Черная вдова

– Нет!
– решительно заявил Семен Матвеевич.
– Еще одно важнейшее мероприятие... Банька!

При этих словах Николай Николаевич оживился. Насколько это было возможно в его состоянии.

Растопили баню быстро, благо Рудик приготовил сухие березовые поленья. Парились одни мужчины, оставив Вику у телевизора, по которому перед Новым годом показывали развлекательные передачи.

С жару, с пару Семен Матвеевич выбегал во двор, бросался в снег. И снова в парилку... Он уговаривал последовать его примеру сына и гостя, но те не решились.

Потом пили чай из самовара. Хмель заметно выветрился. Что касается Ярцева-старшего, так он выглядел совершенно трезвым.

Вернулись в дом. Вербицкий предложил дочери пойти поблаженствовать в бане, но Вика не захотела: в одиночестве вроде как-то не с руки.

– После баньки сам бог велел по сто грамм!
– откупорил новую бутылку Семен Матвеевич.

Предложение было встречено мужчинами с восторгом.

Ярцев-старший подхватил Вику и закружил в танце под ритмичную музыку из телевизора.

– Батя у тебя - во мужик!
– показал большой палец Вербицкий.
– За него!
– чокнулся он с Глебом.

"Да, мне бы столько энергии в его возрасте", - с завистью подумал Глеб. И понял, почему мачеха вышла за Семена Матвеевича замуж, будучи младше чуть ли не на двадцать лет. В Ярцеве-старшем была какая-то неувядающая сила, задор, мужественность и постоянная готовность к риску.

"Есть ли все эти качества у меня?" - прикидывал Глеб. Хотелось думать, что есть. Хотя иной раз он и замечал с грустью, что многое взял от матери. Ее мечтательность и мягкость. То, что отец всеми силами старался вышибить из сына.

Любимая поговорка Семена Матвеевича - победителей не судят!

Так он и жил - стремясь всегда побеждать и даже из своих поражений делать победу. Над обстоятельствами, над женщинами...

Музыка кончилась. Семен Матвеевич галантно довел партнершу до стула, наполнил коньяком рюмки.

– Славно!
– произнес он с чувством.
– Славно, друзья!.. Пью за то, чтобы дорогие гости в скором времени опять посетили эту уютную обитель!

– Да я бы здесь остался навсегда!
– совершенно искренне признался Николай Николаевич.

– Я тоже, - поддержала его Вика.

Дружно сдвинули рюмки и выпили "посошок" на дорогу.

– По коням!
– торжественно провозгласил Семен Матвеевич, постучав пальцем по своим наручным часам.

Стрелки показывали половину одиннадцатого.

Последние часы перед Новым годом для любой хозяйки самые суматошные. И когда вся посуда была перетерта, поставлена на праздничный стол, а Людмила Колчина ушла домой переодеться, дел Лене оставалось еще достаточно.

Первым из гостей явился Федя Гриднев. Со своим "волшебным", как называла его Ярцева, чемоданчиком и трогательным букетиком распустившегося багульника. Инженер был в своем сером скромном костюме, который Лена видела на нем уже третий год.

– Я специально пораньше, - сказал Федя.

– И отлично, - чмокнула его в щеку хозяйка.
– Одной тоскливо.

Она сказала, что Глеб скорее всего не приедет. Гриднев огорчился.

– А я такой сюрприз приготовил.

– Какой?
– загорелись глаза у Лены.

– Увидишь, - загадочно улыбнулся Федор.
– Прошу, не заходи, пожалуйста, некоторое время в комнату.

– Ладно, - кивнула Лена.

– А чтобы тебе было веселее, вот...

– Федор поставил на холодильник маленький, с папиросную коробку, телевизор, который смастерил сам.

Лена принялась резать закуску, овощи, заправлять салаты.

Инженер возился со своим сюрпризом минут двадцать. И когда он появился на кухне, Лена спросила:

– Теперь можно посмотреть?

– Все равно ничего не увидишь. Он сработает неожиданно.

– Ну и интриган же ты, Федор. Давай, тащи все это на стол...

Они принесли готовые блюда в комнату. Как ни старалась хозяйка увидеть, что же сотворил инженер-электронщик, но так ничего и не обнаружила. А он только улыбался.

Федор помог Лене расставить угощение, попутно починил кран в ванной, из которого текло, подкрутил расшатавшуюся дверную ручку в спальне.

– Из тебя муж - просто клад!
– нахваливала его Ярцева. Действительно, почему не женишься?

– А куда приведу жену?
– усмехнулся Гриднев.
– У нас на тридцать два квадратных метра пять человек. Я, мама, сестра с мужем и ребенком.

– Первое время можно снимать...

Федор присвистнул:

– На какие шиши? Сто тридцать в месяц - не разбежишься.

– Ну, возьми с квартирой.

– Как будто невесты с квартирой валяются на дороге. И потом, насмотрелся я на сестру. Все, буквально все проблема! Племяшка грудная была - пеленок не достать. Хотели в ясли пристроить, сказали, что очередь подойдет не раньше, чем через два года. Из-за этого у сестры прервался рабочий стаж: сидела дома. Хорошо, хоть теперь в детсад определили. Ну и другое прочее... Представляешь, ботиночки ребенку не купишь! Поневоле задумаешься, заводить семью или нет.

Вопрос о детях для Лены был больной: она очень хотела ребенка, но Глеб считал, что это помешает его научной работе. Никакие мольбы и слезы не помогали. А ей часто снилось, особенно в последнее время, что у них дитя светловолосый мальчишка, ужасно похожий на Ярцева.

– Я тебя оставлю в одиночестве минут на десять, - сказала Лена, показывая на халат.

– Пора уже, - кивнул Федор.
– Наверное, вот-вот гости нагрянут.

Лена пошла переодеваться. И только успела сделать прическу и нанести, так сказать, последние штрихи, в дверь позвонили.

Она пошла открывать.

На лестничной площадке стояли три человека. Мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, в строгом драповом пальто с воротником-шалькой и нерпичьей шапке. Второй - высокий парень атлетического сложения, в кожаном пальто, щегольских сапожках и без головного убора. С ними была женщина в шубе искусственного меха и шерстяном платке. В руке у нее была какая-то нелепая кошелка.

– Если не ошибаюсь, Леночка?
– спросил старший, протягивая ей огромный букет чуть распустившихся роз.
– Валерий Платонович...

– Да! Да! Проходите, пожалуйста. Спасибо. Очень рада. Какие чудные розы, - несколько растерялась Ярцева: она ожидала, что профессор придет один, а тут еще два гостя.

В прихожей началась церемония раздевания и представления.

Скворцов-Шанявский был в темно-синем костюме, прекрасно сшитом и ладно сидящем; на ослепительно белой рубашке выделялся галстук-бабочка.