Будешь моей

– Не папкай мне здесь, – резко ответил Олег, одёрнул себя. На дочку-то за что крыситься? Верно у классика говорится: «Пришла пора – она влюбилась». – Во сколько придёшь?

– В девять.

– В восемь, – отрезал Олег и шагнул за калитку.

Во дворе дома царила суматоха. Виновницы торжества сидели бок о бок на качелях, увлечённо шептались. Недалеко стояли женихи, говорили со степенно вещавшим Фёдором. Рядом Лёшка с двумя своими малыми – первыми правнуками Калугиных старших, тут же крутилась малышня от младенчества до подросткового возраста.

Все перемешались, сгрудились, кто-то болтал, кто-то молчал, кто-то вопил, требуя своё, кто-то заливисто хохотал, на кого-то родители ругались, получая в свою очередь отповедь от грозного генерала.

Это на своих детей он орёт, не стесняется, может за уши оттаскать, не глядя на возраст и регалии. Внуки же сплошь одуванчики полевые, лекарственные, на них только через раз дышать позволяется.

Из дома выкатился Финик, поковылял к хозяину, приветливо махая хвостом. Несколько лет назад семья Олега переехала в частный дом, меньше, чем родительский, скромнее, с приличным участком на радость садоводческим талантам Тины. У Финика появилось место для раздольной жизни, можно было оставлять парня дома, было кому покормить, с кем погулять, но в последнее время все члены семьи старались быть рядом, брали с собой пса при первой возможности.

Почти семь лет – весьма солидный возраст для американского булли, не глубокая старость, но отведённое время стремительно убегало…

– Здорово, – присел Олег, приветствую друга. – Не скажешь, где Тина?

Финик упёрся лбом в ладонь Олега, засопел довольно, боднул покатой головой, кивнул в сторону двери. Отправился к отцветающим хризантемам, чтобы развалиться там, предварительно окопавшись со всех сторон землёй.

– Понятно, – ответил Олег.

На шее тут же повис Матвей, за ним спешили остальные, радуясь новому человеку в окружении. Олег, к тому же, из командировки приехал, значит, будут не только гостинцы, но и рассказы.

Женская половина семьи толпилась на кухне, шла подготовка праздничного стола.

– Мам, где Тина? – нахмурился Олег, оглядывая невесток и племянниц.

Не понравилось отсутствие Маськи…

Поругались? Обиделась, уехала домой? Что произошло?

Первые годы они редко приезжали в дом Калугиных-старших. Отец не мог смириться с решением Олега, его выходкой. Рождение Матвея усугубило ситуацию, потому что Тина, как и обещала, наотрез отказалась крестить сына в их согласии… в любом на самом деле.

Она поддерживала желание Гели сохранить веру, с уважением относилась к верующим членам семьи Калугиных, но сына держала подальше от любой религии.

Лишь год назад она сменила гнев на милость, сказала, что подумает над этим, но ничего не обещает. В конце концов, вопрос этот был оговорён во время сватовства, значит, скреплён невидимой печатью.

Олегу, по настоянию Гели, пришлось на полном серьёзе озадачиться сватовством. Взять в напарники братьев, вслух, при свидетелях, обговаривать детали будущего брака с семьёй Тины.

Правда, из всего семейства Кушнарёвых ожидаемо присутствовала лишь одна вредная сорока, но в своё время насмотревшись на действия отца с матерью, она твёрдо гнула свою линию.

Задавала вопросы по существу, требовала ответов по будущему содержанию семьи, проживанию, рождению и крещению детей.

– Добром обговорить всё надо, – деловито заявила Геля, не обращая внимания на едва сдерживающего смех Игната и откровенно обалдевшего Николая.

Смех смехом, а обговаривать пришлось. Испугался, что Маська откажется, пойдёт на поводу у сестры.

На сватовстве решили, что работать Тина пойдёт, как только сможет, не хочет домохозяйкой быть, и специальность нравится. Что Олегу служба важна, бросать, несмотря на опасности, не собирается. В ответ будущая жена кивнула.

Финансовые вопросы взял на себя Олег. В случае сложных времён, от которых никто не застрахован, от помощи жены не отказывался, поэтому пусть уж Тина работает, опыта набирается. Потом на жалование фельдшера скорой помощи жировать будут, да.

Тогда же Тина твёрдо заявила, что никакого крещения не будет, чем изрядно покоробила не только отца, но и Игната с Николаем. Братья были далеки от религии, но основа основ в головы вшита намертво.

Отец бесился, вопил, как иерихонская труба, призывал Олега к ответу, тот либо молчал, либо огрызался. Переставал появляться на пороге родительского дома, пока в ход не шла материнская хитрость, ласка и вкрадчивые уговоры.

Тина отлично понимала свёкра, сочувствовала ему, считала его правым, но уступать не собиралась. Олег по умолчанию принимал сторону жены.

Снова подняли вопрос крещения Матвея? Учитывая, что приехала родня из Кандалов, для которых таинство не пустой звук, не просто дело принципа, а архиважная часть жизни земной и загробной, не удивительно.

– Спит, – ответила за мать Шура, показывая рукой на лестницу, ведущую на второй и третий этаж. – Я сделала то, что ты просил, Олег.

– Спасибо, ты лучшая! – засиял Олег.

Жена Игната известный ювелир, её мастерскую и личные коллекции отмечали профессиональными наградами, что на самом деле удивительно.

Шурочка родилась и выросла в небезызвестных Кандалах, получила скромное образование, и поначалу казалось, боится сказать «кыш» домашнему хомяку… Ещё бы, с таким-то папашей, с каким пришлось расти. Кушнарёв – безобидный червяк в сравнении с Ермолиным.

Перед командировкой Олег попросил Шуру изготовить комплект из серёг и кольца – подарок Маське на день рождения. Любила его Тина необычные украшения, радовали они её, а он и рад стараться, тем более – свой ювелир в семье имелся.

Олег быстро поднялся в нужную комнату. Никто не стал останавливать, женщины деликатно промолчали. Мужчины, сдерживая смешки, сделали вид, что не заметили.

Открыл дверь, окинул взглядом некогда свою комнату. Теперь здесь стояла двуспальная кровать, горшки с цветами на подоконнике, туалетный столик с зеркалом, висели какие-то картины, окна украшали портьеры в пол с подхватами в виде причудливых загогулин.

Хорошо, что Геле выделили отдельную комнату, а то бы пара скромных штанов Олега потерялась под спудом девчачьих шмоток и бесчисленной косметики.

Маська растянулась по центру кровати, завернувшись в одеяло, и сладко сопела, как-то даже неловко стало будить…

Впрочем, мгновенно верх одержали другие чувства, к неловкости не имеющие никакого отношения.

Снял джинсы вместе с трусами, носки, сдёрнул футболку, чтобы не терять время. Нырнул под одеяло, прижался к родному, любимому до белых мурашек в глазах, телу.