Черные волки, или Важняк под прицелом
Шрифт:
— Не могу понять, какие у Вертайло были мотивы убить генерала, — сказал Плетнев, задумчиво шевеля бровями. — Он ведь свое отсидел. Зачем ему связываться с генералом снова?
— Не торопись с выводами, — сказал ему Александр Борисович. — Это версия, и мы работаем над ней… А пока сиди и жди гостя.
7
За столом, сколоченным из грязных досок, на задворках Петровско-Разумовского парка, сидели четверо. Одним из них был Антон Боровой — худощавый молодой человек лет двадцати пяти с суровым смуглым лицом
По правую руку от Борового восседал пухлый, широкоплечий парень с добродушным, румяным лицом, Павел Ангелин или, как звали его члены бригады, Апостол.
По другую сторону стола сидели Штырь и Мельник, тоже члены бригады, но рангом поменьше. Эти были руководителями двух боевых групп. Штырь был тощий и угреватый, как подросток, хотя ему уже минуло двадцать два. Движения его были спокойными и полными достоинства. Мельник, напротив, был суетлив и подвижен, как мышь-полевка. Маленькое лицо с вылезающими из-под верхней губы зубами подчеркивало его сходство с амбарным грызуном.
Штырь и Мельник были ужасно заинтригованы. Дело в том, что Антон Боровой запрещал членам бригады собираться вместе более чем по два человека сразу. Объяснялось это необходимостью строжайшей конспирации.
Поначалу члены бригады не понимали, зачем нужны такие строгие меры. Но со временем Боровой сумел убедить их. У Антона Борового был удивительный дар убеждения. И сегодня он собирался использовать этот дар по максимуму.
Пока же Штырь и Мельник были удивлены и ждали объяснений. От них прямо-таки исходили флюиды изумления.
Антон Боровой повернулся к Павлу Ангелину и сказал:
— Апостол, кто начнет — ты или я?
— Говори ты, — ответил, пряча улыбку в румяные щеки, Апостол.
Боровой повернулся к Штырю и Мельнику. Лицо его стало сосредоточенным и даже немного торжественным.
— Я рад, что мы встретились, парни, — заговорил он негромким, но полным значения голосом. — Жаль, что мы не можем собраться все вместе.
— Это было бы хорошо, — заметил Штырь.
— Да, — согласился Боровой, — это было бы хорошо. Но мы не можем рисковать. Вместе мы слишком легкая мишень.
— И все равно жаль, — сказал Мельник. — В бригаде есть колеблющиеся. Парни должны видеть, что нас много и что мы сила.
— Они увидят, — веско сказал Боровой. — Для этого я вас и собрал. Мы долго готовились к нашей миссии, и теперь пришла пора действовать.
— Действовать? — хором переспросили Мельник и Штырь.
Боровой улыбнулся и кивнул:
— Да. Пора заявить о себе.
— Давно пора! — воскликнул Штырь. — Сколько можно прятаться от этих мразей!
— Тихо! — зыркнул на него глазами Боровой. Штырь осекся и заозирался по сторонам.
— Здесь же никого нет, — шепотом сказал он.
— Может быть, — сухо произнес Боровой. — А может быть, и есть. В последнее время мне все время кажется, что за нами следят.
Штырь и Мельник переглянулись.
— Кто следит? — севшим голосом переспросил Мельник.
Боровой пожал плечами:
— Не знаю. Возможно, это просто
нервы. — Лоб Борового прорезали морщины. — В последнее время я много думаю о нашей миссии, — задумчиво произнес он. — И я пришел к выводу, что мы не имеем права жертвовать нашими жизнями — даже во имя великой цели.— Но ты ведь говорил, что жизнь одного бойца — пустяк в сравнении с идеей, — напомнил Штырь.
— Говорил, — кивнул Боровой. — Но нас слишком мало. Мы с вами — ядро, движущая сила будущих перемен.
— Соль земли, — неожиданно произнес Мельник.
Боровой поморщился:
— Можно сказать и так. Хотя ты знаешь, что я не люблю цитаты из жидовской Библии.
— Иногда там встречаются здравые идеи, — возразил Мельник. — Например, «око за око, зуб за зуб». Или еще про меч: «Не мир, а меч принес я вам». Это похоже на то, что ты говорил на первом собрании бригады.
— Здравые идеи можно найти где угодно, — сухо сказал Боровой. — Ты вот, например, знаешь, что обезьяна может написать «Войну и мир»?
— Как это? — не понял Мельник.
— А так. Вероятность того, что, клацая от балды по клавишам компьютера, шимпанзе напишет «Войну и мир», не равна нулю. Значит, шанс есть даже у шимпанзе. Что уж говорить про жидов.
— Да я с тобой и не спорю, — смирился Мельник. — Тем более что я сам жидов ненавижу. Кстати, в воскресенье мы со Штырем скинули одного жиденка с парапета в реку. Штырь, подтверди!
— Это правда, — неохотно подтвердил Штырь. Глаза Борового стали холодными и колючими.
— Вы что, тупые? — процедил он сквозь зубы. — Я же говорил: никаких эксцессов. Вести себя, как все. Какого хрена вы это сделали?
Мельник хотел что-то ответить, но стушевался и с надеждой посмотрел на Штыря.
— Э-э… — заговорил тот. — Боров, в натуре, мы не виноваты. Ну, то есть виноваты, но не совсем. Мы просто не сдержались. Дернули пивка в баре, вышли на воздух покурить — а там этот сучонок пархатый. Если б он еще молчал… а он, сука, еще закурить попросил.
— Точняк! — живо подтвердил Мельник. — Он сам к нам подвалил. Да и не было там больше никого. Никто нас не видел. Мы его в воду скинули и быстро оттуда срулили.
Несколько секунд Боровой буравил товарищей ледяным и острым, как замороженный гвоздь, взглядом, затем смягчился.
— Ладно, — сказал он. — Но чтобы это было в последний раз. Когда придет время мочить пархатых — я вам первым об этом скажу. Но сейчас мы должны заняться другим.
— Чем? — с любопытством спросил Мельник. Боровой выдержал паузу, затем тихо и отчетливо проговорил:
— Акции массового уничтожения. Лица Штыря и Мельника вытянулись.
— Значит… — Мельник сглотнул слюну. — Значит, мы уже готовы?
Боровой покачал головой:
— Не совсем. Своими силами организовать акции мы не сможем.
— Почему?
— Я уже говорил — нас слишком мало, и мы должны беречь силы. Мы — ядро будущей армии, ее командный состав. Мозг будущих операций. Теперь нам нужны исполнители. Мясо. Фарш.
— Фарш… — эхом отозвался Мельник.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Штырь, сдвигая брови и в упор разглядывая Борового.