Чагудай
Шрифт:
Только Варенька понимала меня:
— Я бы уехала отсюда. Но куда мне такой больной? Я и хожу-то еле-еле. А ты, Коля, езжай. Поступай в институт. Ты способный. Тебя примут. И оставайся там где-нибудь. Только нас не забывай там. Помни…
Я отворачивал от нее голову. Я боялся заплакать:
— Я буду, буду помнить. Всегда…
Через несколько дней после уроков снова подошел к Пойгу:
— Что нужно, чтобы поступить в строительный институт в Шольском?
Учитель кивнул:
— Прежде всего очень хорошо учиться, Коля. Изо всех сил стараться по программе. А еще
И я взялся. За все предметы сразу. Говорил себе:
— Надо, Колька, надо. А иначе останешься здесь. Сгниешь в Чагудае…
Пятерки просто посыпались в мой дневник. Директор начал меня на собраниях всяких в пример ставить:
— Всем бы так, как Парфенов Николай учиться.
Другого бы пацаны уже вовсю дразнили зубрилой, ботаником. Но не меня. Все знали, что кулаки мои — будь здоров.
Дома успехам были очень довольны. Хвалила сестра:
— Молодец, братик…
Сема довольно качал головой:
— Ну, даешь…
Мама улыбалась:
— Радуешь меня, сынок, радуешь…
И отцу, конечно, очень льстило, когда хвалили его фамилию:
— Иду мимо школы, а там Парфеновы — на доске почета…
Он не догадывался, что я готовлю побег. Он просто не мог и подумать, что я могу решиться уехать из Чагудая навсегда.
О моих планах знала Варя. Я ей доверял. Она очень строго хранила мои тайны. И еще маме я тоже признался:
— Хочу учиться в Шольском. А как дальше сложится, не знаю. Но сюда вряд ли вернусь…
Думал, что она начнет отговаривать, корить. Но мать, совсем немного помолчав, одобрила:
— Уезжай, сынок, уезжай. А отцу ничего говорить не станем.
На выпускном вечере в школе я лишь пригубил шампанского. Вместе с учителями и родителями. Водка, которую потом пили одноклассники в школьном дворе, просто не лезла мне в рот.
Я умел пить ее. И дешевое вино. Надо было всего лишь выдохнуть, залпом влить в себя жидкость и сдержать тошноту. Но в этот вечер меня просто воротило от одного запаха спиртного. Всю ночь я гулял совершенно трезвый. Разнимал дерущихся по пьяне одноклассников. Отводил и относил домой перепивших одноклассниц.
Под утро зашел к себе. Достал из-под кровати давно заготовленный чемоданчик с вещами, рулон чертежей «Как перестроить Чагудай». Поцеловал в горячий лоб спящую сестру. Обнял мать:
— Мам, я поехал…
— Езжай, сынок.
Она дала мне в дорогу сверток с брусничными пирожками. Сунула в карман денег:
— На первое время тебе хватит… А потом напишешь, я еще скоплю, вышлю…
Не удержалась — вышла проводить меня.
Мы стояли на остановке. Ждали утреннего автобуса. Сердце мое колотилось. Мне казалось, что вот-вот что-нибудь случится и не даст мне уехать. Вдруг сейчас возьмет и подойдет отец:
— А куда это ты собрался?
Или первый автобус возьмет сломается и придется ждать следующего — обеденного. А тогда точно встречи с отцом не избежать. И со всякими знакомыми, родственниками, друзьями. Нужно будет объяснять куда-зачем…
Наконец подъехал автобус, открыл двери.
— До свидания, мама.
— С богом, сынок.
Тронулись. Поворот.
Еще. И еще. Я смотрел на мелькавшие за окном березы и молил про себя шофера: «Быстрее! Быстрей!» И боялся обернуться. Боялся взглянуть в глаза Чагудаю.Кольцовка. Перон-вагон:
— В Шольский?
— В Шольский.
Березы. Сосны. Поля. Кустарник. Снова сосны, сосны, сосны.
— Синяя горка.
И еще. И еще. И еще…
— Шольский.
Я вышел из здания вокзала. Большая улица. А мне куда? Заозирался.
— Вам помочь?
Оборачиваюсь — милиционер. Улыбается:
— Вам помочь?
— Где здесь строительный институт?
— Строительный? Не знаю. Но подождите…
Милиционер остановил несколько прохожих, мне объяснили:
— Вон там сядете в тридцать второй троллейбус. Ваша остановка так и называется «Строительный институт»…
— Спасибо.
— Удачного дня…
Подача документов. Экзамены. Собеседование:
— «Как перестроить Чагудай»… Это ваша самостоятельная работа?
— Самостоятельная.
— Что ж, учитесь…
Что ж, учитесь! Что ж, учитесь!..
Двое моих соседей по комнате в общежитии тоже поступили. Они оба были из пригорода Шольского и тут же умчались домой поделиться новостью с родными. А я, я купил бутылку водки. И выпил ее. Компанией мне были соленые кильки, которыми я закусывал, да комар, который хотел закусить мною. Я убил его. И заснул, упав на кровать.
Мне снилась мама и сестра, Пойгу, Серега, берег Чагудая. Я наклоняюсь к чистой воде попить, но она отступает куда-то вниз. Я тянусь и срываюсь. Лечу. Лечу. И все кружится. Кружится. Кружится…
Утром вернувшиеся соседи с подозрением всматривались в мою помятую рожу, принюхивались:
— Ничего не случилось?
Я жадно пил воду из чайника:
— Ничего.
Башка трещала, но соображала. Все — выпил, и хватит. Здесь, как и в школе, мне нужно очень хорошо учиться. Очень хорошо. Чтобы после окончания института меня взяли на работу в Шольском. Чтобы не возвращаться в Чагудай.
И я учился. А еще подрабатывал. Просить денег у отца не мог. По его понятиям в таком-то возрасте это я уже должен был нести деньги в дом. И еще, как мне писала Варенька, он бесился, что сын его сбежал. Уехал без разрешения.
Не просил я и у матери. Не было у нее лишних денег. Но она все равно присылала мне понемногу.
Иногда что-нибудь подкидывал Семен. Присылал перевод — просто деньги без каких-либо слов. Я был ему благодарен.
Работу себе нашел на стройке. Недалеко от общежития. И деньги, и полезно это будущему инженеру самому раствор помесить, кирпич научиться класть.
Бригада оказалась дружной, работящей. В первый день я думал, что над новичком начнут подшучивать. Так же, как на заводе в Чагудае. Сапоги прибьют к полу в подсобке. Или срежут пуговицы на ширинке сменных рабочих штанов. А после работы пошлют в магазин за водкой — отметить событие.
Я был готов ко всему неожиданному. И денег на водку заложил в карман. Но бородатый бригадир просто показал мне что-где находится на стройке. Познакомил со сменными напарниками:
— Игорь… Виктор Павлович…