Будешь моей

Может, придержит её пыл муж…хотя, свежо придание, да верится с трудом.

Олег остановился у ворот в ожидании, когда те откроются. В это время распахнулась калитка, показалась Геля за руку с каким-то долговязым парнем, который хорошо бы смотрелся на дне ближайшей канавы. Связанный, с кляпом во рту, а лучше мёртвый.

За ручку он, сука, держится!

Парня он знал, внешне, во всяком случае. Мать вещала, что мальчик из исключительно хорошей семьи, сын богоподобного нейрохирурга, спасшего не одну детскую жизнь.

Светилы в своей области, надежды и опоры отечественной медицины, мужа прелестной жены, отца семейства, исключительно порядочного человека, Одина Леонида Борисовича.

Миша – говнюк этот малолетний, – тоже чистейшей прелести чистейший образец, не меньше.

Можно подумать, Олег не был в своё время сыном богоподобного специалиста, мужа и отца благородного семейства.

Знает он, какие мысли в восемнадцатилетней башке крутятся, и направлены они уж точно не на помощь в решении задач по микробиологии, как считали наивные родственнички.

В прошлом году Гелю перевели в школу с биологическим уклоном, решила поступать в мед, пойти по стопам сестры. Там и познакомилась с Мишей, он ей, видите ли, помогал. В завершение оказалось, что загородный дом его родителей в одном коттеджном посёлке с Калугиными-старшими стоит. В итоге Геля страшно возлюбила деда с бабушкой, почти переехала.

Миша в этом году поступил в институт. Олег надеялся, что парня след простынет, какой ему интерес обивать пороги ребёнка неполных шестнадцати лет, когда существуют первокурсницы?..

Но, скажите, пожалуйста, идёт, за руку держит, слюни пускает на его дочь!

Олег не двинулся умом, он отлично помнил, что Ангелина – родная сестра Тины, но после всего, что пережил с этим ребёнком, не мог считать её никем другим, только дочерью.

В первый год «учёбы» в школе они столкнулись со всеми прелестями социальной адаптации: отказ учиться, буллинг одноклассников в сторону необычной девочки, с её странной для современного ребёнка лексикой и рассуждениями о боге.

Перевелись на домашнее обучение, нанимали репетиторов, ходили к психологам, как на работу.

Несколько побегов из дома, особенно первый, когда Геля случайно узнала, что Кушнарёва посадили. Тина разговаривала с братом Василием по телефону, не заметила пронырливую мартышку.

Беглянку искали целые сутки.

Сутки!

С помощью МЧС, кинологов, волонтёров «Лизы Алерт»*, родного отряда под командованием Тихомирова Андрюхи, Росгвардии.

Сутки, за которые могло произойти всё что угодно.

Слава богу, обошлось.

Нашёл Гелю Олег, просто совпадение, а после они, не сходя с места, на поваленной коряге ревели с упрямицей вдвоём навзрыд.

Оба от страха и облегчения.

Остановил испуг мелкую от дальнейших побегов? Да чёрта с два!

Со временем улеглось. Геля адаптировалась, начала ходить в школу, на кружки, обзавелась друзьями, приняла новых родственников, перестала смотреть исподлобья, ожидая искушения бесов, и бесконечно есть сладкое, килограммами. Последнее превращалось в нешуточную проблему для здоровья.

Со временем… первый год же стал настоящим адом.

Чудо, что Тина доносила беременность и благополучно родила их Матвея.

Как бы в то время не хорохорился внутри себя Олег, мысль, что возможно придётся растить сына Митрофана, ежечасно видеть живое подтверждение близости его женщины с другим мужчиной, не давала покоя. Бесила до зубного скрежета.

Не то, что ребёнок от другого мужика. Геля тоже от другого, и просраться давала так, как тройне младенцев не под силу, а что его Маська… его… и с кем-то.

Как так-то? А-а-а-а!

Тест ДНК делать отказался принципиально.

Сказал – его ребёнок. Точка.

Олег присутствовал на родах от начала до самого конца, перерезал пуповину. Едва не потерял сознание от вихря настолько смешанных чувств, что организм дал сбой.

Здесь тебе и боль за Маську, убийственное чувство собственного бессилия, хоть сдохни здесь и сейчас, реально помочь не можешь. Все слова, уговоры, массажи – так, психотерапия на минималках.

Одновременно зашкаливающая радость, перемешанная с животным восторгом, и нежность…

Оглушающая нежность.

И свалившаяся на голову любовь к комочку, в котором трёх с половиной килограммов-то не было. Не добрал пятьдесят граммов.

– На тебя похож, пап, – прошептала на выписке Геля, заглядывая в личико племянника, или брата…

Не поймёшь в их семье, кто кому кем приходится. Главное, что все искренне любят друг друга.

Действительно – одно лицо. К году стало очевидно, Матвей – Калугин. Уже в полгода он хитро улыбался, демонстрируя два нижних зуба и фирменных бесенят в глазах.

– Куда намылились? – Олег вышел из машины, перегородил дорогу парочке.

За ручки они держатся. Сломать что ли руки этому будущему светилу медицины, прервать преемственность поколений?

– Гулять, – отчиталась Геля.

Куртку она напялила, грудь обтянула. Мешок из-под картошки – отличный наряд для девицы почти шестнадцати лет, а не анорак.

– Здравствуйте, Олег Степанович, – поздоровался Миша.

Олег смерил взглядом парня. Долговязый, светло-русый, подростковая припухлость на лице. Детский сад, а тоже туда…

За ручку держит, урод малолетний.

Вежливый, к тому же.

Нет, дно канавы – идеальное всё же место для щенка.

– Сколько лет? – выдал Олег, сверля взглядом парня.

– Восемнадцать, – спокойно ответил Миша. Один.

Бог в глазах сопли, ещё даже не шестнадцатилетней.

– А ей шестнадцати нет, – посмотрел выразительно, глазами говоря то, что вслух, пожалуй, не стоит. Или стоит? Его, помнится, в восемнадцать лет молнии из глаз не пугали. Бессмертным себя считал. Перехватил руку Гели, оставил быстрый поцелуй на тыльной стороне ладони, оскалился, выпуская руку. – Поцелуи только такие. Понятно?

– Понятно, – кивнул Миша.

– Папа! – вскрикнула Геля.