встрепенувшись, Марк оглянулся, но, увидев вошедшего Оуэна, излучающего самодовольство, тут же нахмурился. «Наконец-то явился, не запылился…»

– Скучал по мне?

Вопрос Оуэна прозвучал скорее утверждением.

– С чего бы это… – схватившись за столовые приборы, Марк зачем-то придвинул к себе пустую тарелку.

– Скучал! Скучал! – весело подначил его Оуэн, сел на свое место, встряхнул салфеткой. Дворецкий наполнил бокал хозяина вином.

– Вот еще глупости! – мрачно отрезал Марк.Ужин прошел в полном молчании. Оуэн специально не обращал на брата внимания, спокойно ужинал, отдавая должное отличной итальянской кухне, и чему-то загадочно улыбался. Продолжавший дуться, Марк неряшливо ковырялся вилкой в еде, назло всем громко чавкал и успокоился только при виде десерта.