Чайки за кормой (сборник)

Пройдя регистрацию в аэропорту, Красносеев проник в сигарообразное чрево авиалайнера. С солидностью почесав рыжую растительность на подбородке, он сверился с билетом и занял свое место. Рядом уже сидел неприметный гражданин средних лет в сером костюме. Он невнимательно читал газету и слегка тряс головой. Его шею сдавливал замызганный галстук неопределенного цвета. Гражданином был Кирилл Львович Оглядкин, опытный чекист, направленный Тормашкиным приглядеть за вторым секретарем. Кирилл Львович своим внешним видом мало напоминал суровых и волевых работников органов, какими их представляли себе советские люди по образам, созданным социалистическим кинематографом. Но за это его и ценили: неприметность – важное качество для контрразведчика. Единственный недостаток – трясущаяся голова – появился у него после того, как десять лет назад его вызывали в Москву. По какому делу, он так и не узнал. Продержали его тогда в коридоре до самого вечера, потом вышел человек с бегающими глазами и сообщил, что он, гражданин Оглядкин, ПОКА может быть свободен. После этих «гражданин» и «пока» голова у него и затряслась. Приехав домой, в Прибреженск, он сильно изменился. До этого веселый и общительный, он стал избегать любых массовых мероприятий, включая демонстрации и дни рождения соратников. На работе ласково заглядывал в глаза начальству и выполнял любые приказы и просьбы. Дошло до того, что он развелся с женой и сжег все, написанные им, лирические стихи. Однако бившееся внутри пламенное и беспокойное сердце лишь на время замедлило ритм. С приходом перестройки Оглядкин вышел из «спячки». И сразу же оказался, учитывая специфический опыт работы, многим нужен. Поручение Тормашкина показалось ему на тот момент наиболее перспективным, и он согласился поехать в командировку.

Красносеев неискренне улыбнулся соседу и задал глупый вопрос:

– На Пикр летите?

Чекист сразу не ответил. Он свернул газету, хмуро посмотрел в иллюминатор и неожиданно сказал:

– Давайте, Владлен Борисович, начистоту…

Красносеев широко открыл глаза, слегка зарумянился хомячьими щеками и не нашелся, что ответить.

– Мы с вами взрослые люди. Размягчением мозга, я надеюсь, не страдаем. И серьезные вопросы сможем решить исходя из общих интересов, – продолжил Оглядкин.

– Я не понимаю… – начал было Красносеев.

Но контрразведчик его остановил:

– Все вы понимаете, дорогой товарищ, нечего тут дурачка из себя строить!

– Да, как вы?!. Да, кто вы, собственно?..

Ярко накрашенная стюардесса вышла в проход и механическим голосом стала запугивать пассажиров возможными неприятностями в полете. Своей монотонной речью она прервала только начинавшийся зарождаться непростой диалог двух ответственных товарищей.

Самолет начал свой разбег. Пассажиры тревожно вжались в кресла, томимые непонятными предчувствиями. Но все прошло хорошо – металлическая «птица» оторвалась от земли и взмыла в небеса.

– Владлен, значит, Борисыч. Давайте оставим эмоции и поговорим спокойно. Я – майор Оглядкин. Представляю здесь мощное ведомство, название которого вам хорошо известно. Послан следить за вами. Но играть в шпионов мне сейчас как-то не хочется – не тот сейчас момент. Контора наша переживает не лучшие времена и мы, рядовые сотрудники, вынуждены заботиться о себе сами.

– От меня-то вы что хотите? – раздраженно спросил Красносеев.

– Совсем немногого – здравого смысла. С какой целью вы едете на Пикр, мне, естественно, известно. Известна и сумма, которая зарезервирована за горкомом. В свете нынешнего времени, огромной ее назвать нельзя, но двум умным людям она вполне сможет обеспечить безбедное существование в какой-нибудь банановой республике. У меня одна такая на примете есть. Встретят там, доложу я вам, с распростертыми объятьями.

– Ах, вот вы к чему клоните! – Владлен Борисович вспыхнул, как «коктейль» Молотова, – Мерзавец! А еще партбилет имеешь?!

За стеклами иллюминатора мелькали белые, как амбарные мыши, облака.

Щеки Оглядкина запунцовели, словно после пощечин. Он медленно привстал и крепко схватил Красносеева за воротник пиджака.

– Ты кого мерзавцем назвал?! Офицера КГБ?!

Второй секретарь понял, в какую передрягу он попал, но назад пути уже не было. Учитывая ситуацию, необходимо было брать инициативу в свои руки. Он неловко двинул кулаком в мешковатый живот Кирилла Львовича. У того от злости по красному лицу пошли белые пятна.

– Что?!! Чекиста?! При исполнении?! Бить?!!

Посмотреть, как боксируют двое солидных с виду мужчин, захотели многие пассажиры. Они как бы невзначай плотной массой переместились к месту развернувшегося действия. Самолет, потеряв центровку, сорвался в пике. Перепуганные стюардессы, метались по салону и кудахтали, как квочки, призывая занять свои места. Но пассажиры, распершись в проходах и между креслами как крабы, упорно наблюдали за схваткой, желая дождаться окончательного результата.

Упитанный жизнерадостный грек, возвращающийся из длительной туристической поездки, сказал своей флегматичной жене:

– Смотри, Пенелопа, как интересно! И главное – это все входит в стоимость билетов!

Красносеев превосходил противника массой тела, Оглядкин же имел навыки ведения боя в ограниченном пространстве, поэтому видимого преимущества ни один из них не обрел.

Противники вывалились в проход, и схватка перешла в партер. Два разгоряченных аппаратчика наглядно демонстрировали окружающим то, как порой трудно бывает договориться при отсутствии хоть каких-нибудь шагов навстречу друг другу.

Стюардессы сгрудились возле схватки, но активно вмешиваться в нее не решались – клиент платит деньги, клиент вправе получать удовольствие от полета согласно своим представлениям об этом.

Бой затих сам собой. Что сыграло в этом главную роль: здравый смысл, усталость или что-то еще было не понятно. Но противники поднялись с ковровой дорожки, смущенно отряхнулись и, как ни в чем не бывало, погрузились в свои кресла. Пассажиры разочарованно разбрелись по местам.

Воздушный лайнер, обретя конструктивную балансировку, занял свой коридор.

– Перерожденец, – тихо и даже как-то не зло проговорил Красносеев.

– Тупоголовый, – тяжело дыша, ответил Оглядкин.

Переведя дух, остудив пыл и убедившись, что остальные пассажиры больше не награждают их своим вниманием, недавние противники вновь приступили к спору:

– Ты подумай, Владлен, это же деньги! День-ги!

– Что деньги? Сегодня – есть, завтра – нет. Вы, товарищ… мне неприятно вас так называть, но к этому меня обязывает партийная этика, не осознаете весь трагизм создавшегося положения. Тут строй на глазах погибает!

Красносеев сделал такое трагическое лицо, будто строй был его родным братом.

– А ты что думаешь, ты этими долларами его спасешь?

– Если каждый честный коммунист…

– О! Эка тебя торкнуло! Да тебя заспиртовать и в музей сдать. Будешь там вместе с динозаврами прошедшие эпохи представлять.

– Хами, хами, белогвардейская сволочь! Не получат деньги на поругание наших идеалов твои буржуазные хозяева.

Тут Оглядкин до конца понял, с каким идиотом ему приходится иметь дело.

«Здесь надо по-другому», – решил он и на время затаился.

– Совесть коммуниста – это тебе не огурцы в огороде, ее на рынок не понесешь, – без нажима перешел к нравоучениям Красносеев.

Лететь предстояло еще долго и Владлен Борисович принялся при помощи цитат из Маркса возвращать заблудшую овцу в стадо. Молчание чекиста он воспринял как то, что ему удалось переломить идеологическую ситуацию.

Оглядкин слушал его внимательно, но с некоторым сочувствием, как начальник отдела кадров, подбирающий момент для сообщения сотруднику об увольнении.