Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

В это время в доме на берегу теплого океана поразительно много врачей и суеты. Беременная женщина, мутировавшая ящерица, безрукий Солдат… И готовая спалить одним прикосновением и сама взорваться Пеппер. Нет, взорваться она могла бы и без Экстремиса, когда разбиралась с последствиями подрыва Башни в Нью-Йорке и распада ЩИТа. Но полукибернетическое существование, когда можешь поднять шкаф, соревноваться с Капитаном в скорости, слышать, что происходит этажами ниже и сращивать раздробленные кости (Пеппер знала об этом с того момента, как упала в разверзнувшееся под ней огненное марево, и больше не стремилась проверять свою регенерацию на практике) с побочными эффектами в виде безумия (кому здесь вообще нужен рассудок) было не тем, что могло бы остаться с Пеппер до конца жизни. Тони почти не спит, экспериментируя с ранее подавившей симптомы сывороткой, меняет пропорции и пытается продлить эффект. Тони почти не спит, терзаясь виной за случившееся, хотя Пеппер и Роуди уже много раз уговаривали, что его вины здесь нет.

Темно-синяя субстанция вливается по венам, разбегается по телу черными змеями. Вирджиния смотрит, как чернота поглощает красный цвет Экстремиса, как растворяется под кожей. Она поднимает взгляд на сосредоточенного Старка, на его растрепанный и усталый вид и слегка подрагивающие руки. Как долго он еще сможет выносить безумство и безумцев? Как много сможет вынести она? Тони не остановится, она знает это. В жизни иногда приходится делать очень трудный выбор — расставаться даже с самыми близкими друзьями, с самыми любимыми людьми.

— Это должно быть эффективнее, — говорит Тони. — Думаю, мы на верном пути, однажды я окончательно смогу убрать Экстремис из твоего тела.

— Ты не остановишься, да? — спрашивает Пеппер, растирая место укола.

— Да, я выведу эту заразу из твоего организма…

— Я не об этом, Тони, — женщина хватает его за руку и мягко сжимает.

И Тони понимает, хотя и пытается увильнуть. Слишком внезапно и ожидаемо одновременно, слишком остро. Он не оставит борьбу со злом, он будет в строю, пока сможет, он будет обеспечивать безопасность своей семьи, но будет ли он нужен этой самой семье? Будет ли семья? Дети, чей папа всегда в разъездах, который защищает их от опасности, но сам же эту опасность и приносит.

— Пожалуйста, не надо… — жалобно просит он, и Поттс отступает, вздыхает тяжело, но в её взгляде мужчина замечает что-то нехорошее, что-то решенное давно-давно, но не принятое и ждущее подтверждения.

Люди должны уходить тихо, без комментариев и напутствий. Пусть запоминающиеся финальные реплики останутся героям фильмов и книг. Тони уверен, Пеппер поступит именно так, и страшно боится того дня, когда это произойдёт.

Старк чувствует своей пустотой в груди: он что-то упускает, что-то делает не так, он серьезно ошибается, он несется на высокой скорости в бездну и не может затормозить. Он теряет дорогих ему людей и теряет их сам, отталкивает собственными руками.

— Бетти подтвердила маяк под кожей. Канимы вырвали его еще в Нью-Йорке, — Стив суров, его брови обвинительно сдвинуты, и мир вокруг замер, оставляя оглушительную тишину после этих слов. — Ты знал.

Это не вопрос. Знал ли Тони, что по Башне гуляет передающий сигналы механизм? Знал, он давно поймал волну, когда Ал выписали, и она в припрыжку побежала домой. Знал ли он, где приемник этого сигнала? Знал, вычислил сразу.

— Сигнал уходил к ЩИТ, я решил, что Фьюри надел на неё ошейник и периодически будет дергать за поводок.

— Тони, ты понимаешь, что никто об этом не знал. Даже я, — Роджерс зол, но не показывает этого явно.

— А Фьюри вообще не всем рассказывает свои секреты.

— Почему ты не сказал мне?

— Чтобы ты его снял? — Старк чуть приподнял бровь в притворном удивлении.

— Мы могли бы избежать стольких проблем! Тони, ты должен делиться информацией с командой, только так мы сможем эффективно организовать нашу работу.

— Это не я приволок в дом сумасшедшего убийцу.

— Не смей переводить тему на Баки! Отвечай на вопрос.

Тони молчит. Он ухмыляется, но отворачивается от Стивена, не желая продолжать этот разговор. Он вообще не должен ничего объяснять этому отмороженному кретину. Он не должен объяснять, почему считает правильным посадить Ал на цепь. Бартон сумасшедший влюбленный, не видит дальше своего носа, не видит, что прячется за милой улыбкой и яркими волосами. Алиса говорит, что пришла всё исправить, но на деле она притащила своё будущее сюда. Пусть не прикрывается добрыми намерениями, Тони знает правду: её цель — уничтожить мир раньше, ввергнуть его в хаос, как хочет её биологическая мать.

Старк не может решить: кому жить, а кому — нет. Это не отличало бы его от плана «Озарение», но стянуть руки и разум некоторым потенциально опасным людям… Стоит только дернуться и передается специальный сигнал, предупреждающий эти мысли… Подключить напрямую к мозгу, чтобы полностью исключить человеческий фактор и чужую ответственность… Придумать технологию. Ни Тони, ни тюремщик, никто не будет решать, человек будет решать сам свою судьбу, и контролировать темные порывы. Нет. Нет. На каждого не нацепишь ошейник с биркой, но в безумном плане ГИДРы есть рациональное зерно — бездушный алгоритм анализа данных и мгновенная реакция на опасность без человеческого фактора. Но какая программа сможет одновременно анализировать человека и не пересекаться с ним? Как обеспечить правильный подход? Мегатонны информации каждую секунду будут поступать на обработку. Какой мощности и величины должен быть компьютер, чтобы справиться с такими объёмами и потоками? Или он сможет задействовать правительственные сервера…

***

Для Тора это становится до безумия нужным: видеть Джейн, ощущать её рядом и не выпускать из поля зрения. Испив гнилой ревности до дна, Бог Грома был напуган, каждое мгновение ему казалось, что его женщина с какой-то тоской смотрит на теплые волны и белоснежный песок, будто она может в любую секунду выбежать из дома, из его жизни и раствориться в снежной метели. И винить в этом он будет только себя. Поэтому мужчина вспоминает уроки пения и игры на музыкальных инструментах, которые в обязательном порядке преподавались принцам. Учителя толковали ему, буйному мальчишке, одержимому только битвами и будущими военными походами, что музыка способна найти отклик в любой душе. «Музыка — это язык. Каждый музыкант говорит на своём языке с помощью своего инструмента. Никто не запретит тебе говорить, кричать, молить… никто не поймёт твой язык, все лишь будут слушать прекрасную мелодию ритмов, которая будет идти из тебя» — говорил нараспев учитель, и Локи, брат, любопытный и умный, внимал этому голосу, трогал изящными пальцами струны и пел. Тор же рвал струны, голосил, как раненый зверь и спал, убаюканный занудством учителя. Мама качала головой, а отец успокаивал, мол, он тоже на ухо туговат.

Тор вспоминает, пусть вместо асгардских инструментов у него в руках обычная человеческая гитара, он проводит пальцами по струнам и вслушивается в соскальзывающие ноты и аккорды. Слова баллады о любви застревали в горле — не то, его Джейн не трепетная дева в лучах неземного солнца, пугающаяся теней, о его Джейн Асгард еще не сложил подобающей песни. О, какими словами описать Джейн Фостер: пышущую праведным гневом со сковородкой в руках, милую и домашнюю по утрам, решительную, когда чужая кровь пачкает рукава, увлеченную, смелую. Джейн была похожа на пламя — неистовое и прирученное, грозное и мягкое, необузданное и покорное. Она не Сиф, она не будет рваться на передний край обороны, но если враг подступится к её дому, то горе ему.

Луи Армстронг, чьи песни на граммофонных пластинках так любит Джейн, воспылает в памяти самопроизвольно. «Даже если это займёт вечность, я буду ждать тебя», — узнаваемый голос чернокожего певца раздается в голове с сопровождающим его приятным треском старой пластинки, и Тор пытается подражать. «В течение тысячи лет я буду ждать тебя», — отец был прав, сказав, что жизнь человека не сопоставима с жизнью аса, но от этого становилось лишь страшнее: он столько лет прожил без чуда настоящей любви, и мог бы прожить всю жизнь. «Пока ты не вернёшься ко мне, пока я не смогу обнять тебя», — любовь разгоралась с каждым днем, и Тору начинало казаться, что в какой-то момент это чувство разорвет его на части, убьет его. «Пока я не услышу твой вздох здесь, в моих руках», — но все равно для него это лучшее, что произошло в его долгой жизни, и даже если их любовь будет лишь яркой вспышкой, он не отступится, и когда придет срок, будет вспоминать с благодарностью. Хотя, он постарается отодвинуть момент расставания как можно дальше.