Черные бароны или мы служили при Чепичке

— Цибуля, — сказал ему лейтенант Гамачек, — я вот офицер, а жена у меня где? Жена у меня в Пардубице! Поэтому недопустимо, чтобы обычный солдат каждый день встречался с женой. Это получается не армия, а дом свиданий. Как только узнаю, что вы опять нашли себе отдельный кабинет, тут же вас что? Тут же вас переведу!

Не было и девяти часов утра, как Кунте отшвырнул лопату и объявил, что идёт посмотреть, не открылся ли»Браник». Кагоун и Кефалин охотно к нему присоединились, и все вместе отправились в сторону пивнушки. Там было ещё закрыто, и они отправились на главную улицу. Кунте окликал красивых девушек и приглашал их на свидание. Некоторые испуганно шарахались, другие брезгливо морщились, а одна обругала его так грубо, что даже бывалый и красноречивый Ота не нашелся с ответом.

Потом солдаты увидели молодого, самоуверенного пижона, который выглядел так, как будто ему принадлежал не только весь Табор, но и вся наша прекрасная Родина.

— Смотри-ка, Ота, — засмеялся Кагоун, — как будто бы ты что-то пропустил! Тебя ничего не смущает?

У Оты зловеще загорелись глаза. Он прислонился к фонарному столбу и ждал. В ту минуту, когда пижон проходил мимо, правая рука Кунте вылетела вперед и поразила пижона прямо в челюсть. Тот повалился на землю, схватился за лицо и заскулил. Ота без единого слова повернулся и спокойным шагом отошёл.

— Слушай, что ты дуришь? — спросил его Кефалин, — Тебе этот парень ничего не сделал!

Ота задумался.

— Видишь ли, — ответил он, подумав, — Я вдруг страшно разозлился, что не могу ходить по улицам, одетый, как он!

Наконец, открылся Браник. Солдаты и гражданские устремились внутрь и с комфортом расположились на удобных стульях. Это была та самая пивная, которую ненавидели таборские офицеры, и которую солдаты, наоборот, не уставали нахваливать. Бойкие официанты, пан Шванда и пан Макса, проворно разносили кружки с пльзенским пивом и ставили на столы подносы, на которых белели «гробики» [35] со взбитыми сливками. В каморке, из которой было видно вход, дежурил сам владелец пивной, или одна из женщин с кухни, они следили, не приближается ли военный патруль. В этом случае бойцов вовремя предупреждали, и они могли покинуть заведение через окно. И не было ни одного случая, чтобы персонал заведения не был солидарен с солдатами.

35

«Гробики» — пирожные из взбитых с сахарной пудрой яичных желтков.

Заслуживает упоминания случай ефрейтора Ржимнача. Этот боец с изрядным количеством диоптрий на каждом глазу в один морозный вечер отправился в Браник и выпил в тишине и спокойствии одиннадцать пльзенских. Около десяти вечера в дверях показался военный патруль, и наблюдатель предупреждающе свистнул. Официанты тут же обратили внимание ефрейтора на грозящую ему опасность, и тот попытался экстренно эвакуироваться в окно, но споткнулся о стол, отчего у него слетели очки. Ржимнач потерял ориентацию, начал метаться по залу, и в таком положении его настиг патруль. Патрульные приказали ефрейтору следовать за ними, но тот и не подумал. Сняв с себя ремень, он принялся молотить им направо и налево, и оборонялся до тех пор, пока официанты не нашли очки и не нацепили их ему на нос. Тогда ефрейтор застегнул ремень, вскочил на стол и выпрыгнул в окно. Патрульные попытались последовать за ним, но им очень настоятельно указали, что в приличном заведении в окна не лазят. Стражи порядка хотели выбежать в дверь, но внезапно обнаружили перед собой столько стульев и посетителей, вознамерившихся пойти в туалет, что о преследовании ефрейтора и не было и речи.

После этого инцидента»Браник»был для таборского гарнизона строго запрещён, но с запретом считались только солдаты боевых частей.

— Играешь в шахматы? — спросил Кагоун Кефалина.

— Очень плохо, но играть люблю, — признался Кефалин, и Кагоун возликовал. Он попросил у пана Шванды доску, которую тот охотно принёс.

— Это самая лучшая пивнушка, что я знаю, — уверял Догнал, — здесь можешь сидеть сколько хочешь, и никто тебе и слова ни скажет. А если нет денег, то нальют под честное слово. Такого доверия к солдату я ещё нигде не видел! — он задумался и добавил, — И ведь я, господа, не первый раз в пивной, я старый завсегдатай.

Кагоун с Кефалином начали играть в шахматы. Салус, попивая пльзенское, твердил, что это жидовская игра, но на его комментарии не обращали внимания. Через некоторое время до»Браника»добрался и Саша Кутик.

— Только что скинул мастера в яму с извёсткой, — объявил он, — надо по этому поводу как следует выпить. Ещё по дороге встретил одного лейтенанта, он тоже ко мне прицепился. Врезал ему разок, да больше и не надо было. Положил его полумертвого в переулке. Я ни с кем нежничать не стану!

— Эх, ребята, — вздыхал мастер Пецка, — как же мне теперь отчитаться, чтобы вы хоть какие-нибудь деньги получили! Видит Бог, это только волшебнику под силу! А эти гражданские, те и ещё хуже, никакой морали. Я понимаю, ребята, сейчас зима, я всё понимаю, и бетонщики, сколько живу, зимой не работали, это уже новые времена нам принесли. Но что остаётся делать, надо подчиняться, мы ведь всего лишь маленькие люди.

— Эй, начальник, — отозвался Кунте, — нам очень обидно, что вы на нас жалуетесь.

— Да я не жалуюсь, — твердил Пецка, — Вы хотя бы себя не калечите, как этот вон Ясанек. Слава Богу, что он перешёл к Палату. Как он один раз упал в бетон вместе с тачкой, вытащили его в последнюю секунду. Смотреть на него было страшно. Или когда они разгружали кирпич. Ясанек тогда попал Вате кирпичом в живот, а другой уронил ему на палец. Вата так разозлился, схватил Ясанека за штаны и швырнул в Иордан, чудом он тогда не утонул.

— Это я помню, — вспомнил Цибуля, — Ясанек тогда из этого случая хотел раздуть кулацкий заговор против прогрессивных сил в армии.

— Вы ещё золотая бригада, — хвалил их мастер, — Ещё мне был по душе этот вот Мацек. Работяга он был и дело знал. Только вот как выпьет… говорю вам, этот парень добром не закончит.

Мастер Пецка и не подозревал, какую глубокую истину произнёс. Уже в ближайшее воскресенье рядовой Мацек отправился на танцульки в гостиницу»Иордан». Шёл он туда с наилучшими намерениями не ввязываться в конфликты и ни на кого не поднимать руку, в этом он даже присягнул друзьям. Но после нескольких кружек от его добропорядочности не осталось и следа. Первым, с кем он сцепился, был аккуратный гражданин средних лет. Одним точным ударом Мацек свалил его с ног, после чего его поднял и швырнул на соседний стол средь пива и английских бифштексов. Если бы не опрометчивое вмешательство персонала и посетителей, Мацек бы, по видимости, успокоился. Но когда он увидел, что на него идут несколько десятков человек, ничего не оставалось, кроме как разнести весь»Иордан», что он и сделал с присущим ему усердием. Потери в людях и имуществе были значительны.

В этот раз происшествие замять не удалось. Лейтенант Гамачек, вне себя от злости, был вынужден доложить о чрезвычайном происшествии, и Мацек предстал перед военным судом.

— Слушайте, обвиняемый, — обратился к Мацеку судья, — в характеристике написано, что вы занимаете правильную позицию по отношению к нашему народно–демократическому строю, и трудовая дисциплина у вас образцовая. Объясните мне, пожалуйста, зачем вы вообще дрались? Зачем вы напали на этого гражданина?

— Так он говорил, что девятнадцатый трамвай ходит в Смихов, — ответил Мацек, — а я вырос в Гостиварах, и уж, наверно, Прагу знаю! Я ему говорю: ты, деревня! Ты, небось, в Праге был ещё на сокольском слёте! Девятнадцатый ходит из Споржилова в Высочаны, олух! А он говорит — нет, ходит в Смихов к Анделу! Что мне с ним ещё оставалось делать?

Судья ни с того, ни с сего вдруг закашлялся в платок, и прошло некоторое время, прежде, чем он смог задать следующий вопрос.

Кефалин вновь стал членом комсомольского актива и ротным агитатором. Ясанек был председателем, кроме них в актив входили учитель Анпош, простой парень из восточной Словакии Ленчо и рецидивист Бобр.

Ленчо был единственным, кто попал в трудовую часть за переход государственной границы с Советским Союзом. Паренёк, живший у самой границы, пас коней, как ему было велено. Как-то раз он обнаружил, что пропала кобыла–двухлетка. Может быть, её напугал медведь, может, ей просто захотелось пробежаться по лесу, в общем — её и след простыл. Ленчо, опасаясь взбучки, отправился её искать, заблудился, а когда опять вышел к людям, это были советские пограничники. Его со всей тщательностью обыскали, допросили, и проверили, не шпион ли он, случаем. Через три дня он вернулся на родину, но люди уже начали шушукаться, мол, кто знает, что там на самом деле было. Если бы Ленчо и вправду был таким дурачком, каким кажется, то русские бы его там так долго не держали. В общем, Ленчо не повезло. Отец его выпорол кнутом за пропавшую кобылу, односельчане на него смотрели подозрительно, а вдобавок его призвали в Непомуки. Хотя он был трудолюбивым, старательным парнем, и на службе все были им довольны.