Час испытания

Путники приближались к площади. Толпа шумела, предвкушая зрелище. Йона прижалась поближе к следопыту, немного испуганная таким количеством народа. Виселица в центре площади пока что пустовала, но по деревянному помосту расхаживал дюжий палач в чёрной рясе, ожидая узника. У лестницы стояли четверо бойцов, положив руки на оружие и измеряя взглядом толпу. Некоторые люди носили такие же балахоны, но большинство выглядели совершенно обычными горожанами.

Гарольд узнал некоторых. Вот стоит уличная торговка, у которой он обычно покупал самые вкусные яблоки, вот единственный хороший кузнец стоит, сложив руки на груди, вот местный лодочник воровато озирается. Слышно, как кто-то вяло переругивается, где-то плачет ребёнок, кто-то громко требует хватать вора.

– За карманами следи, - усмехнулся Гарольд, глядя на жену, растерянную от шума и гомона.

Человек на помосте поднял руку с плетью, и толпа постепенно затихла.

– Жители Мариграда!
– громким поставленным голосом начал он.
– Сегодня особенный день! Чёрный день! Для всех нас!

– Чего это он несёт, - буркнул мужик позади следопыта, но на него шикнули, призывая к тишине.

– Сегодня брат наш, оступившийся агнец, войдёт в лучший мир, отчаявшись построить лучший мир прямо здесь! Затерянный во тьме, он потерял свой шанс помочь вам всем, и ответит за это!

– Своего завалят, что ли?
– не унимался мужик.

Где-то в толпе послышался громкий всхлип, переходящий в истошное рыдание. Палач поморщился от звуков, но продолжил речь.

– Своими действиями он предал не только нас! Не только общее дело! Он предал вас всех, славный народ Мариграда!

– Ага, общее, как же, - кто-то сплюнул на землю.
– Чтоб вам под землю провалиться с вашим общим делом.

– Ведите его!
– крикнул палач.

Из ворот замка вышла небольшая процессия. Толпа ахнула. Двое мускулистых сектантов тащили почти безжизненное грузное тело, одетое в окровавленные лохмотья. Гарольд протиснулся поближе, чтоб рассмотреть лицо узника, но оно было покрыто коркой засохшей крови и обезображено до неузнаваемости. Рыдания в толпе зазвучали ещё громче и ещё отчаянней. Дети, пришедшие посмотреть на казнь, почти одновременно заплакали.

– Вот он, предатель!
– с ненавистью выпалил палач, скручивая из верёвки узел висельника.
– Сюда его! Живо! Нет, бросьте его у лестницы, пусть народ посмотрит!

Охранники немного оттеснили народ, чтобы дать дорогу конвоирам. Сектанты бросили узника перед ступеньками.

– Ползи наверх! Ползи к своей судьбе!
– мужчина щёлкнул плетью в воздухе.

– Пощады!
– раздался чей-то крик в толпе, но палач не обратил внимания, пристально глядя на лежащее тело.

– Подгоните его, - процедил он, и один из бойцов отвесил измученному человеку хорошего пинка.

Узник изо всех сил подтягивался по скользким широким ступеням, срывая ногти. Спустя несколько долгих минут он забрался на помост, и плеть тут же скользнула по его спине, разрывая остатки чёрного балахона.

– Указом совета Девяти ты приговорён к казни через повешение, но Пастырь, в милости своей, даровал тебе шанс раскаяться. Отрекись от прошлого, и останешься жив!
– пафосно изрёк палач.
– Тебе есть что сказать?

– Пощады!
– вновь раздался крик из толпы, и его подхватило ещё несколько голосов.
– Пощады!

Узник долго собирался с силами, прежде чем сказать своё последнее слово.

– Тихо!
– прикрикнул сектант.
– Он хочет что-то сказать.

– Будьте вы прокляты!

– из последних сил выкрикнул человек.

Толпа снова ахнула. Истошное женское рыдание перешло в почти животное завывание, полное отчаяния.

– Будьте вы прокляты, ублюдки!
– повторил узник, и плеть с щелчком опустилась ему на голову.

Гарольд узнал голос. Он принадлежал Максимиллиану, его старому другу. Разъярённый следопыт поправил перевязь с мечом, намереваясь освободить его, но толпа, умоляющая пощадить торговца, невольно сомкнула ряды, тем самым лишив его шансов на спасение.

– Пощады!
– уже единодушно кричал народ, но палач лишь хлестал узника плетью. Максимиллиан уже не реагировал на боль, исторгая чудовищные проклятия.

– Братья, сюда!
– рявкнул палач.
– Держите его прямо.

Сектанты взбежали по лестнице, подхватили толстяка и поставили прямо над люком.

– Пощады!
– непрерывно скандировала толпа.

Максимиллиан стоял, покачиваясь и припадая на сломанную ногу. Палач неторопливо подошёл и накинул верёвку на мощную шею.

– Пощады!
– умоляли люди.

– Да свершится правосудие!
– выкрикнул сектант, с громким хрустом поворачивая рычаг.

Платформа провалилась вниз, и Максимиллиан, судорожно дёргая телом, повис на пеньковой верёвке. Толпа взвыла в едином крике. Торговец извивался из последних сил, и от его тяжести верёвка лопнула. По площади прокатился вздох облегчения. По всем людским законам, однажды казнённый не может быть казнён снова. Боги доказали его невиновность.

– Заменить верёвку!
– рявкнул палач, и несколько чернорясников быстро привязали новую. Народ возмущённо загудел.

Толстяк валялся в грязи под эшафотом, кашляя и задыхаясь. Сектанты вытащили его из-под помоста и снова затащили наверх.

– Пощады!
– требовал разъярённый народ, но палач не обращал внимания.

Сектант надел новую петлю на шею Максимиллиана, и столкнул его в открытый люк.

Толпа попросту смяла охрану, и чернорясников забили буквально голыми руками. Но было уже поздно. Изуродованное тело качалось в петле, вывалив язык. Верёвку срезали, и Максимиллиана с почестями сняли с эшафота.

Гарольд до боли в руке сжимал рукоять меча. Сегодня он стал свидетелем мучительной смерти одного из близких людей. Хотя когда-то клялся, что больше не допустит такого. Слёзы прочертили две солёные линии на грязном лице.

– Клянусь всеми богами, кем бы вы ни были, я отомщу!
– выкрикнул следопыт. Люди озирались на безумца, а Йона стояла, не зная, что предпринять.

Из толпы выбежала девушка и бросилась на шею Гарольду, громко рыдая.

– Прости, - всхлипывала она.
– Я пыталась спасти его, но не смогла...

Гарольд лишь крепче обнял сестру, закрывая глаза.

– Мы отомстим, мы обязательно отомстим, - произнёс следопыт.

– Кажется, сейчас самое время, - сказала Йона, указывая на толпу людей, движущихся к замку.

Сектанты спешно закрывали ворота, осознавая угрозу, которую несла разъярённая толпа. Площадь опустела, и на ней, кроме нескольких обезображенных трупов, остались только Гарольд, Йона и Фрида. Все остальные ушли громить зарвавшихся чернорясников.

– Нет, сейчас у них ничего не выйдет, - вздохнул следопыт.