Черное Солнце. За что наказывают учеников

Элиар не ответил, постепенно входя в концентрацию. Он раскусит этого странного человека, увидит саму его сущность… И тогда… тогда все наконец прояснится.

— Видящий? — прозорливо догадался Наварх, глядя на Элиара внимательным изучающим взором. В бесстрастном голосе показалась усмешка. — Ну смотри.

И Элиар смотрел, закрывая глаза все плотнее. Смотрел изнутри и извне, как бы со стороны, так и эдак меняя угол зрения. Но картинка не менялась: комната была пуста.

Кроме него самого, здесь никого не было.

По шее побежали мурашки: Элиару стало страшно. Казалось, он здесь один, а стоящий перед ним — лишь иллюзия, зримая оболочка, скрывающая ничто. Человек был полым, пустым… словно разбитый сосуд, из которого когда-то утекла вода. Как можно сотворить такое?

Все глубже Элиар погружался в измененное состояние сознания, все глубже проваливался в транс. Теперь он мог видеть на качественно ином уровне восприятия, видеть не материю, а энергетические оттиски и образы. Казалось, еще немного, и все различия между проявленным сущим сотрутся — все растворится, слившись в единую энергию первоогня.

В какой-то миг он понял: дальше идти нельзя. Такую концентрацию не следует удерживать долго. Элиар хотел было прерваться, но тут ему удалось разглядеть искомое.

Прозрачное, тонкое поле человека наконец обнаружилось. Присмотревшись внимательнее, Видящий заметил кое-что еще. Слабое, чуть заметное колыхание разбуженных воспоминаний, еще живущих внутри. Так воздух приходит на смену вылитой из кувшина воде… конечно, им нельзя утолить жажду — но Видящий впитает все, каждую каплю прошлого.

Перед ним была тень. Человек прошлого, оставшийся в своем времени. Он состоял из одной только памяти.

Элиар улыбнулся, заметив тщательно выстроенный ментальный заслон — знакомый почерк Учителя… Напрасно. Память этого человека скрывает не разум, который так надежно защитили от возможных посягательств. Память разлита в нем повсюду, заполняя пустоты, потому что помимо памяти не осталось совсем ничего. Аверий весь — словно призрак, дух, сотканный из воспоминаний. Какие-то, почти прозрачные, выцвели от времени и приказа не помнить… но какие-то, особенно сильные и яркие, почти не потускнели с тех пор…

…Залитая солнцем дощатая пристань.

Мягкие волны доверительно перешептываются о чем-то, изредка выбрасывая на просоленный деревянный причал пригоршни белой пены. Смуглый от загара яркоглазый мальчишка, щурясь от слепящего света, прикладывает ладонь ко лбу, снова и снова высматривая на горизонте корабль. Загар не подобает высшим аристократам, но солнце сильно, и оно повсюду, а он так любит проводить долгие дни на побережье. И кто посмеет запретить это отпрыску великой династии?

Освежающий морской бриз фривольно развевает курчавые волосы, пронзительно кричат в небесах легкокрылые чайки. Поддавшись внезапному порыву, мальчишка бежит со всех ног по длинной корабельной пристани, бежит с азартом и силой юности, и, оттолкнувшись от самого края, выгнувшись идеальной дугой, ласточкой прыгает в море. Прохладная вода ласково обнимает его, смывает жару и усталость: тело будто растворяется в кристально чистой синеве. Океан шумит в висках, заполняет прибоем сердце… Несколько уверенных гребков — и он уже на берегу. Соленые капли стекают, бесследно исчезая в раскаленном песке. Корабля все нет, и пора уходить.

Напоследок обернувшись, мальчишка с сожалением качает головой и, не удержавшись, манит синий океан за собой, искренне желая, чтобы тот отозвался.

Мгновенье оглушительной тишины. В глазах вдруг темнеет, а воздух начинает остро пахнуть грозой… Когда морок рассеивается, мальчишка едва успевает отпрянуть от катящегося на него могучего вала, — но волна все равно дотягивается и обдает с головы до ног, неожиданно ледяная, жесткая волна с шапкой пены. Ошарашенный и испуганный, Аверий бросается прочь от некстати разбуженной стихии, дивясь сегодняшней особенной переменчивости океана.

Жалобно трещит старая пристань. Шквальный ветер ломает крылья попавшим в его власть чайкам.

Корабль на горизонте борется со взявшимся ниоткуда штормом.

Глава 24

Журавль прячет голову под крыло

Эпоха Черного Солнца. Год 6. Сезон зерновых дождей

Едят лапшу в имбирном соусе

Леса Колыбели

*серебряной гуашью*

Так, кажется, успел к началу.

Эти хитрецы и в самом деле рассчитывали спрятаться от него, великого жреца и Первого ученика Красного Феникса Лианора, непревзойденного мастера иллюзий? Ну что ж… поиграем.

Усмехнувшись, безо всяких угроз или предупреждающих окриков, Яниэр создал мощный порыв ветра, подобный тому, которым когда-то давно перевернул лодку Элиара, только добавил чуть больше цвета.

Чужая иллюзия, дивная хрустальная иллюзия в мгновение ока разбилась вдребезги, эффектно разлетелась на поплывшие в воздухе звенящие осколки, радужные блики и переливы света. Яниэр молча ступил внутрь. Магический ветер плеснулся следом, сделал круг и, разметав собравшихся по сторонам лесной поляны, затих. Лица пойманных с поличным нарушителей спокойствия медленно вытягивались: облаченный в белое человек с волосами цвета серебра был слишком узнаваемым и слишком нежеланным гостем, чтобы радоваться тому, что он заглянул на огонек. Встав перед бывшим Стратегом Ром-Белиата навытяжку, Совершенные мрачно притихли, хотя еще миг назад гвалт внутри наведенного морока стоял такой, что даже на грозный рев дракона никто бы не обратил внимания.

Не выходя из концентрации, Яниэр с благодарностью улыбнулся, припоминая, как с самого раннего детства Учитель терпеливо тренировал его распознавать и разрушать иллюзии. У Первого ученика не было врожденных способностей Видящего, которыми был благословлен Элиар, но все же, благодаря настойчивости Учителя и собственным каждодневным стараниям, со временем он стал видеть отличия иллюзии от реальности и научился отделять одно от другого почти так же быстро и точно, как Второй ученик.

Взор северянина выхватил из тумана нескольких присутствующих лианхэ, укрывших остальных покровом иллюзии. Редко кто из Невозжелавших владел каким-то боевым чародейством, но почти все из них могли умело навести морок или оказать слабое ментальное воздействие. Кажется, эта способность была у них в крови.