Черная вдова
Шрифт:
– А часто случается воровство? Я имею в виду, с их стороны?
– спросил следователь.
– Я бы не сказал. За время, что я тут служу, только раз куртку кожаную сперли: хозяева проветривать повесили. Еще из погреба унесли бутыль с наливкой. Куртку я разыскал, вернул, а наливочку - увы. А все равно ходишь по поселку, и кое-кто провожает косым взглядом.
– Почему?
– Эх, Игорь Андреевич, вы даже не знаете, как у людей подорвана вера в милицию! Мой предшественник поработал для этого на славу!
– Черемных горько усмехнулся.
– Он теперь в колонии, а я до сих пор пожинаю плоды.
– За что осудили?
–
– Вы сами здесь давно?
– Чуть больше года. После армии предложили мне поступить в школу милиции. Закончил - направили в Нижний Аянкут. Служу и продолжаю учебу заочно, теперь уже в высшей школе милиции.
Чикуров перешел наконец к тому, что привело его в поселок, и попросил Черемных рассказать о Листопадовой.
– Живет тихо, - немного подумав, ответил лейтенант.
– Ничего такого за ней не замечено.
– Вы знаете, что ей присылают большие деньги?
– Так это она за девочку получает. Алименты.
– У одной девочки столько отцов!
– усмехнулся следователь и рассказал участковому о том, что узнал в отделении связи.
– Да нет, папаша у Изольдовой дочки один, - сказал растерявшийся Черемных.
– Видите ли, он капитан дальнего плавания. Бывает на другом конце земли - в Антарктиде, в Австралии и других заморских краях. Уходит в море на полгода и даже больше. А деньги на содержание дочери посылает через знакомых.
– Странно. А почему не сам?
– О, тут целая история! У того капитана есть семья, но когда он встретил Листопадову, то влюбился без ума. Хотел бросить жену, детей, но Изольда не приняла такую жертву. Поэтому и уехала подальше, к нам, в Нижний Аянкут, а капитана просила забыть о ней и дочке. Однако он как-то разузнал ее адрес и посылает алименты через других.
– Это вам сама Листопадова рассказала?
– спросил следователь.
– Да об этом весь поселок знает!
– И что, Изольда Владимировна хранит верность отцу своего ребенка? Чикуров не скрывал иронии.
– Захаживает к ней из тайги мужичок.
– А кто такой?
– оживился Игорь Андреевич.
– Он "бугор" в таежной "копне"* - будущей Киникии. Бичи зовут его чудной кличкой, как я вам уже говорил, - Гуру.
______________
* "Копна" - сборище бродяг, объединенных в группу, которую возглавляет "бугор" (жарг.).
– Гуру... А вы знаете, что означает это слово?
– Нет, - смутился участковый.
– В Индии так называют духовного наставника, учителя, - пояснил следователь и попросил описать внешность знакомого Листопадовой. Черемных сделал это довольно подробно.
– Вроде не похож, - задумчиво сказал Игорь Андреевич.
– На кого?
Чикуров рассказал о мужчине, посетившем в Москве Скворцова-Шанявского и, в свою очередь, ознакомил участкового инспектора с его
словесным портретом.– Иногда еще к Изольде захаживает бич по кличке Чекист. Он как бы вестовой этого Гуру, - сказал лейтенант и описал его приметы.
– Гуру курит?
– спросил Чикуров.
– Да, сигареты. И Листопадова курит. Чекист - тоже.
– Вам задание, Яков Гордеевич. Сверхсрочное и очень важное.
– Слушаю.
– Нужно во что бы то ни стало достать хоть по одному их окурку. Я имею в виду Гуру, Листопадову и Чекиста.
– Понятно. Сделаем, - сказал лейтенант солидно.
– Сегодня я вам еще буду нужен?
– Да вроде нет, - ответил Чикуров.
– И постарайтесь выяснить, может, кто-нибудь из них был в октябре - ноябре в Москве? Ну и, конечно, узнайте настоящие имена Гуру и Чекиста.
– Постараюсь.
Следующий день был воскресенье. Игорь Андреевич снова проснулся поздно. В эту ночь он блаженствовал на новеньком диване-кровати, пахнувшем еще магазином. Он даже не смог поблагодарить хозяина за такую заботу: тот вернулся поздно, Чикуров не слышал когда.
На дворе было пасмурно, шел снег. Игорь Андреевич прислушался Востряков и Саяпин негромко беседовали на кухне.
"Жаль, что они дома, - вздохнул Чикуров.
– Не удастся прошмыгнуть незамеченным".
Так и получилось.
Из разговора Вострякова и Саяпина Игорь Андреевич понял, что директор совхоза был вчера на совещании в РАПО. Это совещание и обсуждали за завтраком.
– Ей-богу, такое ощущение, что время в районе застыло лет этак двадцать назад!
– кипятился хозяин.
– Методы все те же - держать в страхе! Действовать только по указке! Сделаешь шаг вправо - выговор, шаг влево скамья подсудимых! Откуда же будет инициатива, к которой так призывают в Москве? Как можно требовать от руководителей производства смелых, самостоятельных решений, когда все запуганы? Сначала надо сломать этот психологический барьер. Пусть вздохнут свободно, почувствуют вкус к правде.
– Вот-вот!
– поддержал его главный экономист.
– Страх и правда несовместимы!
– Понимаете, Григорий Петрович, - продолжал возмущенно Востряков, ведь никто не встал и не сказал ничего по поводу планов на следующий год. Ну хоть бы поспорили, выставили свои соображения. А то опять: выполним, перевыполним...
– Востряков махнул рукой.
– Ведь в связи с переходом на полный хозрасчет и самоокупаемость столько вопросов стоит перед каждым хозяйством, а ясности-то нет! На что ориентироваться? На словах - свобода хозяйствования, самостоятельность, а на самом деле - все те же волевые решения! Короче, пока что полный разброд.
Послышался стук в дверь, и хозяин поспешил в прихожую.
По низкому и раскатистому голосу Игорь Андреевич узнал Черемных.
Лейтенант появился на кухне уже без полушубка и валенок. Поздоровался, пожелал приятного аппетита.
– Может, чайку?
– предложил ему Востряков.
– Спасибо, уже чаевничал, - отказался лейтенант и выразительно посмотрел на следователя: мол, есть разговор.
Пошли в комнату, что занимал Чикуров.
– Порядок, Игорь Андреевич, - сказал Черемных, доставая из кармана три спичечных коробка, в каждом из которых лежало по окурку.
– Вот этот Листопадовой.
– Он ткнул пальцем в букву "Л" на коробке.
– Это - Гуру, а это - Чекиста.