Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— … — я ничего не слышу, в ответ намеренно трезвонит оглушающая тишина.
— Прости, пожалуйста. Костя, мне очень жаль. Я очень виновата. Слышишь?
Точно нет!
Мне жаль…
Определенно очень жаль…
Все понимаю, но не могу, похоже, совладать с собой и постоянно речь теряю, проглатывая буквы, не успеваю соединить их в нужные слова. А Костя, как это ни странно, обидно или парадоксально, не торопится помочь и что-то мне в ответ сказать.
«Хочу, чтобы он громко крикнул. Что есть силы, раненым животным заорал. Пусть он встанет, выпрямится, от всей души, как следует, по воле сердца
— Ты здоров?
— … — Красов медленно и нехотя моргает.
И все? Всего один лишь раз?
— Спасибо за подарок. Игорь с удовольствием листает тот альбом. Это…
— Как у него дела? — Костя лениво раздвигает губы.
— Все хорошо.
— Он посещает детский сад?
Не тороплюсь с признанием, что вынужденно перевела его в другое место.
— Да, — глотаю слезы и икаю.
— Как сессия? Нормально? Все прошла?
Я сдала… Не на «отлично», как планировала изначально, но все-таки достойно, поэтому горда собой.
— Да.
— Не бросай учебу. Договорились?
Свят так же говорит!
— Костя…
— Велихов передал твою расписку и отказ. Желаешь услышать мой ответ?
Было бы неплохо, если он сподобится, изменит тон и сообщит, то…
— Я не согласен!
— Я ничего не хочу, Красов, — выставляю, как купчиха, руки, упираюсь ладонями в скошенный край укрытого темной скатертью стола, приподнимаюсь и, вытянув сильно шею, глядя в мутные глаза, шиплю. — Не надо этого. Не унижай меня. Я…
— Машина была подарена тебе на свадьбу, Юля. Твой отец ее купил.
— Ложь!
— Она твоя, — не повышая голоса, спокойно заверяет.
— Что ты делаешь?
— Это подарок. Принадлежность не оспаривается. Извини, но если она не нужна тебе, то ты запросто можешь ее продать. Уверен, что желающие всегда найдутся.
— У нас есть деньги, Костя.
— Машина твоя, Юла!
«Юла!» — и больше не «Люлек», не «Юлька-страстная девица», не «Люлечка» и не «моя развратница-жена».
— Я столько раз прокручиваю тот разговор. Слышишь? — слепо обращаюсь, в то время как Красов медленно поворачивает голову и устремляет на заснеженную улицу глаза.
— Не хотел бы об этом говорить. Это можно организовать? — хрипит в ответ. — На хрена еще раз поднимать дурную тему?
— Ты достоин лучшей.
— Приятно слышать, Юля, что ты разбираешься в том, что нужно остальным, при этом с большим трудом даешь себе поблажки. Я достоин лучшей? Подобрала, что ли?
Он очень зол! Я вижу, как Костя поджимает пальцы, собирая скатерть, он формирует мужской увесистый кулак.
— Я выскажусь? — сквозь зубы произносит, а после добавляет наигранности, ласки и пошлого медка. — Если ты, конечно же, не возражаешь?
— … — слезами обливаюсь, но уверенно смотрю на гордый профиль человека, которого сейчас совсем не узнаю.
— Я был заменой, — громко хмыкает и опускает голову, стряхивает оторопь, накидывает челку на густые, сведенные к носу брови, задевая обезображенные ненавистью темные глаза. — Временным пристанищем…
— Прости меня!
— Ты с легкостью трындела о любви, Смирнова. Не стеснялась, не боялась, не терзалась блядскими сомнениями, пока твой бывший
не воскрес. Скажи мне честно, Юля…— Да, да, конечно, да-да. Что ты хочешь знать? — заверяю, что готова за все ответить и на все открыть его глаза.
— Начало конца было заложено тогда, когда твой отец позвонил и сказал, что Мудрый пересек границу и направляется домой или…
Он прав! Мне нечем крыть и нечего опротестовать. Я помню каждое мгновение того дня, когда папа в трубку мне на ухо прошептал:
«Святослав живой, солнышко. Он сейчас в больнице, но с ним все хорошо. Подлечат, подлатают и…» — а дальше я не слушала. Мне было достаточно знать лишь то, что он:
«Ждет тебя, детка. Свят должен познакомиться с князьком. Слышишь, Хулия? Солнышко, прием!».
— Ты верила и не смирилась? И вот, блядь, твоя награда. Служивая горилла приехала с государственными почестями в отчий дом. Так сильно твое чувство? Вывозила на инстинктах, да…
Мудрый снился мне каждую бессонную ночь. Святослав ни на секунду не покидал меня. Я не соврала ему, когда кричала, что всю жизнь ищу его. Я старалась вылечиться, перерасти, побороть, в другом мужчине раствориться. Можно ли сказать, что я намеренно воспользовалась Костей… Этим Костяникой?
— Я не хотела. Прости, пожалуйста, — всхлипываю, безобразно хрюкая.
— Так вышло, да? Ты, сука, в упор не догоняешь, как так получилось, что год назад мы были счастливы, а сейчас сидим, как два дебила, и лично я ну ни хера не выгребаю. Он тебя погубит, Юля. Этот Святик — твой неминуемый и тяжелейший конец. С ним что-то не в порядке. Так просто не бывает. Нельзя завороженно, бросаясь в омут с головой, до кварков растворяться в человеке. Я чувствую! — хрипит в огромное, морозом прорисованное стекло. — Такое впечатление, что ты находишься на сильных препаратах, которыми он каждый Божий день с улыбкой на лице потчует тебя, визжащую от радости и сильно подтекающую нутром. Что ты принимаешь, если не секрет? Любовь — чистое чувство, а ты в дерьмо по уши замазана. А самое смешное, что лезешь дальше, как будто ищешь, где поглубже. Это, кажется, называется наваждением, торчанием с последующей жуткой ломкой, а это…
Склоняюсь к неземному притяжению, преданности, эмоциональному единству, вероятно, к слепому обожанию и чувственности. Ему не стоит называть подобное дерьмом!
— Я…
— Ты любишь его, как я люблю тебя? — Красов внезапно возвращается ко мне злобой искореженным, смурным лицом. — Я люблю тебя, Юла. Это хоть что-то значит для тебя или совершенно все равно? Такое чувство не устраивает? Раздражает порядок, аккуратность, справедливость, благодарность, уверенность, стабильность и надежность в завтрашнем сучьем дне.
— Я не люблю тебя, Костя.
Не успеваю лишь сказать, что:
«Прости, мне очень жаль!», как тут же получаю:
— Сука! — он шлепает ладонью по столу. — Могла бы об этом и не сообщать. Теперь фонтан с блядской правдой не заткнуть? Ты развязалась, потому что почувствовала крепкий тыл и гребаную силу. Он защитит в случае чего?
— Я думала, что…
Все выдержу и все смогу! Я ведь чертова Смирнова. Видимо, с этой простой в произношении фамилией что-то не в кармическом порядке. Как говорит мой самый лучший дядя, посасывая сигарету, при этом выпуская носом дым: