Человек находит себя

Алексей проверил крепление шлангов, уложил в гнезда копировальных шаблонов пробные бруски, включил ход стола.

Сердце колотилось учащенно и тревожно: «Выйдет ли на этот раз?»

Переходя в рабочую зону, щелкали один за другим включавшиеся прижимы. Фреза врезалась в первый брусок. С шелестом полетела стружка. Хорошо! Второй брусок… третий… Р-раз! Сухой треск, похожий на выстрел, и брусок со свистом вылетел на середину цеха.

— Вот они, твои «шведы», — махнув рукой, сказал Алексей Васе. Он остановил станок. — Выключай компрессор!

Вася мгновенно выполнил приказание. Таня принесла брусок, только что выброшенный фрезой, и внимательно разглядывала его.

— Алексей Иванович, скажите, во время прежних опытов бруски тоже вылетали?

— Еще как! — вставил Вася и присвистнул.

— Вы их не осматривали? Не сравнивали между собой?

— Нет. К чему это? — сказал Алексей.

— К чему?.. А что, разве вылетают все подряд?

— Да нет… не все.

— А какие чаще, широкие или узкие?

— Кажется, широкие, — помедлив, неуверенно ответил Алексей. — Только на что это вам, не пойму?

– На что? А вот посмотрите на этот брусок. Видите, он с пороком, который называется…

– Крень, — подсказал Любченко, внимательно слушавший Таню.

– Правильно! А если крень сплошная, то кремнина. Смотрите, какая твердая и плотная здесь древесина! — Глаза у Тани заблестели, она стала волноваться; так бывало всегда, когда она увлекалась чем-нибудь, когда ее ждала какая-то находка. — А что если подобрать сплошь точно такие детали, выбросило бы их все до одной, как вы думаете?

– Сказать по правде, и в голову не приходило,— признался Алексей.

– Так ведь можно подобрать, Татьяна Григорьевна, — предложил Любченко. — Я понял, к чему вы клоните!. Василий, ну-ка!..

Вдвоем с Васей они кинулись подбирать одинаковые бруски, притащили их Тане. Потом, пока она раскладывала их в гнездах шаблона, загородили досками то место за станком, куда фреза вышвыривала бруски. Включили станок…

Едва фреза дошла до середины первого бруска, раздался треск, сильный удар в дощатый заслон. Второй брусок… третий… четвертый… Один за другим они с разлету колотились о доски. Фреза выбросила все до одного. Таня выключила станок.

Лицо Алексея было по-прежнему хмуро.

— Нагрузка велика, что ли? — спросил он.

— Давление недостаточно, — ответила Таня. Она подняла с полу обрезок березовой фанеры и тут же, как на листке блокнота, стала выписывать на фанерке какие-то формулы, потом достала из карманчика халата маленькую логарифмическую линейку и начала что-то подсчитывать…

Вася, приоткрыв рот и надвинув на глаза кепку, с любопытством наблюдал из-за Алексеевой спины за тем, что делает Таня. Умение владеть линейкой представлялось ему вершиной математического таланта.

Таня кончила расчет, записала несколько цифр, проверила еще раз, убрала линейку.

— Вот смотрите, — сказала она, подчеркивая карандашом цифру. — Усилие резания получается на самый пустяк меньше, чем давление прижимов. Мягкое дерево режется легко — и прижимы с грехом пополам держат, а попадается чуть потверже, ну вот как это, с кренью… — Таня подняла злополучный брусок и протянула его Алексею. — Вот… Понимаете? Только это не все. Вы заметили, когда, в какой момент вылетают бруски? Как раз когда включается соседний прижим. Значит, как раз в это время в воздушных цилиндрах остальных прижимов давление падает. Видимо, воздух, когда проходит по каналу золотника, дросселируется… Понимаете, Алексей Иванович?

— Понимаю-понимаю, — поспешно подтвердил Алексей, — теряет давление, значит… Ну дальше-то что? Почему дросселируется?

— Думаю, диаметр канала маловат…

— Тогда, выходит, высверлить побольше, и… — сказал Любченко.

— Я думаю, да, — ответила Таня.

Алексей энергично скреб подбородок.

— Ура! Ура! Согнутся шведы!.. — заголосил Вася, хлопнув с размаху Алексея по плечу. — Алеш, пойдем сверлить. А? — И он снова, теперь уже посильней, хлопнул его по плечу. — Уж близок, близок миг победы!

— Да постой ты со своими «шведами», — одернул его Алексей. — Дай сообразить. — Несколько минут он стоял в раздумье. Наконец шагнул к Тане, протянул руку.

— Спасибо, Татьяна Григорьевна… Большущее! — Он крепко стиснул тонкие пальцы Тани, так, что, показалось, даже хрустнули. Спохватился и, выпустив руку, виновато повторил: — От души спасибо!

Он все еще чувствовал тепло ее пальцев на своей ладони.

— Я ведь тут совершенно ни при чем, это науке спасибо говорите, — ответила Таня, улыбнувшись. — Да и секрет, возможно, не в том. Разбирайте, и посмотрим. Хорошо?

Алексей молчал и все не мог оторвать взгляда от Таниного лица. А ее неожиданно охватило необыкновенное чувство хорошей, веселой радости. Эта радость начиналась где-то там, в глубине Алексеевых глаз, в которых светилась искренняя человеческая благодарность. А может быть… даже нечто большее, чем благодарность… И Таня улыбнулась снова. Может, не Алексею даже улыбнулась, а вот этой необыкновенной своей радости.

— Разбирайте, — повторила она, — я сию минуту вернусь.

И ушла с Любченко. Алексей долго смотрел ей вслед. Потом вдруг схватил Васю и так стиснул его в объятиях, что тот даже заорал:

— Ребра поломаешь!

— Бросил, идиот! Плюнуть на все хотел! А она… Ну что ты смотришь так на меня, ну что? — говорил Алексей. — Почему не отговорил меня, Васяга? Отвечай!

Вася стоял смирный и несколько растерянный от этой бурной радости Алексея.

— Алеш, знаешь, что я думаю? — сказал он, сдергивая с головы кепку и отряхивая с нее приставшую стружку. — Сказать?

— Ну?

— Вот бы тебе, Алеш… ну, жениться, в общем, — мечтательно продолжал Вася. — Эх! И дело бы у вас пошло… У тебя руки золотые, у нее голова, что кладовка с книгами, вот бы гор-то вдвоем наворочали! Ну прямо такой производственный комбинат у вас бы получился…

— Васяга, знаешь, что я думаю? — как-то особенно ласково проговорил Алексей. — Сказать?

— Ну?

— Помнишь, не так давно на этом самом месте я назвал тебя обыкновенным дураком, когда ты про корреспондента врал?

— Ну, помню… Ты это к чему? — насторожился Вася.

— Так вот, я только сейчас понял, как грубо недооценил тебя в тот раз и, может, обидел даже…

Лицо Васи расплывалось в улыбке.

— Я ошибся, — продолжал Алексей, — и беру свои слова назад, потому что переменил о тебе мнение. Ты не просто дурак, нет, ты чемпион среди дураков. Ясен вопрос?