Цена добра

– Я не в Ругуджа родился, а здесь, тут и умру. Эти камни вокруг наших ворот мой прадед, наверное, отколол от вековых скал! – рассердился Муртазали.

– Отец, камни останутся, только я нанесу на них резьбу. Посмотри, как время изменилось, люди строят красивые дома, украшают их. Представляешь, когда братья приедут в отпуск, у нас будут новые ворота и вокруг новая арка!

– Не дома нужны красивые, а свет и тепло в очагах и в сердцах и знания, чтобы среди ровесников дураком не остаться. Ладно, делай, как хочешь!

Через несколько дней Муртазали увидел во дворе камни, покрытые старыми простынями, плотными листами бумаги и аккуратно снятые старые, потрескавшиеся от времени ворота.

– Видишь, Муртазали, то, что ты столько лет не мог сделать, делает Магомед! – сияя, встретила его жена Патимат.

– Ты же знаешь, Патимат, что я каждую копейку берег, чтобы дети учились, чтобы они в городе не нуждались ни в чем. Тебе меня упрекать не в чем: я не пил, не курил, не гулял, ягнят покупал, растил, кормил, ухаживал, потом продавал, чтобы ты и дети ни в чем не нуждались, жили не хуже других.

– Честь твоей голове, Муртазали! Неужели я тебя когда-нибудь в чем-либо упрекала? Алхамдулилла, Аллах мне дал лучшего мужа, не только мужа, но заботливого отца для сыновей, разве ты хоть один день дал мне думать о детях? Все брал на себя. А на Магомеда ты зла не держи – плохого он ничего не делает, может, такое увлечение нашего сына принесет нам счастье.

– Дай Аллах, – вздохнул Муртазали.

Со двора доносились стук молотка, скрежет камней, смех одноклассников Магомеда. Ночь была ясная, и полная луна висела, как до блеска вычищенный таз. Она лила холодный серебристый свет на землю. Патимат вышла на веранду и, запрокинув голову, смотрела на небо. «Удивительно, когда долго смотришь на луну, сердце наполняется печалью и вспоминаешь всех умерших», – думала она.

Магомед каждый день ходил к Исе в мастерскую, работал вместе с ним, а вечером занимался своими воротами. Он не торопился, работал спокойно, со знанием дела. Установив камень, чуть отходил и долго смотрел, где что не так. Сначала Магомед поднял забор, он получился выше, чем старый, деревянный.

Перед началом работы над аркой Магомед сообщил отцу:

– В четверг я буду собирать арку, и мне нужен баран.

– Да уж пора, а то эти камни лежат, будто в саван завернутые. А для чего тебе баран нужен?

– Мне же многие в работе помогали – камни таскать, кладку делать, – вот и хочу угостить, отблагодарить всех.

– Баранов бесплатно не дают!

– У меня есть деньги, я же не бесплатно работаю, нам за заказы пл ат ят.

– А как же вы их делите?

– Иса очень честный и богобоязненный человек – делим поровну. – Магомед взял из шапки деньги и протянул их отцу.

– Не надо, сынок, я по этому случаю созову мавлид.

– Тогда эти деньги пойдут на другие нужды, отец, – улыбнулся Магомед, растроганный тем, что, наконец, отец назвал его «сынок».

– Пусть они принесут нашему дому баракат, – улыбнулся Муртазали и взял деньги.

– Отец, я не хочу арку делать днем, ночью будем работать, Иса тоже считает, что так будет лучше.

Муртазали заметил, что имя Исы уже его не раздражает.

На рассвете, когда Муртазали встал совершить утренний намаз, он увидел арку, но она опять была закрыта толстыми листами и тряпками. «Когда же он с них этот саван снимет?» – подумал Муртазали.

– Завтра арку открываем, как у тебя с бараном, отец? – спросил Магомед.

– Вечером баран будет здесь. Завтра – пятница, на рассвете и зарежем. Мать купила мешок муки, сварим мясо, хинкал, испечем, иншаалла, хлеб, – сказал Муртазали.

– Отец, я вижу, что ты со вчерашнего дня что-то очень задумчивый, словно у тебя какой-то ежик бегает в сердце, скажи, что тебя так тревожит, может, я смогу чем-то помочь.

– Вчера мне позвонил Хаджимурад, у них на заводе большие сокращения, он потерял работу. Что будет с Шамилем – тоже неизвестно. Послезавтра я поеду в Махачкалу, выясню все. Как они без зарплаты в городе проживут? Голодать, что ли, будут? Какая-то перестройка все меняет, – вздохнул Муртазали.

– Все будет нормально, отец, ты только не переживай.

Утром, когда Муртазали вышел из дома, он просто застыл на месте: то, что он увидел, поразило его своей необычностью. Арка высоко вознеслась над забором, и казалось, что она сделана из одного монолитного камня. Муртазали спустился с лестницы и стал смотреть. Арка со стороны двора и с улицы смотрелась одинаково. До верхушки строения с обеих сторон был вырезан традиционный восточный орнамент, тот, что в народе называют «огурчики». А завершал арку – очаг, в котором рукой мастера был создан огонь с язычками пламени. Возле него высечена женщина, окруженная тремя сыновьями, она разламывала чурек. «Как живые, – думал Муртазали, – трудно поверить, что это дело человеческих рук». Он повернулся и увидел спящих на старых дедовских шубах Ису и Магомеда. «Да, видимо, красоту творить нелегко», – Муртазали тихонько поднялся наверх.

– Патимат, выходи! – шепотом сказал он.

Она только что завершила утренний намаз и, поспешно надев самодельные войлочные тапочки, вышла.

– Что случилось?

– Ты туда посмотри, не на меня! – показал рукой Муртазали.

– Вуя! – крикнула Патимат, схватив за руку мужа.

– Тише! Видишь, как наши каменщики спят, устали бедные!

Но Патимат его уже не слышала. Давно Муртазали не видел, чтобы Патимат, как девчонка, бегала по лестнице. Она от восхищения будто помолодела, но от радости она кончиком платка вытирала набежавшие слезы.

– Муртазали! – крикнула она, забыв, что мастера спят. – Это что? Такого я никогда не видела! Что, это сделал твой несостоявшийся сын?

– Хватит! Перестань! Еще сглазишь!

После обеденного намаза начался мавлид, а вокруг арки уже собрались сельчане, прослышавшие о чуде. Женщины, которые вышли за водой, изменив свой привычный маршрут, устремились к дому Муртазали, чтобы своими глазами увидеть новую достопримечательность аула.

Когда завершился мавлид, никому не хотелось уходить. А Магомед, поднялся на веранду и тихо шептал:

Я ускорял зари приходУдаром молотка о камень,Нет, забывал я в свой чередО том, что зреет и цветет:Мой мастерок иль молот тяжкийБудили маки и ромашки,Чтоб заблистали вновь красой —Умылись утренней росой.Мой молоток обычным стукомНа отдых солнце провожал.И тем же стуком, тем же звукомОн звезды и луну встречал.