Цена памяти

Малфой внимательно наблюдает за ней, пытаясь понять реакцию. В этот раз он молча ждёт.

Гермиона на миг встречается с ним глазами — и тут же опускает их, не в силах смотреть на него.

В сознании встаёт воспоминание о его холодном, бесстрастном, пустом взгляде, когда он произносил убивающее заклятие. Гермиона отчаянно машет головой, стараясь избавиться от наваждения, и обхватывает её руками.

Она чувствует, как паника подступает к груди, к горлу, ограничивает связки, из-за чего голос звучит приглушённо:

— Я не знаю, чего ждала, но это чересчур, — бормочет она.

Малфой вздрагивает. Он хмурится, и на лице отображается замешательство.

— Гермиона, что ты вспомни…

— Нет! — она вдруг вскрикивает.

— Герм…

— Нет, нет, даже не… — она глубоко втягивает воздух и тотчас судорожно выдыхает. Лёгкие требуют больше, но Гермиона не контролирует своё тело. Боль вновь обжигает нервные окончания. — Не надо. Мерлин, почему же это так тяжело… — Она всё-таки поднимает на него взгляд, стараясь сохранить лицо. — Не надо называть меня так, не усложняй всё, Малфой, пожалуйста, — она всхлипывает и растерянно добавляет: — Как же это всё получилось?..

Малфой тянется к ней, и хотя она знает, что путы не позволят ему дотронуться, всё равно отодвигается, уперевшись руками в край стола.

Ей нужно пространство.

Ей нужно уйти.

Гермионе нужно на воздух. Она не может смотреть на него, в голове лишь безжизненное тело Рона, и мечущийся Гарри, и сам Малфой, убивающий её лучшего друга. Воспоминание зациклилось, оно не отпускает её, и Гермиона так не может.

Просто… не может.

Она изо всех сил пытается сдержать слёзы.

Драко никогда не говорил ей, что был невиновен.

Но она верила в иллюзию. Она сама провела себя по ложному следу. Вся история складывалась так, что она совсем не могла предвидеть настолько драматичной развязки.

Но он убил его.

Убил хладнокровно и безжалостно.

И Гермиона не может найти этому объяснения или оправдания.

Малфой, видя её состояние, резко начинает говорить:

— Грейнджер, ты должна рассказать мне, что ты вспомнила.

— Я не…

На его лице отображается суровая решимость; взгляд ожесточается.

— Мы во всем разберёмся, — горячо убеждает он, — я обещаю, ты просто должна…

— Я ничего тебе не должна! — всхлипывает она, пытаясь утихомирить прерывистое дыхание. — Ты… ты…

— Грейнджер, пожалуйста. — Он наклоняется над столом, подаваясь к ней всем телом. — Подумай, подумай хотя бы мгновение, ты же знаешь, тебе надо просто разложить все воспоминания по полочкам, посмотреть на них со стороны. Ты сейчас в смятении, но ты поймёшь…

Гермиона вскидывается, внезапно сумев совладать с голосом:

— Что я пойму, Малфой? Что ты убийца?

Он дёргается, словно от пощечины, и замолкает, глядя на неё с непонятным выражением в глазах.

— Это можно было понять и раньше, без всех этих встреч, без всех этих разговоров. Мерлин, о чем я думала?

— Гермиона…

— Да прекрати же называть меня так!

Она вскидывается, взмахнув руками. Злость сменяет отчаяние, и так легче. Гермиона полностью отдаётся чувствам: она знает, что слегка краснеет; по венам бежит ярость; руки подрагивают от неукротимой энергии, которая охватывает её. На кончиках пальцев искрится магия.

— Просто… прекрати! Ты спрашивал, мог ли ты не убивать Филча, и я сказала, что тогда у тебя не было выбора, но… в этот раз он был.

…Предатели осознанно делают свой выбор…

Она не знает, помнит ли Драко эти слова Люциуса, но у самой Гермионы они до сих пор звучат в ушах.

— Ты говорил, что можешь снять защиту. Ты знал, что Гарри рядом. Ты знал, что Орден прибудет с минуты на минуту, — она выплёвывает каждое слово так жестко, будто бы надеясь нанести ему увечья. И Драко застывает, принимая всё, только вена бьётся на лбу, выдавая его нервное возбуждение. — Ты мог потянуть время. Ты… ты…

Она задыхается и, выпрямившись, приподнимает руку.

— Ты знал, что они идут, и все равно сделал это. — Она тыкает в его сторону, ощущая, как магия разрезает пространство, ведомая её рукой. — Как ты мог?

Малфой вдруг передёргивает плечами, словно почувствовав волны её злобы и энергии. И сразу после вскакивает с места, но оковы все ещё сдерживают его, отчего приходится наклониться, упираясь ладонями об стол.

Гермиона испуганно отшатывается и замолкает, смотря на него снизу вверх. В этот момент с разъярённым взглядом Малфой кажется по-настоящему опасным. Либо же это все новые воспоминания, которые снова и снова вспыхивают у неё в голове, заставляют так воспринимать его?

Он в ярости, но справляется с собой и говорит тихо, почти шепчет:

— Грейнджер, я предупреждал, что будет сложно. Я говорил, что будут воспоминания, которые заставят тебя переосмыслить весь твой мир. И мы договаривались, что если уж ты начала — тебе надо вспомнить всё. Ты не можешь верить отдельным воспоминаниям, ты не можешь доверять своей памяти!

Она вздрагивает как от удара.

— И чему мне верить, Малфой? Я уж точно не могу доверять тебе!

Он мгновение глядит на неё с тем же запалом, но затем смягчается.

— Я уже говорил, Грейнджер. — Драко садится обратно и устало откидывается на стуле. — Тебе надо верить себе, своим ощущениям.

— Мои ощущения говорят мне, что ты убил его, — огрызается она.

— Подумай ещё раз. Посмотри на меня. Посмотри. На. Меня.

Она смотрит — и это доставляет непередаваемую боль. Ссутулившись, Гермиона опускает голову.

— Я не могу, Драко. Я не могу даже думать об этом сейчас… Я… Я…

— Успокойся, и мы все обсудим.

— Я не… я не могу.

Она разжимает пальцы, которые стискивали край стола, и отодвигается; стул с шумом скользит по каменной кладке.

«Прости» обжигает кончик её языка, но так и остаётся невысказанным.

Гермиона хотела бы набраться сил и храбрости, чтобы разобраться со всем раз и навсегда. Она всё ещё… всё ещё испытывает к нему так много, что, кажется, грудь и голову может разорвать. Но сам Драко говорил, что она не должна рисковать собой.

А в этот раз она чувствует себя на грани — и впервые боится сорваться.