Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

– У меня… начались галлюцинации, - с трудом выдохнула она.

Френ в отражении нахмурился, приложил пальцы к губам, задумался. Начал переживать, заволновался. Он приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать. Но передумал, пошевелил указательным пальцем, будто хотел что-то проверить, и отошел в сторону.

– Что вы видите?
– мягко отозвалась Мэри.

– Я вижу человека, который умер несколько лет назад, - Ал опять оборачивается, но Френа рядом нет. В комнате пусто, как и было.

– Что он делает? Он пугает вас?

– Я бы не сказала, что он меня пугает. Он мне даже помогает. Что-то подсказывает, где-то направляет. Но ведь это не нормально, да, Мэри?
– голос срывается вновь.
– Это совершенно не нормально.

Френ просто есть, как всегда был, Алиса замечает в нем черты Клинта. Или черты Клинта в Френе? Но есть и различия, пусть и в мелочах. Френ заставлял ее всегда убирать волосы - они могли мешать при передвижении по лесу, - а Клинт превращает ее прическу в хаос, когда добирается до заколок и лент. Клинт старается всегда быть рядом, в то время как Френ настаивал на большей самостоятельности. Для Френа она была принцессой, со статусом Клинт еще не определился. Френ умер - потерять Клинта Алиса не сможет. Френ всегда был ее призраком, скользил в тени за ней, вместе с другими. Но даже когда грани между тьмой и светом растворились, он не обретал плоть. Иногда Шутер хочется закричать: “Ты не существуешь!”. Но она знает, что не закричит.

– Помни о мертвых, береги живых, - на том конце слышится грустный вздох.
– Вы так его любили?

– Я всегда буду любить его. От того что человек умер, его нельзя перестать любить, особенно если он был лучше всех живых, - она проводит ладонью по лицу, будто сбрасывает морок.
– Помните, вы говорили о клинике?

– Да, запишите телефон, - Маккини шуршит бумагами одновременно с Ал.
– Это мой добрый друг, мы вместе учились. Я говорила с ним о вас, предупреждала, но не думала, что так далеко зайдет. Скажите, что вы от Мэри, он вспомнит.

Руки трясутся, когда она записывает номер телефона, цифры выходят смазанными, приходится часто обводить. Когда-то Ал могла просто услышать эти цифры один раз и запомнить. Возможно, и сегодня запомнит, но настолько она уже себе не доверяет. Две строчки на цветном листочке из пластиковой коробки: ряд цифр через два тире и имя “Джейкоб”.

– Удачи вам, мисс Шутер, - желает Мэри, и вместе с прерывистыми гудками хлопает входная дверь.

Клинт входит неожиданно, приближается широкими шагами, встает за спиной. Алиса вздрагивает, всхлипывает, сминая в руке записку. Последнее, что она сейчас хочет - объясняться с ревнивцем.

– Что это?
– мужчина указывает подбородком на шарик листочка.

– Это?
– Ал сжимает кулак сильнее, перебирает пальцами, формируя более плотный комок.
– Так, хочу проверить, попаду ли я от двери душа в корзину подобным предметом. Он же очень маленький и легкий, - притворяйся, играй. Спрячь все, что может выдать тебя.

– Там было что-то написано, - не успокаивается Клинт.

– Ручку расписывала, думала, что это повлияет на вес, - пожала она плечами. – Давай, Клинт, - девушка шутливо толкнула его локтем в бок, отходя на намеченное расстояние. – Посмотрим, не потеряла ли я свои навыки, валяясь на больничной койке.

Шарик бумаги стукнулся о край стола, не долетев до мусорной корзины. Алиса медленно опускает руку, словно удивляется, как так могло получиться. Это ведь просто, отточенные до бессознательного движения, когда-то она бросала так ножи: отмечала цель, отворачивалась и метала лезвия по памяти. Когда-то ей стоило просто запомнить расположение цели и с любой точки её поразить. А здесь… бумажный комок и мусорная корзина. И промах. Алиса смотрит на свой импровизированный снаряд. Складки и заломы на нем сложились так, что можно нафантазировать насмешливый прищур и едкую ухмылку.

Клинт в свою очередь видит неудачную, слишком заполошную попытку скрыть от него что-то. Строчка цифр на листочке и имя “Джейкоб”. Номер телефона незнакомого мужчины. Он заметил, он долго учился замечать подобные вещи, запоминать за секунды. Пусть он и снайпер, но шпионаж тоже входит в его сферу деятельности. Иногда в прицел легче рассмотреть то, что не видно близко. Мужчина кладет раскрытую ладонь на её загривок, перебирает пальцами тугой узел, в который она связала волосы.

– Я могу помочь тебе помыть голову, если ты хочешь? – мягко предлагает он. – А потом расчешу с этим средством, которое пахнет жженым пенопластом.

– Прекрати, - глухо произнесла она, мотнув головой, сбрасывая его руку.

– Что?

– Это. Прекрати. Это, - раздельно выговаривает Шутер, зло, отрывисто. Превращаясь за секунду из растерянной девушки в фурию.

Ей нужно побыть одной, ей нужно сосредоточиться и собраться. Ей нужно все это прекратить.

– Это ненадолго, Алиса, - вздохнул мужчина. Он осторожно обнял её за бок одной рукой и повел к кровати. – Твоя рана скоро заживет. Послушай, я понимаю, что тебя выводит это из себя. Твое вынужденное безделье и необходимость замены. Но я говорил, что это нужно лишь перетерпеть.

– Если я не могу принести пользу физическим участием, то буду стараться изо всех сил, чтобы принести пользу любым способом. И если для этого мне придется провести одну ночь за работой, то я это сделаю. И не потому, что чувствую себя слабой или уязвленной. Да, чувствую. Да, я не понимаю, почему именно Барбара. Да, я боюсь, что могу тебя потерять. Да, я боюсь, что команда не будет во мне нуждаться, а Стив отстранит меня от любой работы и отправит куда-нибудь в бумажный отдел. Потому что это моя жизнь и по-другому я не умею.

“Вам следовало дать мне умереть…” повисает в воздухе.

Алиса срывается, открывает все потайные дверцы своей души и выбрасывает сомнения и тревоги. Срывается, потому что, черт подери, это нужно кому-нибудь сказать. Клинт выслушивает этот гневный бессмысленный сумбур и делает то, что в таких ситуациях всегда помогало: он толкает девушку на кровать. Она ойкает, матрас мягко пружинит, чуть подбрасывает ее.

– Давай спать, я очень устал, - с улыбкой просит он.

Шутер долго укладывается, колотит по подушке, будто хочет выбить из нее все свои кошмары. Ворочается и ворчит, копошится, и это очень забавно. Клинт старается не смеяться, но периодически получает по бокам острыми коленями и ступнями. Наконец, она затихает, лежит далеко, едва ли не на самом краю, кажется, стоит ей опять закопошиться, и она упадет на пол. Тогда Клинт откидывает одеяло, задирает водолазку девушки и смотрит на повязку. Так и есть: чистая и новая, от Ал пахнет мылом и антисептиком. Она пищит от возмущения, и это уже слишком смешно. Клинт утыкается ей в шею и сдавленно хихикает, смешки отдаются глухим тумканьем в голове.

– Спи, мелкая, - он мокро целует вздернутый с бледными веснушками кончик носа.

В ответ ему только фыркают, что-то бормочут. Но Шутер возится еще с полминуты, пытается отодвинуться, выпутаться из тяжелых объятий, понимает тщетность своих попыток и успокаивается.

Бартон старается дышать ровно и спокойно, контролирует каждый свой вдох и выдох. Ему нужно больше отдыхать, чтобы вылечиться, и меньше думать, но думать меньше не получается. Он дышит и прислушивается к головной боли, ждет, когда подействует лекарство. Ждет, когда Ал будет дышать так же ровно, когда она уснет. Она очень милая, когда спит и когда не говорит о ерунде. Нельзя сказать, что она милая во сне, потому что не говорит. Молчать Алиса тоже умеет. Молчать и смотреть так, что лучше тебе самому начать говорить или убегать от взгляда. Она милая во сне, потому что не говорит и не смотрит, потому что она достаточно расслаблена, чтобы уснуть. Клинт недолго смотрит на сухие губы, на подрагивающие ресницы с бесцветными кончиками, на веснушки. Обычно она не выносит такие взгляды в упор, просыпается или говорит, что смотреть на спящих людей странно и вообще “если сам не спишь, то не мешай спать другим”.