Булочка для сыскаря
Шрифт:
У меня был рецепт, доставшийся в наследство от тетки. Блинчики я пекла кружевные и без использования соды. Пол-литра молока, щепотка соли, ложка сахара, два яйца, две столовые ложки масла да семь ложек муки.
Как видите, набор продуктов стандартный! Секрет заключался в том, что яйца предварительно взбивались. Именно их крепкая пена и давала те самые пузырьки или эффект кружева. А для вкуса каждый блин смазывался маслом. Лучше всего сливочным. Но в принципе годилось любое в зависимости от ваших вкусов и предпочтений.
Что мне еще в рецепте нравилось, всегда получалось одинаковое
– Еванджелина, ты дома?
Я подхватила стопку блинчиков и поспешила к нему.
– Да, я дома. Жарила на кухне блины, – постаралась дать ответ с улыбкой в голосе. Самой же мне было совсем не радостно. Я вдруг поняла, что мне было сделано вполне себе серьезное предложение. Только в нем не было ни капли чувства. Просто голый расчет. Его светлость решил заполучить собственное состояние.
– М-м-м, – протянул он. – Пахнет потрясающе! Все же мне очень повезло, что на практику приехала именно ты. Это просто чудо, как в одном лице могут уживаться великолепный сыкарь и такая шикарная домохозяйка!
– Спасибо, – я скромно потупила глазки. Затем вспомнила, что моя мимика ему была не интересна, так как он просто ее не видел. – Ешьте, пока не остыло! Блины вкуснее горячими.
Хозяин принялся за еду, а я сидела напротив и наблюдала за ним. Вообще, всегда приятно смотреть на красивых мужчин и мужчин, хорошо воспитанных. Вот он был слеп и даже не мог видеть ложки с вилкой. И тем не менее, ел красиво. С врожденным аристократизмом.
А я решала для себя, смогу ли выйти за него замуж по расчету или нет. Достоинств у Эдгара хватало, как, впрочем, и недостатков. Совсем не фактом было, что меня отправят обратно домой в родную прокуратуру. Нужно обустраиваться в этом мире и думать не только о преступлениях, но и о собственной жизни. И вряд ли я смогу найти мужа с подобной внешностью и титулом.
А что, «Ее светлось герцогиня Еванджелина Стоун-Фэлкон» звучит! Или у них иной порядок обозначения перемены статуса женщины?
Из задумчивости меня вывел голос хозяина:
– Ева, ты чего сегодня такая задумчивая? Есть что-то еще, что так сильно тебя взволновало?
– Да, я переживаю за судьбу Еванджелины Тьюберг. Бедная девочка! – ответила я.
А он не придумал ничего лучшего, как сказать:
– Не волнуйся! Ю сделает все возможное и невозможное, чтобы она осталась жива и здорова.
– Я очень на это надеюсь! Но все же думаю о ее будущем. Она маленькая, хрупкая, с огромными глазищами и бантиками в косах. Только что ждет ее впереди? Может ли быть светлое будущее у выпускницы приюта?
– У тебя же есть юридическое образование? – задал он очень неожиданный вопрос.
– Естественно, – кивнула в ответ, опять забывая о ненужности мимики. Хотя, если про нее постоянно помнить, можно превратится в безэмоцианольную куклу, которая только и будет кричать: «Мама!», когда ее резко наклоняют.
– Неужели вас там не обучили тому, что нельзя сопереживать каждому потерпевшему? Тогда сердца точно на всех не хватит, – вздохнул
Эдгар. Но его вздох противоречил словам. Складывалось впечатление, что именно его сопереживание привело могучего начальника полиции в столь плачевное состояние, в котором он находится сейчас.Да, у нас был факультет юридической психологии. Но нам, студентам отделения общей юриспруденции ее ни в каком виде не давали. Хотя подобные высказывания мы все же слышали от практиков, которые вели у нас ряд предметов. Я уже рассказывала об отношении таких товарищей к самогону. Поэтому лишь вздохнула в ответ и с чистой совестью сказала:
– Но бывают же исключения из правил? Мне эта девочка чем-то в душу запала.
У Эдгара нервно дернулась левая щека, но он ничего не ответил. А я перевела разговор на блины:
– Как вам мои блинчики? Понравились?
– Я ничего вкуснее в своей жизни не ел! И если это не очень дорого, то готов употреблять их каждый день.
А я даже не знала, что ответить. После того, как выяснилось, что неизвестно, смогу я попасть обратно домой или нет, появилась проблема, чем я буду кормить Эдгара и питаться сама, когда наш договор с Лифаном истечет, и он перестанет снабжать меня продуктами? Возможно, переход на блины вместо мяса пока станет неплохим подспорьем. А там, глядишь, герцог жениться, получит деньги…
А нужна ли я буду ему? Может, самой выходить замуж? Он мне, в общем-то, нравится. Только повторения предложения пока не было. Я окончательно заблудилась в собственных мыслях, так и не придя ни к одному из приемлемых вариантов. Хотя могу стребовать с него деньги, которые на него же потратила. Или буду самогон по 50 гульденов продавать. Возможно, год продержусь.
И тут мне пришла в голову интересная мысль:
– Послушай, я понимаю, что нельзя прирастать сердцем к потерпевшим. Но условия, в которых живет Ева, просто ужасные. Там не воспитатели, а солдаты в юбке. И муштруют воспитанниц, словно собираются забросить их в тыл к врагу. А нет ли в вашем государстве других приютов?
– Других? – несмотря на отсутствие зрения, сэр Фэлкон мог лихо поднимать брови. – Другие есть. Но именно приют мадам Тьюберг считается лучшим. И просто так попасть в него невозможно. За деток там вносят первоначальный взнос. Понятно, что любой бедняк этого сделать не может. Это как бы гарантия хорошей крови.
– Понимаешь, иногда строгость не дает нужных результатов. Если твой ребенок очень шебутной мальчишка, то, скорее всего, его нужно отдавать в школу к самой строгой учительнице. Но если это тихая и нежная девочка, ей нужен добрый и душевный преподаватель, – выдвинула я свои аргументы.
– В твоих словах что-то есть, – неожиданно согласился со мной Эдгар. – Только если из приюта мадам можно попасть в высший свет хотя бы старшей экономкой, а в лучшем случае даже женой нетитулованного дворянства, то из других приютов это не получится.
– И это говорит человек, который сознательно отказывается от титула? – фыркнула я.
– Я другое, – нахмурился он. – Пока я был молодым и красивым, считал, что мне это совершенно не нужно. А сейчас уже я никому не нужен! Ни одна высокородная девица не посмотрит в мою сторону.