Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Дождалась, мой Святик. Я ТЕБЯ ИСКАЛА И ЖДАЛА…
Глава 35
Отец…
«Обиженку строишь, стриженая сволочь?» — Сергей, по-моему, уже поймал посталкогольный долбаный синдром. Прищурившись, из-под ресниц рассматриваю экран то и дело внезапно, но с завидным постоянством, оживающего сообщениями моего смартфона. Юла с закрытыми глазами размеренно сопит и сладко дремлет — да-да, я знаю, что не спит, по крайней мере, крепко — на моей груди. Пальчиком монотонно очерчивает контур плеч, ключиц и сильно выступающих костей
«Забери меня, урод!» — настойчиво транслирует Смирнов. Похоже, он зарядил заранее длиннющий шлейф душещипательного мыла, которым намерен задавить меня, если я вдруг не отзовусь на его космический призыв, как вечный странник по морям на сладкоголосое пение морских сирен.
— Где ты был? — с глубоким вздохом сифонит тихо Юля.
— Сына проверял. Разбудил? Привет, — поворачиваю голову, пристроив подбородок на женском темечке, теперь приглядываюсь к расслабленному посткоитальной негой знакомому до каждой черточки лицу. — Он звонко пискнул, я подумал, что…
— В туалет? — мгновенно вздрагивает, быстро отрывает голову и обращает сосредоточенный и цепкий взгляд по направлению «строго прямо» или более конкретно — «на меня». — Он привыкает без подгузника спать, но иногда бывает. Разоспится и обо всем забудет. Его бы подмыть…
— Мы разобрались. Там все в порядке. Успели к самому началу. И потом, это же не логарифмическая линейка, женщина. Ничего такого! Тем более что он от помощи не отказался и вообще против моего присутствия не возражал. Юль?
«Святик, как дела?» — сменил отец, похоже, гнев на милость.
— Угу? — карабкается, забираясь выше. — Ты чересчур горячий, сладкий. Плохо себя чувствуешь?
— Нет, — сглатываю и, прикрыв глаза, головой мотаю. — Послушай, хорошо?
— Да-да, конечно.
«У тебя нет прав, Мудрый. Приди в себя, сынок. Мне, что, на колени перед вами встать? Молодость эгоистична, да? В чем дело? Я, что, вам враг? Святой, прием-прием!» — против правил лупит «папа», вворачивая в ничего не значащую переписку мой старый позывной.
— У меня нет шансов?
— Что? — приподнимается на вытянутых руках. — В каком смысле? Я с тобой. Зачем ты…
— Игорь называет Красова отцом, а я…
— Со временем пройдет, — c облегчением выдыхает — Мне очень жаль, любимый, но…
— Нет-нет, я не в том смысле, что его ревную, — хотя, пиздец, еще и как, но об этом знать Смирновой нет резона, — или прошу о повиновении или беспрекословном подчинении. Юль?
— … — она поклевывает нежно поцелуями мой подбородок, аккуратно и целенаправленно подбираясь к о чем-то шепчущим — вероятно, о пощаде — немного пересохшим и раздувшимся от обезвоживания, меня почти неслушающимся губам.
— Я для него чужой? — спрашиваю, как будто заявляю.
— Скорее, незнакомый, Свят. Не до конца изученный, если можно так сказать. Ты для него закрытая и неизвестная, но очень интересная книга с большим количеством красочных картинок.
— О динозаврах? — ухмыляюсь.
— Почти. Он ведь неспроста называет тебя «цюдисем», — хихикает, когда кривляется, изображая говор малыша. — «Цюдисе», «цюдисе», «цюдисе». «Осень стласный», «больсой и сёрный»! Говорил?
Откуда она все это знает?
— Святик?
—
Говорил! — киваю головой.— Ну вот! К тому же… Господи! — теперь она хохочет. — Ты так миленько кусаешься и меня грызешь, а когда пускаешь в ход клыки, щекоча языком…
— Не начинай!
— Кусь-кусь, а потом, — Юля медленно облизывает губы, — ты садишься за живой банкетный стол и…
Да, совсем не спорю с последним утверждением. Я чересчур голодный зверь, а с ней, к тому же, полностью теряю голову и становлюсь каким-то диким и неконтролируемым. Короче, я, похоже, полностью муштрой отбитый, откинувшийся, а на гражданке — чумовой!
— Сейчас укушу, жена! — сжимаю мягкие бока. Смирнова ойкает и тут же замолкает. — Я не напираю? Не заставляю? Как считаешь? Все в рамках правил?
— Вполне. Хотя, откровенно говоря, я не знаю, как в таких случаях должно поступать.
— Ты ведь ходишь к Лесе? — шепчу, как будто бы о чем-то заклинаю или прошу об одолжении, гундошу и, как ущербный, жалобно стенаю.
— Да.
— Зачем?
— Мне это необходимо.
— Зачем?
— Сын был там пару раз, после…
— Ты ей доверяешь? — по-моему, я сильно удивляюсь.
— Я выговариваюсь там. Я…
Да уж! Шепелева — мастер на «послушать», но, как выяснилось, не очень-то беспристрастный контролер.
— Ты ворвался в нашу жизнь чересчур внезапно. Вспомни, пожалуйста, как это все было. Тогда ведь даже я опешила и чуть не сошла с ума, когда увидела тебя впервые после… После твоего освобождения! — как она тактично обходит острые углы. — Он называет тебя папой, Свят. Знаю, что ты тоже это слышал.
— Когда забывается! Похоже, сладкий просто путает мужчин. Я буду терпелив, Юла. Буду, буду, буду, — самолично убеждаюсь в энный раз.
— Дай ему время. Даже груднички не к каждому идут на руки: с кем-то — «Вась-Вась», а для кого-то — громкий возглас «А-а-а-а». Дети настороженно относятся к такому. Они слабенькие физически, но вытягивают на эмоциях. Он пристально следит за тобой, к чему-то даже примеривается, где-то пристраивается, что-то изучает. Когда ты не видишь, он смешно копирует тебя.
— Я этого не знал, — растягиваю рот улыбкой.
— Поверь, пожалуйста, — царапает ногтями мою кожу на щеках. — Я это замечаю, потому что постоянно с ним нахожусь. Он, например, начал подражать твоей походке. А когда я отвлекаюсь, то наскоками забегает, чтобы потрогать личные вещи. Прости за то, что так нехорошо получилось с этими медалями. Я развешивала твои рубашки, перебирала футболки, кое-что меняла, а потом увлеклась, когда наткнулась на те красивые погоны. Я расстроилась, любимый. Ты…
— Юль! — прыскаю и тут же кулаком прикладываю свой рот. — Я ни о чем не сожалею. В армию я больше не вернусь. Ты поняла?
— Да.
— Пусть хоть золотом покроют те погоны. Рапорт подписан, узлы развязаны, а я свободный человек, который в скором времени намерен жениться на красавице, которую люблю. Знаешь, о ком я говорю?
Она кокетничает, миленько краснеет, жеманничает и глубоко вздыхает.
— Что там с кавалерийской походкой, женщина? Я начинаю дергаться. Кривые ноги или сжуренный кокетством тощий зад? Как я должен себя подавать, чтобы…