Черные бароны или мы служили при Чепичке

— До свидания, товарищ старший лейтенант! — с восторгом ответила ему рота, потому что, как казалось, опасения о службе по уставу не сбывались.

На ступенях перед медпунктом на ступенях сидел лейтенант Троник. Его настроение стремительно падало, о чём свидетельствовали обхваченная руками голова и долгие, повторяющиеся через равные интервалы, вздохи.

— Ужасная речь, — прошептал он уже в семнадцатый раз, — Не будем себя обманывать, ужасная речь.

— Зато искренняя, — сказал Кефалин, который шагал в медпункт за таблеткой анальгина, — Было видно, что товарищ старший лейтенант говорит от чистого сердца.

— На это мне плевать, — разозлился замполит, — Разве так должен представляться командир роты? Что это такое, теперь от меня требуется, чтобы я работал вместе с хроническим пьяницей!

— Надо прежде всего видеть в нём человека, — подбодрил его Кефалин, — в конце концов, пьяницы — не самая худшая категория людей.

— Засуньте себе свои советы сами знаете куда, — взорвался замполит, — и запомните, я напишу рапорт о переводе в боевые части, а если его не подпишут, вернусь к малярному ремеслу. Там из меня никто клоуна делать не будет!

Нового командира приняли с симпатией. Его своеобразное прибытие на Зелёную Гору и развязный приезд к роте в Табор позволяли предположить, что солдатская жизнь под его началом не покажется скучной. Эти предположения исполнились до мелочей.

Старший лейтенант Перница показал себя человеком компанейским, и его интерес к подчинённым был не показным. Сразу после того, как он познакомился с таборскими пивными, он принялся расспрашивать о личных проблемах своих солдат.

— Человек подчинил себе природу, — говорил он, — но две вещи пока ему не под силу — выпивка и женщины. Я знал много интеллигентных товарищей, и школу они закончили, но на этих вещах спотыкались. Например, сержант Долежал. Отличный геолог, знал всех бабочек, и в черепахах разбирался. Но внимание! Дали ему глотнуть рому, и он на следующее утро блевал, как алкаш. С такими товарищами тяжело. Или вот, к примеру, вспоминаю ефрейтора Пульду. Тот наоборот, пил, как кадет, и даже францовка [48] его не пробирала! Только вот у Пульды были сложности с женщинами. Он был красивый, улыбчивый, не дурак, так что девушки на него прямо слетались. Но этого, товарищи, недостаточно. Ефрейтор Пульда не знал, что с женщиной делать, когда останешься с ней наедине. Он им всё рассказывал о том, сколько может выпить рома за вечер и дальше никогда не доходил. Тут уж нечего удивляться, что ему каждый раз давали отворот. От отчаяния ефрейтор Пульда попытался покончить с собой, бросился из окна во двор, и поломал себе всё, что можно было поломать. И наконец, всё кончилось хорошо, потому что за него вышла медсестра, которая целыми месяцами дежурила возле его койки. Такова жизнь, товарищи, и необходимо, чтобы вы это усвоили! Я вам буду в этом содействовать, и любому помогу отцовским советом. Те, у кого имеются сексуальные или иные сложности, пускай с полным доверием обращаются ко мне! Раньше людям нужны были священники, с которыми они советовались по сложным жизненным вопросам. Теперь многие люди доверяются психиатрам. Но куда податься солдату срочной службы? Я утверждаю, товарищи, что для этого в подразделении есть командир! Командир вам заменит отца и мать, священника и психиатра. Да, товарищи, так я себе представляю наше взаимное сотрудничество!

48

Францовка – крепкая настойка на травах.

Некоторые войны многозначительно посмеивались, другие изображали интерес, нашлись и такие, которые решили, что им выпала возможность выслужиться перед начальством. Первым был кулак Вата, который истово жаждал увольнения, но, как известно, не отваживался самовольно покинуть расположение части. Теперь ему пришло в голову, что, изображая сексуальные проблемы, он сможет вытянуть из старшего лейтенанта увольнительную.

Постучав в дверь, Вата вошел в кабинет командира.

— Товарищ старший лейтенант, рядовой Вата! — представился он, — Прибыл к вам, как к родному отцу!

— Правильно, Вата, — похвалил его Перница, — Садитесь и выкладывайте.

— Видите ли, товарищ старший лейтенант, — выдавил из себя кулак, — У меня дома есть девушка, Блажена. Мы друг другу очень нравимся, только что толку? Вдали друг от друга это совсем не то, а я уже шесть месяцев не был в увольнении.

— И вдобавок вы, как я вижу, эдакий амбал! — перебил его лейтенант, — И вам надо Блажене делать это самое.

— Ясное дело, я стараюсь, — заныл Вата, — Но это же сущий ад. Я, товарищ старший лейтенант, не могу обходиться без женщины.

— Я того, что я слышу, — сказал Перница, — у меня такое впечатление, что вы хотели бы увольнительную. Это так?

— Да, товарищ старший лейтенант, — закричал Вата.

— Слушайте, Вата, — продолжал лейтенант, — У вас вообще хватит денег на дорогу? Что, если с вами по дороге что-нибудь случится? Бывают случаи, когда солдаты ездят без билета или застревают где-нибудь без единой кроны в кармане. Понятно, что такие товарищи позорят нашу народно–демократическую армию!

— Деньги у меня есть, — похвастался кулак, — Потому что я бережливый, благоразумный и деньгами не сорю. Я бы армию не опозорил.

— Так значит, вы бережливый? — удивился Перница, — Вы, Вата, ведь не хотите сказать, что ещё и не пьёте?

— Самое большее одно–два пива.

— А, к примеру, ром?

— Ром — никогда, товарищ старший лейтенант!

— Вы меня удивили, Вата. Как я посмотрю, вы, может быть, и пить не умеете?

— Нет, товарищ старший лейтенант. У нас говорят, что выпивка затемняет мозги, и что от пьянства уже немало хозяев осталось без земли.

— Это кулацкие предрассудки, Вата. Как вы можете остаться без земли, если у вас её и так ни хрена нет?

— Это правда, товарищ старший лейтенант!

— Ещё бы не правда! Запомните, кто пьёт — тот весело живёт, а веселье — половина здоровья.

Старший лейтенант ненадолго замолчал, и явно о чём-то раздумывал. Взволнованный кулак надеялся, что думает он о сроках его увольнения.

— Всё ясно, Вата, — вдруг сказал Перница, — И совет, который я вам бескорыстно подам, несомненно, того стоит. Внимание, товарищ, знаете ли вы, что такое онанизм или самоудовлетворение?

— Знаю, — промямлил кулак.

— И часто вы этим занимаетесь? — спросил командир.

Вата завертел головой.

— Ну вот видите, — отечески произнёс лейтенант, — и тут вы совершаете главную ошибку. Полное воздержание — источник вашего сексуального напряжения. Смотрите, Вата, вы сейчас отойдёте в укромный уголок, где будете думать о Блажене и её прелестях, и при этом сексуально удовлетворитесь. Тем самым вы достигнете душевного равновесия, и вам будет ясно, что своей девицей вы попользуетесь на гражданке. Вы меня поняли?

Кулак промямлил что-то несвязное.

— Это, конечно, ещё не всё, — предупредил его Перница, — Потом вы пойдёте в пивную и на те деньги, которые вы приготовили на увольнение, купите бутылку рома. Принесёте её сюда и мы с вами выпьем за здоровье вашей Блажены.

— Есть! — выдавил из себя Вата жалобным голосом.

— Я вас, Вата, научу пить, — пообещал Перница, — и когда-нибудь вы мне будет за эту школу чертовки благодарны!

Кулак потащился в пивную, и всю дорогу ругал себя скотиной, простофилей и идиотом.

— Теперь меня этот проходимец напоит, — приговаривал он, — да откуда же я знал, чтоб мне пусто было!

Но командир не был таким чудовищем, каким казался, и, в конце концов, всё закончилось к полному удовольствию Ваты. Старший лейтенант Перница опустошил бутылку сам, а сияющий кулак унёс в расположение заполненную увольнительную.

Был поздний вечер, уже пробило одиннадцать, и Душан Ясанек возвращался, полон новых впечатлений с любовного свидания. В голове его складывались любовные стихи, хоть и более высокого уровня, чем была его военная поэзия, но, однако, слишком личные, что обогатить собой страницы военных журналов. Душан Ясанек любил, был любим, и его жизнь приобретала новые доселе невиданные измерения. Надо, однако, отметить, что чем больше боготворил чувственный боец Эвичку Седланкову, тем менее его душа лежала к нашему демократическому обществу. Его покидало классовое мышление, а от этого остаётся лишь маленький шажок к полному дезертирству от великих идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.