Чагудай

У подъезда чуть не наступил на человека. Подумал — пьяный, наверное. Хотел просто перешагнуть. Нога попала в темную лужу. Кровь. Лежащий в ней парень захрипел.

Я растерялся, а потом вбежал в подъезд, заколотил во все двери на первом этаже:

— Вызовите врача.

Вернулся к парню. Приподнял его. Нащупал и заткнул носовым платком кровавую дыру в боку.

Прошло пять минут, десять, полчаса… У подъезда собралась небольшая толпа соседей. Наконец подъехала машина с мигалкой. Но из нее вылезли не врачи — два молодых милиционера. Один вытащил из кармана лежащего парня документы. Другой потянул мой платок:

— Похоже на ножевое.

Первый походил рядом, нагнулся и вытащил из под лавочки:

— А вот и нож.

Тут я не выдержал:

— Его же в больницу надо срочно.

Оба уставились на меня:

— А ты кто такой?

— Живу здесь.

Соседи подтвердили:

— Живет здесь.

— Ну и живи.

Оба отошли в сторону. Закурили. О чем-то заговорили. Я — к ним:

— Ну, отвезите же его в больницу…

Первый уставился на меня:

— А у тебя документы есть?

— Есть.

— Давай. — сказал второй, — Поедешь с нами.

— Зачем?

— Без разговоров.

Что ж теперь делать? Им, наверное, нужен свидетель.

Хрипевшего парня довезли до больницы. Искали врача. Когда он заспанный наконец появился откуда-то, парень уже не издавал никаких звуков. Врач потрогал пульс, зевнул и махнул рукой:

— Готов.

Меня повезли дальше. В милицию. Там посадили в большую железную клетку. В ней уже пребывал какой-то старичок с огромной слипшейся бородой. От него крепко воняло нездоровой жизнью.

Первый милиционер сел за стол. Взял бумагу. Посмотрел на меня:

— Фуфел, ты что с убитым не поделил? За что человека зарезал?

Меня аж передернуло:

— Я никого не резал.

— А чем докажешь? Ты был рядом. На ноже твои отпечатки пальцев.

— Этого не может быть.

— Очень даже может. Фуфел, признавайся. Оформим явку с повинной и срок тебе будет намного меньше. Посидишь несколько лет на Синей горке, а потом, глядишь, по амнистии какой-нибудь выйдешь.

— Да вы просто сумасшедшие.

— Точно. Мы сумасшедшие. Ты нормальный. Тебе, наверное, и адвокат нужен?

Как же я не сообразил сам-то:

— Нужен. Конечно, нужен.

— Познакомь фуфела с адвокатом.

Второй милиционер снял с вешалки резиновую дубинку. Потом посмотрел на торчащую из стены, похожую на лом железяку:

— А, может, его сразу к прокурору?

Первый тоже посмотрел на лом:

— Давай к прокурору. Быстрее расколется. Начальник премию выпишет.

«Начальник». Ну, конечно, меня может спасти начальник. Как говорил мой маленький племянник, нужно дружить с начальством, и никто тебя не тронет. Я воспрял духом. Постарался забыть про Шольский, про адвокатов и уличные фонари. Разразился по-чагудайски:

— Ага, пиздюлей он вам выпишет. Ну-ка, пацан, свяжись с Зубенко. Скажи ему, что вы его одноклассника Парфенова Николая взяли. Будет, бля, вам премия по самые помидоры…

Лица обоих милиционеров переменились:

— Пургу гонишь?

— Дело ваше…

Оба переглянулись:

— Давай свяжемся на всякий случай…

Первый вышел. Вернувшись, открыл клетку:

— Выходи, садись на стул. Начальник сказал его дождаться. Он уже подъезжает…

Через полчаса в комнату вошел Лешка Зубенко. Звездопогонный. Кивнул своим:

— Свободны.

Мы обнялись. Он снял фуражку:

— Ты уж извини орлов, поторопились. Мы как раз на настоящего преступника по дороге наткнулись. Идет пьяный, в крови…

Я кивнул и спросил:

— Со мной ясно… Ты-то как сюда попал?

Лешка скривился:

— Ой, была история… Все у меня по службе нормально шло. А потом набил морду вышестоящему офицеру. Одному козлу, он к моей жене, падла, клеился, пока я по сборам да ученьям мыкался. И мне, гад, при этом вроде как повышение обещал. Вот я ему и повысил давление. А он меня грамотно так — свидетелей нашел нужных и чуть не под трибунал. В общем, единственный у меня был выход — уволиться из армии. Вернулся сюда. Домой, куда ж еще. А тут что делать? Подсказали — место начальника милиции пустует. Из Шольского сюда никто ехать не хочет. Местные кадры, сам видишь, какие. Они детективы-то по слогам читают, какой там уголовный кодекс… В общем съездил на ускоренные курсы и вот — борюсь с преступностью. Как могу…

Я слушал Лешку и при этом все никак не мог отвести взгляд от торчащего из стены лома:

— А это что за железяка?

Лешка глянул мельком:

— Да лом обыкновенный. С нашими чагудайскими знаешь как. По хорошему не хотят разговаривать. Крутые такие из себя. Выпендриваются. Так возьмешь его, родимого, руки за спину и за них на лом подвесишь. Пятнадцать минут и любой признается…

— А ты помнишь, как тебя в милиции отделали вместо Д ы ры? Но ты не признался.

— Да, тогда этого лома здесь не было.

— А то бы признался?

— Признался бы, наверное…

И я бы, повисев, в чем угодно признался. Но как ведь здорово иметь знакомого начальника милиции…

Лешка вышел и снова зашел:

— Сейчас они тебе все компенсируют. Организуют нам на Чагудае что-нибудь.

Мы выехали на милицейской машине на берег болота. Лешкины кадры накрыли раскладной столик. Закуска. Водка.

— Вы уж нас извините.

Лешка махнул рукой:

— Свободны. Часа через два подъедешь, развезешь нас по домам.

Мы пили. Я смотрел на звезды. Над большим городом таких не увидишь. И еще поглядывал в сторону березняка с чагой, и в сторону дальнего бора, где самая вкусная в мире брусника, где самые большие грибы:

— Какая же тут у нас природа. Все есть. Здесь бы жить да не тужить…

— Это точно, — согласился Лешка, — а то пьянство, такая преступность…

— Наркотики.

Услышав это слово, Лешка серьезно, почти трезво посмотрел на меня:

— И наркотики. Такая зараза…

Я вздохнул:

— У меня племянник, сын Ольги Парфеновой, наркоман.

Лешка кивнул:

— Знаю, Ольга просила меня, чтоб посадил его. Я своих орлов посылал к ней для профилактической беседы. Вроде передумала. На Синей горке он может и отвыкнет от наркоты, но кто из тюрьмы нормальным человеком возвращается?

— Слушай, — спрашиваю, — а наркотики ведь в Чагудае не делают. Мне даже адрес сказали, где их продают. И их ведь сюда можно только по тропинке с железки или по дороге из Кольцовки привезти.