Чёрный лёд, белые лилии

— Всё, мы готовы!

— Товарищ подполковник, разрешите вопрос! — тоненько пролепетала Валера.

— Да, пожалуйста.

— Вы когда-нибудь озвучивали фильмы?

— Эм… Нет, Лера, почему ты спросила?

— Просто у вас такой красивый голос, что я готова душу продать, лишь бы вы вели разведку боем вечно! — все захихикали, а Валера, пытающаяся говорить уверенно, всё-таки покраснела, спрятала глаза и захихикала тоже.

Сквозь слёзы смотря на смущённого и тоже красного до ушей Радугина, Таня смеялась, прикрывая ладошкой рот.

— Э… Спасибо, конечно, за этот… Этот… Как его там…

— Комплимент, товарищ подполковник, — подсказала Таня, пряча лицо.

— Мм… Да, комплимент. Ладно, — Радугин, не выдержав, быстро ретировался к своей кафедре, где кашлянул и, упорно глядя на стену как на что-то безумно интересное, продолжил: — Кхм, хорошо, я ещё проверю ваши карты и оценки поставлю в конце пары.

— Это вы сейчас нам угрожаете? — снова засмеялась Валера.

Огневая, вопреки всем опасениям, тоже прошла весело. Сидорчук, низвергнув на непрерывно хихикающий взвод всё своё негодование и поняв, что в этот раз подобное не производит надлежащего действия, побагровел.

— Я на вас управу найду, и не одну! Бондарчук, включи своё серое вещество, куда ты целишься?! Куда?!

— Тут чего-то не так, товарищ полковник, я не пойму, как оно работает, — Бондарчук захлопала ресницами.

— Как работает?! Тебе сказать, как он работает?! Раз, два, три — и тебя нет! Следующая пятёрка, на огневой рубеж!

Машка старательно, дольше всех, целилась, но, когда Сидорчук снял её мишень, он стал ещё краснее.

— Товарищ курсант, если вы дебил, то так и скажите, нечего автомат ломать! И не делайте умное лицо, не забывайте, что вы будущий офицер!

Сидя на РХБЗ и почти не слушая Краевого, Таня занималась своим любимым делом: рисовала в тетрадке и наблюдала за девчонками. А ещё они с Валерой обожали составлять на листочке «цепочки любви ПВВКДУ». Иногда они получались недлинными и понятными. Вот, например, абсолютно все влюблены в лейтенанта Назарова, лейтенант Назаров страдает по курсантке Ланской, курсантка Ланская пылает любовью к Михаилу Кравцову, и он любит её в ответ. Таня нахмурилась, закончив цепочку, и принялась рисовать следующую.

Тут интересней. Машка Широкова льёт слёзы по Марку. Марку несколько месяцев назад нравилась худющая, как палка, анорексичная и довольно истеричная Вика Осипова, а она, в свою очередь, обожает лейтенанта Артура Крамского, который уехал на войну. Артур Крамской, о чём, конечно, не знает Вика Осипова, спал с Завьяловой с третьего курса. Курсантка Завьялова спала со всеми, все ненавидят Калужного, и Калужный ненавидит всех.

Таня усмехнулась и остановила взгляд на Лене Нестеровой, судорожно пытающейся что-то списать. Маленькая Ленка без памяти влюблена в Дэна с того самого вечера, когда он зашёл к ним в общагу за ключами. Дэн без ума от знойной Бондарчук, а Бондарчук спала с капитаном Касьяновым, хоть и ненавидит его сейчас. Капитан Касьянов по уши влюблён в Надю Сомову, но Надя замужем за Виктором, который на войне и который тоже любит её.

Надя вообще последние дни берегла её, как могла, и особенно яростно отгоняла Машку, всё пристававшую с вопросами об американских шпионах.

Таня никому не рассказывала о бомбе, даже Валере. Все знали, что она провела много часов под завалами, и, когда полторы недели назад поздно ночью Калужный привёз её обратно в училище, плакали они все вместе. Валера — та вообще просидела у Таниной кровати всю оставшуюся ночь.

Таня просто не могла рассказать, слишком ясно, закрывая глаза, она видела эти буквы, но Надя догадывалась и, когда девчонки начинали расспросы, резко прерывала их.

Надя Сомова была первой, с кем Таня познакомилась здесь. Она до сих пор помнила впечатление, произведённое Надей на неё: в первый день своего приезда из Москвы среди шума, гвалта, бесконечных смешков и десятков женских голов она вдруг заметила спокойную молчаливую девушку, которая направлялась к ней. Наверное, среди этой безумной толпы какие-то инстинкты помогли им найти друг друга. Таня, переживающая просто ужасно, сразу успокоилась, когда услышала её размеренный, миролюбивый голос:

— Я Надя. Привет. Тоже поступаешь?

— Очень приятно... Я — да... Да, просто немного растерялась, не очень понимаю, что тут делать, — совершенно невпопад сказала она, улыбнулась и протянула руку. — Таня.

И она ни разу не удивилась, когда Надя поступила, а затем стала и замкомвзвода, к огромному неудовольствию Бондарчук, метившей на это место.

А потом, месяца через два после поступления, двадцатилетняя Надя собралась замуж. Парень, с которым она встречалась уже четыре года, сделал ей предложение, но когда она рассказывала об этом Тане, в её глазах не светилось особенной радости.

— И ты его любишь? — подозрительно спросила Таня.

Сомова чуть пожала плечами, подняла брови и отвернулась к окну.

— Да, наверное.

— Наверное?!

— Таня, мне двадцать один, я старше всех здесь. Я взрослая, он взрослый, я хорошо его знаю. Что ещё нужно для семьи?

— Что ещё?! — возопила Таня. — Привычка свыше нам дана, замена счастию она!

— Ты что, опять за цитирование принялась?

— Я думал, вольность и покой — замена счастью! Боже мой! Как я ошибся, как наказан! — гневно продолжала Таня.

— Если ты перескажешь мне всего «Евгения Онегина», суть не изменится.

И всё-таки Таня тогда уговорила её подождать, а потом, буквально через недели две, Надя познакомилась с Виктором, пятикурсником. Через полгода они поженились. Таня не удивилась.

С тех пор, что бы ни происходило, Таня видела в глазах Нади немую благодарность и отчего-то всегда отворачивалась: Виктор ушёл на фронт почти шесть месяцев назад, и от него не пришло ни одного письма.

С середины пары РХБЗ Краевой отпустил её, потому что сдавать зачёт по надеванию ОЗК на время она не могла: слишком болела рука. Спускаясь на первый этаж учебки, Таня, уже натягивая бушлат, вдруг обмерла: уродливая фотография снова заняла своё законное место на доске почёта.

Да что ж такое?! Не веря собственным глазам, она принялась рыться в планшете и быстро нашла смятую в комок выкраденную карточку. Перевела глаза на стенд. Поджала губы, чувствуя прилив злости, и быстро сорвала с него новую фотографию, скомкав её ещё сильней и запихнув на самое дно. Пусть ещё кто-то попробует повесить это уродство сюда, чтобы всё училище любовалось её серым дебильным лицом!

Злая и раздражённая, она громко хлопнула дверью на пятый этаж, всё же радуясь тому, что впереди предстояло минут сорок абсолютно свободного времени. Сессия приближалась неумолимо, нужно было зубрить тактику, РХБЗ и особенно огневую, а делать это в одном кубрике с Машкой было в принципе невозможно. Но сейчас-то у неё будет несколько свободных минут в тишине и уединении. Остановившись посреди коридора, она прислушалась: тихое тиканье настенных часов, размеренный гул шагов где-то на плацу. Господи, пусть так будет всегда. Ну, не всегда, но хотя бы ещё немножко. Пять-шесть-семь минут покоя, когда можно просто закрыть глаза и услышать своё сердце.