Чабор
Шрифт:
Колдун и карлик встретили их у входа. Гости, оторопев от того, что их, как видно, ждали, остановились, разрозненно поприветствовав хозяев. Берецкий колдун, опираясь на свою чудную клюку, грозно посмотрел на вероломных гостей и спросил звучно, даже не удосужившись выслушать, кто и зачем к нему пожаловал:
— Стоило ли попусту тащиться в такую даль, добры молодцы?
Его голос звучал властно и, как показалось, даже с угрозой.
— Не ко времени вы. Сказано же было: занят я сейчас. Только закончен постриг, дел много, идите-ка лучше с миром туда, откуда явились…
— Не больно-то ты приветлив, — возмутился один
— Шкурой? — Старик страшно оскалился. — Что ж ей дорожить? В миру, — добавил он как-то двусмысленно, — бывает так, что и сам уж хотел бы с ней расстаться.. со шкурой своей, да не можешь. — Колдун блеснул из-под капюшона чёрными глазами, хитро глядя на говорившего с ним воина.
Молодой боярин, как видно, не хотел ссориться и решил сам вступить в разговор:
— Псор ещё молод и горяч, ты не сердись на него, колдун. Князь Владимир послал меня за тобой. Что тебе за жизнь здесь, в лесу, меж пней да коряг? Князь даст дом, землю, людей, сколько надо золота…
— А что взамен? — выглянул из-за спины колдуна ужасный карлик.
Всемил замолчал. Странное ощущение незримой угрозы, исходившей от худого, слабого старца, многократно усилилось.
— Взамен, — сказал вместо княжеского посла сам Поклад, — светлый князь, наверное, хочет, чтобы я стал ему служить? Или нет, не так, я, конечно, буду считаться его помощником, гостем, кем угодно, но на самом деле буду именно слугой. Знаешь, Сглаз, а проводи-ка ты их по-своему, разговор окончен. Я же говорил тебе, боярин, зря ты сюда пришёл.
Володимиру же Красному передай, чтоб и не думал искать меня со своими вояками, не то сотворю с ними что-нибудь недоброе, а что я могу, он скоро узнает… от тебя. Надо чего — пусть сам приходит, а приведёшь его ты, — колдун указал сухим, когтистым пальцем на второго спутника боярина. — У тебя, видать, ума побольше, чем у этих…, да и язык покороче — жить не мешает. Только по своей воле, без Красного, лучше меня не ищи. Ну, об этом тебе можно и не говорить. Скоро ты и под страхом смерти не захочешь появляться в этом лесу. Иди-ка ты, молодец, они тебя догонят…
Берег — так звали этого воина — покосился на своих спутников, стоящих недвижимо и не мигая смотрящих в змеиные глаза страшного карлика. И тут, будто кто-то невидимый толкнул его в спину…
Очнулся Берег только тогда, когда расступившийся лес ударил ему в глаза ослепительным солнечным светом, щедро льющимся на благоухающую зелень Клаевой низины. Сочная высокая трава жадно тянула к Великому светилу молодые, нежные побеги…
У того большого муравейника они вошли в лес, сильные, уверенные в себе. Как же всё вдруг переменилось? Теперь молодой княжеский гридень чувствовал себя ребёнком, проснувшимся от ночного кошмара в огромном и пустом доме. Ему хотелось бежать отсюда сломя голову!... Но как же боярин Всемил и Псор?
Берег выбрался на солнечный свет. Тень леса всё ещё хранила в себе угрозу страшного колдовства. Он уже не надеялся увидеть своих спутников живыми и здоровыми, поэтому был несказанно удивлён, когда они вскоре вышли из злополучного мрачного леса весёлыми и разнузданными. Всемил хохотал до слёз без видимой на то причины,
да и боярин взахлёб заливался пустым смехом.Заметив стоявшего невдалеке Берега, Псор подошёл к нему и хлопнул по плечу:
— Что, тебя за нами послали? Напрасно. Что ж вы думаете, что мы уж и со стариком не справимся?
Продолжая смеяться над всякими глупостями, они спешно направились в сторону гати к ожидающим их возвращения дружинникам. Едва только необъяснимое веселье прекращалось, Псор говорил Берегу что-то вроде:
— Идём, брат. На гати, поди, и кони заждались, и хлопцы передрались…
Тут же он и Всемил дружно начинали смеяться, и снова до слёз…
К ночи добрались до Ложковой гати. Четверо их товарищей так же, как и Берег, с тревогой встретили дурацкий смех боярина и Псора. Ужинали молча, косясь на беснующуюся парочку, готовую смеяться над чем угодно. К ночи с горем пополам уснули.
Глубоко заполночь всех разбудил дежуривший у огня Игорь — юноша с девичьим лицом и высоким, детским голосом:
— Вставайте, беда!..
Княжьи дружинники, приученные к ночным тревогам, быстро подхватились. Они обступили кольцом лежащих рядом Псора и боярина Всемила. Боярин выгибался всем телом, стонал. С его верным дружинником тоже творилось что-то неладное.
Берег принёс от костра горящую головешку. Блики огня выхватили из мрака перекошенное болью лицо боярина и изуродованного неведомым недугом Псора. Кожа на его лице, руках покрылась коростой, бородавками и пятнами.
Под утро, наскоро собравшись, дружинники тронулись в путь. Псора и боярина везли в настиле, сооружённом на спинах коней. Всемил ещё кое-как пришёл в себя, хотя по-прежнему продолжал жаловаться на боль во всём теле, головокружение и тошноту. Псор же был совсем плох. На него старались даже не смотреть, уж больно страшен он стал…
Через два дня с горем пополам добрались до Слободы. Боярина и то, во что превратился Псор, отвезли в отдельный дом на её окраине. Утром следующего дня приехал сам Владимир и тут же позвал к себе Берега.
Измученный за ночь проклятиями родственников Всемила и Псора, Берег явился к князю без промедления. Терпеливо храня до сей поры молчание о том, что же произошло в лесу у колдуна, тут он сходу выложил всё, что только там видел и слышал.
Владимир и верил, и не верил в слова Берега. Слухи о могуществе колдуна из Берецкого леса уже долетали до него, потому и снарядил князь к нему такую представительную делегацию, но. Слухи-то слухами, теперь же дело коснулось и его лично, ведь Всемил — лучший из его разношёрстной свиты, расторопный, сообразительный. Самые тёмные дела доверял ему князь, а тут…. Но с другой-то стороны, кому ещё было доверить ехать на беседу к колдуну из веров?
Слушая долгий рассказ своего гридня, погружённый в глубокие раздумья князь медленно ходил по комнате. Когда же Берег закончил, князь вдруг крикнул:
— Стража!
На его зов явился здоровенный четник с чёрной, широкой, как лопата бородой.
— Беги к Милодуху, — приказал князь, — у него под замком сидит Ортай — волхв полешуцкий. Может, живой ещё, ведь только-только отловили. Бери того волхва и тащи сюда, коли есть ещё кого тащить…
Стражник в одно мгновение поклонился и исчез за дверью, а князь, то и дело бросая беспокойный взгляд в окно, снова принялся отмерять гулкие шаги по толстым доскам скоблёного пола.