Будешь моей женой. Снова

— Хорошо, — смотрела в окно.

— Мы пробили по всем каналам — это реально случайное ДТП.

Я медленно повернула голову, находя его глаза в зеркале заднего вида. А что, были иные предположения?!

— Хорошо, — ответила заторможенно. Я лично кому мешала?!

— Завтра домой приедет физиотерапевт. Что-то там с дыхательной гимнастикой после перелома ребер.

— Хорошо, — произнесла в третий раз.

— Третье хорошо за две минуты… Ты обиделась, что ли? На что?

— Хорошо лучше, чем плохо, — посмотрела прямо в глаза и достала телефон. У меня столько дел накопилось в музыкальной школе и вопросов с департаментом образования, нужно решать. Я пока не готова обсуждать личные дела. В машине точно. А ведь их тоже накопилось … Бросила взгляд на спящую дочь, свесившую розовые щеки, — о ней в том числе.

Дома нас встречал штат прислуги, и на этот раз мой приезд выглядел совершенно иным: прием теплый, буквально со слезами на глазах. Алла Григорьевна кудахтала вокруг, вздыхала, глядя на руку, да и двигалась я еще без привычной грации: весь корпус за тейпирован.

— Нужно покушать, Ярина Дмитриевна, — в десятый раз предложила экономка. — Все готово уже. Стол накрыт. В малой столовой, как вы любите.

— Улечке спать пора, — это уже няня.

— Она выспалась в машине, — Свят не торопился отдавать дочь, а она обожала быть королевой на ручках. Так и до избалованности недалеко.

— Маргарита Петровна, переоденьте Улю и приведите в столовую. Мы вместе пообедаем. Спать она сегодня уже не будет, — велела я.

Поднявшись к себе, хотела переодеться и умыться. Как же хочется в ванной полежать! Ну или хотя бы под душ. Да и раздеваться одной рукой неудобно, хорошо, что правая в деле, иначе…

— Помочь? — услышала вкрадчивое сзади.

— Нет, — я даже не обернулась, продолжая сражаться с молнией на платье. В больнице помогла медсестра, а самой не так уж просто. С жакетом было полегче.

Теплые пальцы пробежались по пылающей коже, легкий писк бегунка — и платье упало к моим ногам, оставляя в одном белье.

— Свят… — в голосе предупреждение. Мы не муж и жена в классическом понимании, между нами ничего не изменилось. Сложно лгать себе и мысленно уверять, что я абсолютно ничего не чувствовала, что мне плевать на его близость. Что забота, которую проявлял обо мне и дочери, совсем не трогала. Что дрожь в коленках исключительно от прохлады в комнате. Я долго была только его и женщиной другого мужчины так и не стала. Мое тело помнило. Мужа помнило. Но… Оно помнило слишком много и слишком хорошо: эти руки, эти губы, эта сила могли быть разрушительно жестоки. Святослав просил прощения, искренне, по-настоящему. И я простила. Но возврата в прошлое не будет. Я теперь смотрела исключительно в будущее. Какое? Посмотрим.

Нагорный провел пальцами по тейпам, с огромнейшей нежностью и величайшей осторожностью. Я продолжала расслабленно стоять, но это только внешне. Неосознанно проверяла его: сможет ли остановиться? Не обидеть ли? Не причинит ли боли? Ведь обещал, что никогда.

— Моя малышка, — погладил спину. — Очень болит? — тут же набросил на плечи халат, приготовленный и лежавший на кровати. — Прохладно здесь, — приобнял сзади.

— Еще болит… — и сама толком не знала, о чем именно говорила. На какой вопрос ответила: тот, что на поверхности, или глубинный?

— Этот Захар для тебя что-то значит? — не зря ощущала в нем скрытое напряжение.

— Очередной мой любовник, — ответила иронично.

— Перестань, Яри, — сжал мои плечи.

— Разве ты не так решил?

— Нет, не так. Я просто ревную свою восхитительную красавицу заразу жену к каждому столбу. Я чертов одержимый!

Я ничего не ответила. Да, Святослав Нагорный — чертов одержимый. Ни убавить, ни прибавить.

— Ярина, — повернул меня к себе, — ты ничего не хочешь мне сказать? — гипнотизировал взглядом, вытягивая ответ.

— А ты мне?

Пусть начинает. Да, я немного трусиха.

— Хочу, — дртронулся до волос. — Но не сейчас. Выздоравливай, Джульетта, — легко коснулся губами ладони в непривычном куртуазном поцелуе.

Следующие три недели я активно проходила реабилитацию, возвращая подвижность руке и разрабатывая корпус. Пока лежала в больнице, не ощущала упадка сил, проблем с дыханием, распирания в груди, но оказалось, после аварии простые вроде бы действия вызывали отдышку. Физиотерапия очень помогла.

В музыкальной школе была Катя, и она отлично справлялась. Думаю, в скором времени передать ей полномочия решать все административные вопросы. Но по инструментам я скучала, да. Наверное, поэтому села за фортепиано одним из вечеров: и для души, и для пальцев.

Свят бесшумно прошел в гостиную и опустился на диван так, чтобы видеть меня. Я играла, не смущенная его присутствием, а он слушал, будто бы ничего не изменилось: после ужина я всегда музицировала для нас, а потом мы занимались любовью, иногда на самом инструменте.

— Почему ты не сказала тогда правду? — услышала негромкое даже через Лунную сонату Бетховена. Я сразу поняла, к кому относился вопрос.

— Не хотела, чтобы ты мне сделал аборт, — ответила, продолжая играть, выходя на концовку.

— Я не сделал бы этого. Это тупая агрессия. Бессильная ярость…

Я резко зафальшивила и громко захлопнула клап, горько усмехаясь.

— Я понимаю, Яри, что это звучит как жалкое оправдание, но утром я понял, насколько был… — отвел глаза, со скрипом сжимая челюсти. — Непозволительно жесток. Сначала обман в твоей школе, потом эти фотографии с Артуром. Мне снесло крышу. Я думал, что ты никогда не любила меня. Хрен бы с деньгами, это было бы почти неважно, если бы ты любила, но все указывало на обратное. Сначала намеками, а потом увидел снимки из отеля…

— Я не буду оправдываться, Свят. Ты осудил меня без права на последнее слово. Я отбыла свой срок и никому ничего не должна.

— Я знаю, Яри. Знаю. Я очень жалею, но не могу повернуть время вспять. Нас намеренно хотели разлучить. Знали, на что давить. Про махинации все вскрылось намного раньше, но я готов был простить это. Видимо, тогда эта свора решила ударить в мое самое уязвимое место… В любовь к тебе, — закончил тихо.

— У них получилось, — грустно перевела взгляд на декабрьскую ночь. Снег пошел, а дома тепло, только это относилось исключительно к физическому состоянию. Разговор возвращал нас в застарелую боль. Да, именно боль. Столько предательства и человеческой подлости невозможно забыть окончательно. Они ведь были самыми родными и близкими.

— Что мне сделать, Яри? — Свят поднялся и подошел ко мне, но напирать не стал, устраиваясь в моих ногах. Мужчина, который всегда был на вершине, слишком часто в последнее время гнул спину у подножия.

— Я не знаю. Ты хотел признать Ульяну. Я не могу запретить тебе.

— Я не об этом сейчас, — коснулся моих рук. — Наша девочка прекрасна. Такая же светлая, как и ты. Ее невозможно не любить. Исключительно моя вина, что потерял время и лишил себя сокровенных моментов близости с тобой. И еще большая вина, что оставил одну… Цветочек, тепличная роза, принцесса, маленькая Джульетта оказалась сильнее нас всех. Ты все тот же свет, Ярина. Ты победила в этой войне всех нас. Ты лучше нас всех.