Черная жемчужина императора

–  У меня голова кружится, - пожаловалась Лика.
– Я ведь сутки пролежала, уставившись в потолок… Мне очень страшно!

–  Вам звонил кто-нибудь?

–  Я не брала трубку. Единственный человек, с которым я заставила себя поговорить, - господин Смирнов. Мы обсудили ночь, проведенную в «Элегии»… впрочем, вы, вероятно, знаете. Этот кошмар преследует меня повсюду!

Лика заплакала. Она комкала в дрожащих руках носовой платочек и по-детски шмыгала носом.

–  Какой кошмар?
– осторожно спросила Ева.

Лика оглянулась, помолчала и быстро, сквозь слезы, зашептала:

–  Иногда мне кажется, что я… что у меня… слишком обостренное воображение. С тех пор, как умерла мама, я не нахожу покоя! Я ни с кем не могу быть до конца откровенна, даже со Стефи я не позволяла себе… говорить обо всем. Мне повсюду мерещатся странные вещи! Когда… мы жили на таежном хуторе, мне иногда казалось… будто бы отчим, Аркадий, как-то пристально на меня смотрит. С вожделением… понимаете? А после смерти мамы эти мысли стали преследовать меня днем и ночью. Я запиралась от него в своей комнате на крючок, приставляла к двери стул… и все равно прислушивалась к каждому шороху, каждому скрипу половицы! Я… начала его опасаться и… так измучилась, что желала ему смерти. Ужасно, правда? Но я ничего не могла с собой поделать. Когда он уходил, я молилась, чтобы он не вернулся. Я корила себя, обвиняла в черствости и злобе, каялась и… снова хотела избавиться от него! И однажды… он исчез. А «перо дракона»… и те следы во дворе… не плоды ли моего болезненного воображения? Из глухого Ушума я переехала в Москву, но… ничего не изменилось. Как только я увидела Стефи… сразу заподозрила, что с ней случится какая-то жуткая вещь. И вот… она мертва!

– Лика схватила Еву за руку и крепко сжала.
– Вам никогда не приходило в голову, будто ваше сознание раскалывается, рассыпается на бесчисленные фрагменты, которые вы никак не можете собрать в нечто единое и стройное? Что вы… не живете, как все окружающие вас люди… а двигаетесь на ощупь в густом тумане? Что вы не помните своего прошлого, а ваше будущее неясно, размыто? Что вы не имеете понятия, как вам следует поступать, куда идти, кто ваш друг, а кто враг?

Ева не перебивала, давая Лике излить накопившееся смятение, замешательство и страх.

–  Лес, город… какая разница для измученного ума?
– продолжала та.
– Аркадий пропал. Но мои мысли о мужчинах остались. Я вообразила, что Альберт Юрьевич оказывает мне знаки внимания, а он… собирается жениться на другой женщине! Меня пригласили на торжество по поводу их помолвки, а я ловлю себя на тех же ощущениях! Мало того, я вообразила, что и господин Треусов неравнодушен ко мне, что он… как-то особенно расположен, особенно любезен. А ведь у него тоже есть женщина, с которой он встречается, которую он любит… я полагаю. Что это со мной, как не расстроенные нервы?

–  Перья Дракона, - не плод фантазии, их можно увидеть, пощупать, - успокаивала Лику Ева.
– Вы их вовсе не придумали.

Лика вздохнула и прижала ладонь ко лбу.

–  У меня здесь все путается… сплошной мрак. Я подумала, что Стелла умрет, раз она лишилась пряди волос, и она… умерла. Ее убил Дракон!

–  Я вам верю, - просто сказала Ева.
– Идемте в магазин, за цветами.

Лика, погруженная в свой страх, послушно пошла за ней. Они выбрали белые гвоздики, заплатили, Ева взяла свою спутницу под руку и повела к такси. Водитель коротко посигналил.

–  Я вам заплачу за простой, - пробормотала Лика, полезла за кошельком, вскрикнула, бросила сумочку на землю и пошатнулась.

–  Помогите мне!
– обратилась Ева к таксисту.
– Женщине нехорошо, посадите ее в машину.

Пока тот возился с бледной как полотно пассажиркой, Ева подняла сумочку и уселась на заднее сиденье, рядом с Ликой.

–  Нам на кладбище, - сказала она, называя, куда именно нужно ехать.
– Побыстрее, пожалуйста.

Водитель кивнул, - теперь ясно, почему молодой женщине стало дурно: видно, похоронила кого-то из близких, не в себе от горя.

Лика закрыла глаза, сидела ни жива ни мертва.

–  Что случилось?
– прошептала Ева.

–  Су… сумочка…

Ева медленно приоткрыла сумку, - ничего из ряда вон выходящего она там не увидела, - обычные женские мелочи: складной зонтик, расческа, пачка бумажных носовых платков, кошелек… а это что такое? Между кошельком и расческой затесались светлые волоски. Та самая прядь? Не может быть…

–  Вы открывали сумочку после того, как вернулись из ресторана домой?
– наклонилась она к Лике.

Та, закусив губу, качнула головой.

–  Нет. Нет! Если бы я… Нет! Это… волосы Стеллы?

–  Предполагаю, да, - ответила Ева.
– Как они оказались в вашей сумке?

–  Н-не знаю!
– в голосе Лики слышалось отчаяние.
– После ресторана… я бросила сумочку в прихожей и не прикасалась к ней. Я же говорю, со мной что-то не так!

–  А ключи? Вы доставали из сумки ключи, чтобы открыть дверь квартиры?

–  Ключи я ношу в кармане пальто.

–  Простите за любопытство, Ростовцев заходил в квартиру вместе с вами?

–  Он проводил меня до двери, дождался, пока я открою, и ушел. На мне был его пиджак, а мое пальто… он держал в руках. Потом… я взяла пальто, достала ключи… начала открывать… это я хорошо запомнила. Боже мой!
– Лика снова заплакала.
– Если бы Стелла умерла прямо там, в «Элегии»… мою сумку обыскали бы… и… как бы я оправдалась?

Таксист обернулся и спросил, нужна ли помощь. Ева махнула ему рукой, - дескать, сама справлюсь.

–  Успокойтесь, - прошептала она на ухо Лике.
– Шофер не должен ничего слышать. Поговорим на кладбище.

Остаток дороги ехали молча. Ветер нагнал тучи, и когда девушки вышли у низенькой часовни из красного кирпича, начал накрапывать дождь.

–  Вы помните, где могила?
– спросила Ева.

–  Надо идти по этой аллее, потом направо… меня привозил сюда господин Ростовцев.

Голые березы качались на ветру, мокрые кусты сирени печально застыли у надгробий. Здесь снег таял медленно, и кладбище производило унылое, жалкое впечатление. Ржавые железные венки ударялись о кресты и ограды, сопровождая посетительниц похоронным звоном.

Лика шла, опустив глаза вниз, на желтую грязь между могилами, на затоптанные в нее бумажные цветы и обломки еловых веток.

–  Лучше быть мертвой, чем сумасшедшей, - прошептала она.

–  Что вы!
– ужаснулась Ева.
– Откуда такие мысли?

–  А как прикажете думать?

Они снова замолчали, - только чавкала под ногами раскисшая земля, да каркали вороны, перелетая с ветки на ветку.

–  Лика, тогда в ресторане вы постоянно держали сумочку при себе?
– спросила Ева.

–  Нет, конечно… я толком не помню, сколько раз брала ее в руки… но сумка висела на спинке стула.

–  Вы не следили за ней?

–  Нет. Зачем?

–  Любой мог положить в сумку все, что угодно, включая официантов. Давайте вытряхнем содержимое, - предложила Ева.
– Вдруг там еще что-нибудь найдется? Клофелин, например.

–  Вытряхивайте…

Они нашли подходящее место - скамейку под черной раскидистой елью, всю усыпанную прошлогодней хвоей. Ева смахнула пожелтевшие иголки и вывалила на скамейку все, что было в сумочке, - зонтик, кошелек, расческу, ментоловые драже, блокнотик, пудреницу, губную помаду, носовые платки, прочие мелочи и… пучок светлых волос. Как пить дать, они принадлежали Стелле.