Чёрный лёд, белые лилии

— Ты не поверишь, я тоже.

Она замолчала, не зная, что ответить, и уткнулась носом в шерстяной плед.

— Молчишь? Что, не хочешь расстраивать своего папочку? — ядовито выплюнул он.

— А что, вы тоже? — шикнула Таня. — Хотите сыграть в любовь? Неужели?

— Ты проиграешь.

И она позволила себе смолчать. Ещё часа полтора лежала, глядя в потолок сухими глазами и пытаясь понять, что это, что, блин, вообще сегодня случилось. В половине второго ночи всё-таки села, выглянув из-за дивана: Калужный лежал на боку, накрытый идеально-белым одеялом. Лица его она не видела — могла разглядеть только тёмные ладони, лежащие сверху. Дышал он тяжело.

Таня вздохнула, легла на спину и закрыла глаза.

Утром его уже не было. Сперва она осторожно выглянула из-за дивана: кровать была аккуратно застелена. Потом, не вставая, Таня вытянула шею и взглянула в сторону кухни: Калужного не было и там. Вода в ванной не шумела. Бушлат и берцы пропали.

Только тогда она выдохнула по-настоящему спокойно и отправилась чистить зубы. Распахнула дверь в ванную.

Ну зачем человеку, который не живёт дома, такая огромная ванная? Размером с их кубрик. Белый кафель, душевая кабинка, какие стояли у них в училище, только новее и больше, стиральная машинка, раковина, куча подсветки и — о боже — большая угловая ванная. Её мечта. В такую можно забраться с руками, ногами и головой и лежать в горячей воде, пока кожа на пальцах не сморщится.

Зубы были почищены, а волосы, которые она опрометчиво не заплела на ночь в косу, почти причёсаны, когда Таня услышала звук открывающейся входной двери. Причём, кажется, открывающейся с ноги.

Замерла на секунду, сжав расчёску до боли в пальцах. Этого ещё не хватало.

— Да блин, Тон, что за идиотизм?! Они бы ещё с меня отпечатки пальцев сняли! — голос был женский, и, выползя бочком из ванной, Таня увидела перед собой разъярённую сестру Калужного в распахнутой военной шинели. Военной? Ещё и она военная? Ну и семейка.

— Здрасте, — тихо пискнула Таня, прижимая руки с расчёской к груди.

Мия, метая молнии взглядом, обернулась к ней, и тут же лицо её до неузнаваемости изменилось: с него будто сняли маску злости и неудовольствия. Маску, столь присущую её брату. Только он с ней не спешил так легко расставаться.

— А, это ты, — приветливо и чуть удивлённо начала она, подходя и снимая шинель: под ней оказались погоны медицинской академии.

— Извините, что так получилось, — глупо промямлила Таня.

— Нет, Тон предупреждал меня. Говорил что-то о том, что здесь будет кто-то жить некоторое время и что будет охрана.

Кто-то. Понятно. Что ещё ждать от этого… идиота.

— Ещё раз извините за беспокойство. Не думала, что причиню столько хлопот.

— Нет, это я без предупреждения… Нас в отпуск не отпустили, так хоть в увольнение выбилась, а Тона, я смотрю, нет. Ну и ничего, не больно-то он мне нужен, — Мия бодро прошествовала на кухню, и уже оттуда послышался её звучный голос: — Что, он даже еды тебе не оставил? Хорош хозяин, нечего сказать. Да ты иди сюда, не стой.

Таня подошла, неловко взобралась на высокий стул у барной стойки и стала наблюдать за проворно снующей туда-сюда сестрой Ан-тона Калужного.

Мие на вид было лет двадцать, и, только раз взглянув на неё, можно было сказать: вот сильная, красивая, уверенная в себе девушка, которая спокойно и легко идёт по жизни и всегда так будет идти. Уверенность в собственной красоте сочеталась в ней с милым, кротким выражением лица, сила и устойчивость — с хрупкостью. Внешне Мия Калужная показалась ей копией брата — то есть идеальной.

— Он тебя голодом решил заморить, — проворчала она, отодвигая все ящики подряд и качая головой. — Сам-то в столовке поест, конечно, а что ты будешь есть — он и думать не думает.

— Да я не голодная, — Таня постаралась улыбнуться, не слушая урчащий желудок.

Ну да, как же. Вчера с утра в училище в последний раз ела подгоревшую кашу. Мия достала из недр какого-то шкафа пачку макарон и, наскоро засыпав их в кастрюлю, принялась процеживать воду через фильтр.

— Спасибо вам за кота. Он очень здоровым выглядит и вырос так хорошо.

— Ой, это не меня, а Тона благодари. Я переехала в общагу, так что за Майором следит теперь он.

— Правда? — Таня удивлённо подняла брови.

— Ага. Ты не смотри, что он такой вредный на вид, — Мия улыбнулась через плечо и поставила кастрюлю на плиту. — Характер не сахар, что уж говорить, но всё-таки он не злой.

Обозлившийся, скорее.

— Я понимаю, — быстро кивнула она в надежде побыстрей покончить с этим разговором. Хватило ей вчера Калужного.

— Досталось вам от него, а? — Мия подмигнула ей, помешивая макароны. — О, да тут картошка! Держи, почистишь?

Разговаривать за чисткой картошки оказалось легче. Всегда можно было в случае чего сделать вид, что старательно разглядываешь коричневую кожуру. Если бы картошка была всегда.

— Ну а что ты сама о нём думаешь? — неожиданно спросила Мия, даже отложив ложку.

— О товарище старшем лейтенанте? — Таня едва не закашлялась. — Ну… Он… Ответственный. Контролирует всё. Заботится о нас… Иногда.

— Мне в последнее время он кажется каким-то… Не знаю, изломанным, что ли. Ясно, что, конечно, на фронте побывал, это так не проходит, и всё-таки… Зная его характер, могу предположить, что просто убийства — для него это не такой шок. Кровь, мясо — он всё это способен выдержать, с детства был таким, — Мия задумчиво опустилась на стул рядом с Таней, подперев голову рукой. Интересно, а про личное дело, пестрящее белыми пятнами, она знает?

— Сложно судить об этом, пока не побываешь там, — коротко ответила Таня и, поймав полный изумления взгляд Мии, смущённо подняла брови. — Чего?

— Сказано очень по-взрослому. Сколько тебе лет?

Несколько секунд Таня колебалась: соврать или сказать правду? Но потом, решив, что Мия — не Калужный, всё-таки опустила взгляд на картошку и выдавила:

— Семнадцать.

— Сколько?! — она подскочила со стула, и Таня снова возблагодарила Бога за такой чудесный корнеплод.

— И на каком ты курсе?

— На втором. Так получилось, очень рано отдали в школу. Семейные обстоятельства.

— М-да, — Мия направилась к макаронам, задумчиво уставившись в пол, а потом вдруг повеселела и хитро посмотрела на неё: — Ты сказала бы Тону. А то смотри, так и до тюрьмы недалеко.

— Что?.. Нет! — возмущённо воскликнула Таня, чувствуя подбирающийся к щекам румянец. — Нет, вы что, мы же не… Я же… Это же нельзя, это…

— Да шучу я, шучу, успокойся, — прыснула Мия и снова принялась за готовку.