Chercher l'amour… Тебя ищу

Шутит и обманывает! Вот мелкий негодяй и провокатор.

— Не может быть, — отрицательно мотаю головой. — Зачем ты это говоришь? Дети не могут помнить того, что было с ними, скажем, до двух лет.

— И тем не менее, тетя Женя, я все прекрасно помню! — настаивает на своем. — Наверное, потому что более открытого и доброго человека я в своей жизни не встречал.

— А Оля?

— Мама выкормила меня, она спасла меня физически, а Вы…

Несильно барабаню пальцами по странно подрагивающим мужским губам.

— Перестань, пожалуйста.

— Вы сидели со мной, когда…

— Святослав, я прошу тебя.

— Вы что-то писали, терли лоб, иногда чертыхались, злились на что-то, но ярко улыбались, когда Сергей Максимович в комнату входил.

Это тоже правда! Но он лукавит — я в том уверена. Не может крошка запомнить такие яркие подробности, а сейчас, будучи здоровым парнем, на голубом глазу без запиночки обо всем вещать.

— Сережа обработал? — смахиваю с широких плеч невидимые нити.

— Нет.

— Свят? — изображаю изумление вкупе с недовольством. — Видимо, я упустила тот момент, когда надо было сообщить голенькому малышу, что врать, эксплуатируя старческую немощь, — не хорошо и даже аморально. Но никогда не поздно преподать урок. Итак…

— Спасибо за Юлу, Женечка! — он шепчет в мое ухо. — Спасибо за мою семью, Евгения Францисковна.

— Ты…

— Послушайте, пожалуйста. Хочу, чтобы Вы знали.

— Да, сынок? — обхватив его затылок, притягиваю к себе, укладываю щекой на плечо и подлавливаю нехороший взгляд весьма обескураженного произошедшим, немного раскрасневшегося Сержа. — Говори! — подмигиваю муженьку:

«Съел, подлец! Вот какой со мной мужчина! Бе! Бе! Бе-е-е-е!».

Так и тянет, честное-пречестное, высунуть язык и покрутить пальцем у виска, чтобы некоторым неповадно было. Смирнов в подробностях зеркалит нашу «позу» и точно так же располагает на себе мою Юлу.

«Негодяй!» — артикулирую, не произнося ни звука. Безмолвно двигаю губами и в темное мужское темя по-отечески шепчу:

«Вот так! Вот так! Вот так, мой мальчик!».

— Я долго ждал этого, тетя Женя.

— Полгода, Святослав, — зачем-то обесцениваю и заявляю. — Это довольно скоро, между прочим.

— Нет, — он сильно вздрагивает, но не отстраняется и не снимает с моего плеча свое лицо. — Вы ведь знали о нас?

Урывками… Вернее, то, что нам с Сергеем по огромному секрету сливала Ния, когда очень сильно злилась на сестру. Нельзя сказать, что Юля с нами всем делилась, но отношения со Святом стали своеобразным откровением после того, как она, проплакавшись на моем плече, заверила, что они с ним навсегда расстались, а после — где-то через три тире пять дней — призналась, что посетила женского врача, который подтвердил весьма устойчивое интересное состояние безутешной барышни, коей Хулия тогда была. Дочь долго маялась, пока пришла в стабильное состояние, но… Он должен это знать!

— Она мечтала о ребенке, Свят. Игорь был у дочери всегда в приоритете. Она, между прочим, послушная беременная дамочка, а впоследствии — молоденькая мамочка. Не переживай, что будет строить козни и эпатировать толпу. Только, пожалуйста, заставляй ее двигаться, иначе не разродится. Слышишь? Пусть ходит, хозяйничает, следит за собой-тобой, убирается по мере своих сил и физических возможностей. Беременность — не болезнь. Угу?

— Женя…

— Я видела тогда непередаваемое воодушевление на ее лице и огромную обиду в том числе, — хмурю брови и грожу Смирнову пальцем, потому как он дебильную херню творит. Муж сильно-сильно обнимает Юлю, он держит маленькое тело двумя руками, как граблями, на уровне ее плечей. — Блин, Свят, нужно поменяться, — Мудрый вздрагивает и возвращает свой огромный рост в привычное для всех расправленное состояние. — Взбалмошный отец от большего чувства сейчас раздавит мелкую жену. Иди…

— Я не знал о том, что она была беременна, тетя Женя. Я бы никогда…

— Вы вместе, сынок. Что еще?

— Зачем Вы разрешили ей выйти замуж за Красова?

«Она умирала, Святослав!» — сказать или промолчать, пустить на самотек и сделать козью морду, приправив образ пошлыми словами:

«Пусть этот маленький в неведении живет»?

— Это было ее решение, Свят. Никто не принуждал. Слышишь? Мы бы не посмели на чем-то там настаивать. И потом, — зачем-то про себя считаю и где-то на разумной «пять» внезапно снова продолжаю, — брак с Костей был лучшим, что ей помогло пережить твою… Прости, пожалуйста… Пропажу. Мы не могли представить, что ваши чувства настолько сильны и…

— Неубиваемы? Несживаемы? Неуничтожаемы?

— Поверь, мальчик, это дорогого стоит. Но ей нужно было дальше жить, а если глоток свежего воздуха, да сделанный полной женской грудью, это тот добровольный, — делаю упор исключительно на нужном слове. — Слышишь, Святослав? Добровольный брак! То никто не стал бы оспаривать их желание. Мы поддержали решение Юлы и приняли Костю в семью. Он отличный человек. Мне жаль, что так вышло.

Мы приняли его в семью? Зачем я нагло вру? Костя никогда из нее не выходил. Он в ней родился и был всегда своим… Никто никого никуда не принимал. Чувства Красова к старшей дочери давно известны, прозрачны, очевидны и ясны. Всем, между прочим. Всем-всем собравшимся здесь и сейчас по важному и радостному случаю.

— Я понимаю… — он сильно сглатывает, дергая кадык, прикрывает веки и по-собачьи наклоняет голову на бок. — Я все понимаю, но не могу смириться.

— Это плохо, мальчик, — качаю головой, пока наглаживаю пальцами его гордую щетинистую скулу. — Я не умею прощать, Свят. Так мой отец когда-то говорил. Вернее…

Бабушка! Бабуля умоляла научиться жить и отпускать. Не знаю, если честно, пришло ли с возрастом умение, хотя…

— Вы самая добрая женщина на свете, тетя Женя. Вы не замечаете херни, которую творит Сергей и я, если честно, от него не слишком далеко ушел. Я ведь редкий пакостник, Евгения…

«Мелкий поросенок, все тот же крошка-свинтус» — и тем не менее я так его люблю.

Но Мудрый в этом тоже прав. Да уж! Мой муж по части нашкодить и разбросать следы случайного как будто бы несчастия по всему периметру, насыпав крошки по углам, фактически подсунуть мне под нос доказательства своего неадекватного преступления, — великолепный и непревзойденный ас.

— Иди к жене, — легко отталкиваю от себя. — Ждет уже, — кивком указываю через его плечо.

Модное свадебное платье с недлинным шлейфом, выставляющее мою малышку в очень выгодном свете, развевается на ветру. Юля вздрагивает, явно сокращается, а после потирает плечики.

— Согрей ее. Дрожат ручонки. Господи, выдумали эти свадьбы, — ворчу старухой. — Давайте в дом! — кричу, вращаясь вокруг себя. — Лёшка?

— А? — горланит деверь.

— Все в дом! Сергей! — машу ему рукой.

Напрасно! Он и так ко мне идет.

— Чего ты раскричалась? — теперь на ухо осторожно произносит. — Я тебя уже боюсь. Ты что-то сегодня очень грозная, чикуита. Давай, наверное, сбавь кубинские обороты. Растерзаешь гостеприимством. Что я потом буду в объяснительной писать? Жена задрала уютом и накормила до отвала благодушием? Знай меру, команданте. Харе командовать. Пусть люди веселятся. Тут все свои. Это я к тому, что с ними мы сочтемся, в случае чего.