Черная вдова

Она увлекла компанию в рыбный ряд, где купила два маленьких акуленка катрана.

– Как, их можно есть?
– поморщился "облепиховый король".
– Они же...

– Зря вы так, - сказала Орыся.
– Очень даже вкусно! А Валерий Платонович считает, что похоже на отварную севрюгу.

– Я предпочитаю натуральную севрюжку, - осклабился Степан Архипович.

Расстались у автобусной остановки. Орыся поехала домой. Ни машины, ни Вадима не было. Валерия Платоновича тоже. Спрашивать у хозяйки, появлялся ли профессор, она не стала. Отдала катранов и попросила приготовить к обеду, к которому Скворцов-Шанявский обычно не опаздывал. Но сегодня почему-то задерживался. Элефтерия Константиновна дважды докладывала, что еда готова, а профессор все не шел и не шел.

Когда он наконец приехал, Орыся была удивлена: за все время пребывания в Южноморске у Валерия Платоновича ни разу не было такого дурного настроения. За стол он сел мрачнее тучи, своего любимого разварного катрана почти не ел - так, ковырнул пару раз вилкой, и все.

Встав из-за стола, профессор достал из чемодана аккредитив, сунул Орысе:

– Сходи в сберкассу. Срочно!

Сторожук поразилась еще больше: буквально вчера у Валерия Платоновича денег было - не сосчитать. Приходил всегда с набитыми карманами. Настроение - лучше некуда, даже напевал. И вдруг...

– Значит, снять?
– все еще не веря своим ушам, переспросила Орыся.

– До чего же ты бестолковая!
– взорвался профессор.
– Если даю аккредитив!.. Должен срочно отдать двадцать пять кусков.

– Значит, снять двадцать пять тысяч?
– уточнила Орыся.

– Возьми все, до копейки, - приказал Валерий Платонович.
– Понимаешь, Эрик предлагает одну прелестную вещицу...

Эрик Бухарцев, бывший шофер Валерия Платоновича, появился в Южноморске неделю назад. Орыся встретила его случайно. Он куда-то спешил. Сторожук поинтересовалась, почему его мать не приезжала в этом году лечиться в Трускавец, ведь место в доме Орыси ей всегда обеспечено. Бухарцев ответил, что его родительница собирается на воды где-то в начале ноября. На том и расстались.

– Так, значит, Эрик продолжает спускать свои золотые цацки?
– спросила Орыся.

– И еще как! Представляешь, вчера продал Решилину перстень. Жаль, что меня при этом не было, непременно бы перехватил! И как только не стыдно этому богомазу! Облапошил парня, как младенца! Перстень стоит раз в пять дороже, чем отвалил денег Решилин.

Скворцов-Шанявский постепенно успокоился. И поторопил Орысю:

– Давай, давай за денежками!

Орыся стала одеваться. Кто-то позвонил Скворцову-Шанявскому, и тот срочно уехал. Орыся взяла хозяйственную сумку - профессор наказал купить к ужину ряженку, так как расшалился его желчный пузырь, - в нее она положила изящную индийскую сумочку из змеиной кожи, в которой находились паспорт и аккредитив.

До сберкассы было три остановки на автобусе. Орыся сошла на одну раньше, забежала в молочный магазин. И уже после этого отправилась за деньгами.

В кассе народу было немного. Почти все стояли к окошечку, где принималась плата за коммунальные услуги.

Когда контролерша услышала, какую сумму снимает с аккредитива Орыся пятьдесят тысяч - она с любопытством глянула на нее, но ничего не сказала. Но вот взгляд кассирши, отсчитывающей ей деньги, Орысе не очень понравился. Кассирша была не то грузинка, не то армянка, с большими выпученными глазами. Они словно гипнотизировали.

Все деньги были сотенными купюрами и в банковской упаковке. Орыся спрятала их в индийскую сумочку, а вот в хозяйственную класть не решилась. Так и села в автобус: в одной руке хозяйственная сумка, в другой - с деньгами. Опустив пять копеек в кассу, оторвала билет. Через остановку кто-то передал мелочь за проезд. Орыся находилась ближе всех к кассе. Чтобы было удобнее действовать, она опустила сумочку с деньгами в хозяйственную. И уже не вынимала ее оттуда: ехать оставалось всего одну остановку.

Дома она вынула ряженку, а хозяйственную сумку поставила в комнату профессора, для спокойствия проверив индийскую сумочку. Все на месте, замок защелкнут.

Потянуло в сон. Такая уж появилась у нее привычка в Южноморске: обязательно прикорнуть днем часика полтора-два.

Тут приехал Вадим.

– Умираю от голода!
– объявил он прямо с порога.
– Давай что-нибудь посущественнее.

– Надо было есть вовремя, - поворчала скорее для порядка Орыся.

– Вовремя!
– хмыкнул шофер.
– Шеф посылал в одно место...

– Ладно, сейчас.

Орыся пошла на хозяйскую половину. Элефтерия Константиновна разогрела голубцы. Когда Орыся принесла их Вадиму, тот вмиг разделался с ними и снова куда-то умчался.

И только она прилегла, в дверь постучали. Пришел Жоголь. Вид у него был до крайности озабоченный.

– Прости, Орысенька, что беспокою тебя, но позарез нужно позвонить в Москву, - сказал он.

– Ради бога, - кивнула Орыся на телефон.

– Понимаешь, с переговорной звонить - как на улице, - продолжал оправдываться Леонид Анисимович, набирая код и номер Москвы.

Орыся поняла, что он хотел бы поговорить без свидетелей, и, найдя какой-то предлог, вышла в сад.

Жоголь говорил минут пятнадцать. Появился он на крыльце какой-то странный, с растерянной улыбкой на лице.

– Ну, слава богу, слава богу, - проговорил Леонид Анисимович, прислоняясь к косяку.

– Добрые вести?
– встрепенулась Орыся.

– Боюсь даже поверить, - ответил Жоголь.
– Понимаешь, дома, в почтовом ящике, нашли записку от Михаила.

– Жив, значит?
– обрадовалась за Жоголя Орыся.

– Жив, жив, и это самое главное, - вздохнул он.
– А остальное непонятно...

– Что именно?

– Записка странная. Дословно пишет: "Дорогая мама, не переживай, я здоров. Но не ищи меня. Твой любящий сын".
– Жоголь сдавил пальцами лоб. Хоть бы дал знать, где он, почему не хочет объявиться? Может, ему очень худо, может, нужна моя помощь!

– А из-за чего Миша сбежал?
– осторожно спросила Орыся.
– Ссоры никакой не было?

– Какая там ссора!
– отмахнулся Леонид Анисимович.
– Голоса на него никогда не повысил!

– Тогда что же?
– допытывалась Сторожук.

– Этого, милая Орыся, я и сам не пойму. Все пытался разобраться, но... Наверное, трудно понять их, молодых.
– Жоголь хрустнул суставами пальцев. Ладно, будем надеяться, что благоразумие возьмет верх. Я вот думаю, как воспримет эту весточку от сына жена. Конечно, обрадуется, но, с другой стороны, почему Миша запрещает его искать? Может, попал в руки каких-нибудь страшных людей?
– Он с грустью посмотрел куда-то вдаль.
– Вот так расти ребенка, заботься, а что тебе уготовила судьба - бог весть...