Чабор

Берег, довольно долго молча сидевший на лавке у печи, решил, наконец, нарушить зловещую тишину.

— Из каких это полешуков? — спросил он.

— Из самых что ни на есть, — неохотно ответил князь, — дрягвичский. Ух, и наглый. Казнить бы, да всё не соберусь придумать как. Упирается, я, мол, не волхв, только в учениках у Ладимира ходил.

— Да уж, — чувствуя несловоохотливость князя, тяжело вздохнул Берег, — вот ещё один полешук в Берецком лесу объявился. Одни напасти от них.

Владимир, выныривая из задумчивости, вяло отмахнулся:

— Берецкий-то? Нет, …этот не полешук. Говорят, что он из веров будет. Только странно, что, как ты говоришь, сер он ликом своим, будто хазарин. — Князь о чём-то своём задумался. — Веры не мешают крови с инородцами[i], хотя…. Пришёл-то он из веров? Видать, потому вером и кличут...

Дрягвичских волхвов, — князь, щурясь на свет, кивнул в сторону окна, — это я о том, которого сейчас приволокут, — сколько ни били от Полоцка до Киева, а пока ещё не выбили. Вначале на кол сажали, жгли, ныне же вовсе половиним, а всё равно хоть один да всплывет где-нибудь в глубинке. Я уж начинаю думать, что каждый полешук — волхв. Вот где заноза так заноза. Как из леса — не сомневайся: день — два обживётся, и давай народ «жизни учить», князя дурными словами поносить.

В дверь тяжёло постучали.

— Ну, что там? — отозвался Владимир.

Заглянул чернобородый:

— Княже, куда полешука этого?

— Сюда. Куда ещё? — нервно выдохнул Красный, проходя мимо Берега и  усаживаясь на высокий стул — посаду. В воздухе проявился бражный перегар, исходивший от некопного[ii].

Чернобородый и другой страж — точная его копия, только немного помоложе, втащили в комнату какого-то человека. Среднего роста мужик, лет сорока, насколько можно было рассмотреть за потёками крови да синяками. Берег никогда раньше живьём волхвов не видел. Нынешняя власть давно начала отваживать их от этих мест. И кто его знает, какая от них угроза или беда?

— Что маешься, князь? — спросил волхв, судя по всему, до сих пор не сломленный пытками и порубом[iii]. — Видать, надоело тебе меня с собой таскать, решил поразвлечься?

— Видал? — кивнул в сторону волхва князь. — Я же говорил — наглец! Мало тебе было, Ортай? Видно, загоилось, раз снова под щипцы просишься?

— Да где уж, — понуро отозвался мужик, — дашь ты загоиться, как же. Вот уж правду говорят: «Нет хуже полона, чем у брата в работниках». Нет больше сил, — прошипел в злобе волхв, — терпеть от вас, соседушки.

— Кто это тут соседушки? — начиная выходить из себя, переспросил князь. — Хозяева! Ортай, мы всегда были тут хозяева. Это вы теперь нам соседушки, вроде крыс: зашились по углам и творите всякую шкоду, где только можно.

Волхв вздохнул:

— Мы на своей земле, князь. Что хотим, то и творим. Что б ты делал, если б в твоём доме верховодил чужак? Ведь мы же всё теряем: дома, землю, волю, жён, детей…. И с чего б тогда хоть не нашкодить немного, коли твоё забирают?

Владимир решительно встал, подошёл к пленнику и со всего маха ударил того по лицу:

— Закрой рот! — крикнул он. — Когда мой отец шёл на Саркел, сильно он маялся от того, что пожёг хазарские дома? …Маялся он, когда вернул долг Константинополю рабами, взятыми из разбитых им хазар? Брал-то золото, а вернул людьми. Их воля его не интересовала, пускай бы спросил, желают ли они в полон или нет? Скажи, ведь смешно даже думать об этом. Он пришёл, победил, и сделал так, как того желал. И я так же, как и отец, пришёл, победил и делаю всё, как мне надобно.

…Волю у них отбирают. Да на кой она тебе? На кой?! Покоритесь и живите мирно. Мне дел больше нет, как с каждым полочанином или дрягвичем в отдельности воевать. Вот ты мне скажи, что тебе, дань в один с десяти мешков со двора — убыль?

— То не убыль, — сплюнув кровяной сгусток себе под ноги, ответил волхв, — то безволье. Хочу — даю тот мешок, хочу — нет. Могу и два мешка дать, …но по своей воле. Да и к отцу ты не равняйся. Он ворогов хазарских и к крыльцу своему не подпускал, а ты их уж и за стол собой приглашаешь, совет от них берёшь. А всё потому, что сам по крови …серый.

— Заткнись! — снова замахнулся князь, но почему-то опустил руку, вернулся к посаде и сел. — Ортай, — Владимир вдруг сменил тон, — а вот дай я тебе волю, интересно, что бы ты с ней делал?

Волхв поднял голову и внимательно посмотрел в глаза ни с того ни с сего переменившегося князя. Не уловив в фиолетово-красном от пьянок лике ни насмешки, ни правды, Ортай перевёл взгляд на Берега. У того аж мурашки по спине пробежали. Берег вдруг ощутил всю боль того, что этот полешук называет безвольем.

— Отвечай, Ортай, — напирал князь, — на кой тебе эта воля?

— Воля? — переспросил волхв. — Ты можешь делать со мной всё, что хочешь — убей, на кол сажай, но прежде дай волю. Я хотел бы и родиться, и умереть вольным. Так даже лучше — дай волю, и сразу вели убить.

— Зачем? — удивился князь. — Тебе нужна воля только для того, чтобы умереть?

— Отпустишь ты — полонит другой. Много вас тут, а так… помереть вольным — дело большое.

— …Так не годится, — князь развёл руками и с досады хлопнул себя по худым ляжкам. — Ты ведь понимаешь, что без услуги я тебе воли не дам, а если будешь знать, что всё равно скоро умрёшь, мою просьбу выполнишь лишь бы как. Нет уж, давай сговоримся. Я тебе дам волю, а ты взамен этого в короткий срок выходишь двух моих воинов.

— Князь, князь, — с укором покачал головой Ортай, — как гонять и бить, будто зверей, от Киева до Литвов — так волхвов, а как выходить кого — опять волхвы. Неужто думаешь, что кто-то станет тебе помогать? Да и не волхв я вовсе, говорил же.

Владимир пропустил мимо ушей последние слова полешука.

— Я ведь даю хорошую цену, — продолжал он, — ты же сам говорил, что воля — дело большое.

— Что мне воля, когда куда ни кинься, опять поймают и к тебе же приведут. Мне б такую волю, чтоб среди людей жить и вольным быть…

— Торгуешься? Думаешь охранную грамоту себе выхлопотать? Это дело не плёвое, надо согласить с боярами да епископом…

— А выходить двоих, по-твоему, пустяк? Я ведь их ещё и не видел. Может так статься, что они безнадёги, и тогда моя воля…. Мне уж либо смерть, либо воля с охранной грамотой. Что-нибудь да выхлопочу. Да и что для тебя совет и бояр, и ваших же хазарских епископов? Ещё и не такое сам решал.

Князь замолчал. Берег уже начал думать, что он так никогда и не примет решения касательно этого непокорного Ортая. Но, как видно, когда очень нужно — и князья умеют пригибаться...