Черное Солнце. За что наказывают учеников
Шрифт:
Главное, остановиться вовремя, а это не так-то просто. Жажда его сильна, духовный ресурс велик — и сейчас абсолютно пуст. Возможно, за счет добровольной жертвы удастся заполнить его целиком… но что станет тогда с его бедным Яниэром?
От катастрофической потери энергии он почти наверняка не оправится… и погибнет, словно хрупкая зимняя бабочка, до срока проснувшаяся в тепле.
Элирий глубоко вздохнул и отнял руку, колоссальным усилием воли разрывая ментальный контакт. Сила цвета вновь потекла по меридианам, тело понемногу оттаивало, и Красный Феникс с облегчением перевел дух. Он получил достаточно.
Некоторое время Первый ученик
— Не нужно, — смягчив тон, сказал Красный Феникс. — Не искушай меня, душа моя.
Он был слаб. О небожители, никто не должен знать, насколько он был слаб — он мог и не пройти это сладкое искушение смирением. Почти невозможно отвергнуть дар, поднесенный от чистого сердца.
— Данные когда-то клятвы преданности требуют подтверждения, не так ли, ваша светлость? — ровным голосом заметил Яниэр.
— Все так, душа моя, — совершенно серьезно согласился Элирий. — И однажды у тебя уже была возможность подтвердить их.
Первый ученик помолчал немного. По непроницаемому лицу его снова ничего нельзя было прочесть.
— Учитель не принимает мою жертву? — тихо спросил он наконец. — Учитель не желает, чтобы я искупил вину и обрел душевный покой?
— Вина уже искуплена. — Красный Феникс аккуратно подцепил пальцами подбородок ученика, не давая тому опустить голову.
Там, в несбывшейся реальности, его светлость мессир Элирий Лестер Лар ощутил внезапно сильную тревогу при мысли, что его Первый ученик, возможно, убит. Как бы ни был он шокирован происходящим и обеспокоен своей собственной судьбой, все же успел испугаться еще и за предавшего его Яниэра. Это краткое озарение помогло принять и переосмыслить многое в их отношениях.
— Возможно ли это…
— Я тебе ответил. Ты собрался спорить со мной?
— Нет… Конечно нет, ваша светлость.
Красный Феникс вздохнул и решил развернуть свою мысль:
— Разве я не обещал тебе прощение за помощь с путешествием в несбывшуюся реальность? И разве я не говорил еще прежде: что бы ты ни сделал, будешь прощен? Как мог ты усомниться в моем милосердии? Как мог ты вообразить, что способен совершить нечто такое, за что я буду не в состоянии тебя простить? Ты ведь мой ученик.
Глаза Яниэра расширились, будто перед ними вновь ярко вставали картины из давнего прошлого. Волнующие картины, от которых на бледных щеках затеплился приятный румянец.
— Я виноват, — от смущения горло Первого ученика пересохло и голос сделался чуть хриплым. Он почти перешел на шепот. — Мне не следовало подвергать сомнению однажды услышанное. Всем известно: каждое слово наместника небожителей немедленно облекается силой проклятия или благословения. Простите меня, Учитель.
— Я прощаю. Но не делай так больше, душа моя: ты нужен мне живым. Если бы я хотел убить тебя своими руками, то убил бы еще в Ангу.
О небожители, это было бы слишком: он не может лишиться сразу двоих своих учеников.
— Да, я знаю это, — улыбнулся Яниэр. — Каждый поступок Учителя имеет смысл, даже если он не ясен нам сразу.
Элирий задумался над этими словами. Каждый его поступок имеет смысл? Если так, почему же, для чего он так самозабвенно проживал в другом мире свою несбывшуюся жизнь? Эта дикая иллюзия будто попала в какую-то болевую точку: заплутавшая душа его едва нашла дорогу назад, едва сумела выкарабкаться и вернуться на собственную линию жизни. Он почти
позабыл, кто он и зачем пришел. Несмотря на весь свой изрядный опыт, он почти… почти поверил. Почти остался там навсегда.Почему некоторые мгновения ранят так сильно, что остаются в памяти до конца? Остаются в сердце кровоточащими занозами, которые не извлечь.
— Я видел темную сторону солнца, — помедлив, глухо проговорил Элирий, пытаясь избавиться от застрявших в душе воспоминаний-заноз. Но тщетно: они засели слишком глубоко, слишком крепко. — Я был на оборотной стороне и видел всю ее тьму.
В несбывшейся реальности Элиар стал его полновластным хозяином на целых две сотни лет. Обладая такой чудовищной властью, тяжело удержаться от соблазнов, тяжело не разрушить зависимого от тебя человека, к которому имеется к тому же целый ряд неразрешенных вопросов. Даже удивительно, что он был еще жив и даже не в самом плачевном положении.
А странная нескончаемая ночь за окном… Элирия вдруг осенило. Та долгая ночь — словно одно застывшее мгновение. Возможно, еще и поэтому он оказался обманут, захвачен в плен слишком живой иллюзией. Он пробыл в несбывшейся реальности достаточно долго, но утро так и не наступило: снаружи не посветлело ни на йоту.
Возможно ли, что излучение переродившегося черного солнца за долгие годы сделалось настолько плотным, настолько густым, что стало видимым глазу? И мир в самом деле погрузился в кромешную тьму, во мрак вечной ночи? Воистину, тот беспросветный мир — символ торжества черного солнца, апогей его могущества.
Воистину пред очами его предстоял сам Черный Дракон — солнце бедствия, падшее солнце всех зол.
Элирий напряженно стиснул виски, стараясь унять охватившую их боль. Черный цвет кажется отличным от всех остальных, но на самом деле он есть не что иное, как оборотная сторона каждого из них. Черное солнце есть не что иное, как затмившееся солнце красное.
Он купался в пламени и во мраке. Он не заметил, как одно превратилось в другое. Не заметил, как потерял свое солнце.
— Без великой искупительной жертвы душа твоего младшего брата погибла во тьме, как и говорил Игнаций, — сдержанно пояснил Элирий, отрываясь от невеселых раздумий. — Тьма… поглотила его.
— Вот как? — переспросил Яниэр, и в сдержанном голосе его почудилась печаль. — Так, значит, мессир Арк все-таки оказался прав? Как и следовало ожидать, мудрость Первородных не знает границ. Но разве, отказавшись от жертвоприношения, Элиар не отказался тем самым и от темного пути?
— Элиар оказался не готов… к иному варианту… — Элирий почел за благо уклониться от прямого ответа. — Должно быть, убив меня, он сделал лучшее из того, что имел силы сделать на тот момент.
Элиар поступил ужасно и лишил его души. Но поступить иначе волчонок не мог. И, как выяснилось, поступи он иначе, всем им было не миновать бед еще горших…
Хоть то, что увидел Красный Феникс, и было лишь иллюзией, несбывшейся реальностью, одной из множества вероятностей развития событий, все же увиденное поразило его и навсегда отпечаталась в памяти — словно выжженное каленым железом.
И правильно ли называть пережитое им иллюзией? В этом было что-то гадкое, фальшивое, словно бы он не принимал произошедшее там всерьез, с легкостью отмахивался от него. Но это не так: случившееся произвело глубочайшее впечатление. Он покинул одну реальность и оказался в другой. Он в самом деле прожил там эту ночь и этот день, и все, что произошло, он ощутил в полной мере.