Черный ворон

Каждый месяц Алекс обходил участок побережья, собирая мертвых птиц, выброшенных волнами. Он занимался этим не один – по всему острову добровольцы вели такой же учет. Это была своеобразная перепись, моментальный снимок состояния птичьей популяции. Он объяснял это Салли, пока «Ленд ровер» спускался по узкой дороге к маленькой ферме. Она слушала, радуясь возможности отвлечься. В отцовских увлечениях было что-то успокаивающее – они всегда оставались неизменными. Дом в конце дороги недавно побелили, за ним сушились пеленки. Вышла молодая женщина, рассыпала зерно курам и помахала Алексу, а потом скрылась внутри.

– Молодая пара. Приезжие, – сказал он. – По крайней мере, хоть кто-то поселился здесь надолго. А то раньше дом сдавали отпускникам.

Салли удивило, что он знает о новых жильцах. Она думала, отец вообще не замечает людей.

Он провел ее мимо дома на галечный пляж. Берег круто уходил в воду, а границу прилива отмечала полоска водорослей. Салли сразу почувствовала их запах.

– Могут попасться птицы в мазуте, – сказал он. – Севернее было загрязнение.

Он говорил скорее для себя. Салли спускалась за ним, чуть не споткнувшись, когда галька поплыла под ногами. Отец обернулся и крепко схватил ее за локоть, не дав упасть. Физический контакт ошеломил ее. Даже в детстве отец почти не прикасался к ней, никогда не обнимал просто так. Убедившись, что она твердо стоит на ногах, он отпустил ее и пошел дальше, склонив голову к берегу. Почти сразу он нашел мертвую гагарку и осторожно развернул крыло, чтобы показать Салли перья.

– Испачкалась в мазуте. Не сильно, но этого хватило.

Она не знала, что сказать. Не могла притвориться, что скорбит по утонувшей птице. Отошла к воде и позволила волнам лизать сапоги, пока отец двигался дальше. Она смотрела на серое море, стараясь ни о чем не думать.

Когда Салли догнала отца, в руках у него была еще одна мертвая птица.

– Кайра, – сказал он, переворачивая ее в руках. – Ни жира, ни мышц.

Салли ожидала, что он бросит птицу в черный мешок и пойдет дальше, но он не удержался от объяснений: говорил об изменении климата, тающих льдах, влиянии всего этого на планктон и песчаных угрей.

– Кормовая база морских птиц исчезает, – продолжил он. – Прошлым летом тупики, гагары, поморники – никто не вывел птенцов.

Салли поняла, почему мать ненавидела его страсть. Он слишком погружался в это. И масштаб был слишком велик. Как семья могла соперничать с его заботой обо всей планете? Даже жестокое убийство школьницы меркло на этом фоне. Тут Салли вспомнила: Кэтрин хотела взять у него интервью. Услышала его выступление на Шетландском радио и прониклась. А Кэтрин редко кем-то восхищалась. Они сидели в маленькой гостиной у Кэтрин, делали уроки под звуки радио, когда внезапно эфир заполнил отцовский голос. Салли невольно оживилась – это же ее отец.

Сейчас она не могла вспомнить, о чем он говорил. Возможно, о перевыпасе – его излюбленная тема. «Он так увлечен, – сказала тогда Кэтрин. – По-настоящему беспокоится из-за этого, да? Думаешь, он даст мне интервью?» В ее голосе звучала такая же страсть, как у него. Такая энергия. Теперь трудно было поверить, что этого больше нет.

– Ты, наверное, скучаешь по ней. По Кэтрин Росс, – сказал Алекс, словно прочитав ее мысли.

Салли вспомнила, как одиноко ей было на остановке в ожидании школьного автобуса.

– Да, – ответила она. – Очень скучаю.

– Я ее почти не знал. Но она казалась… странной.

– Мне она нравилась.

– Тебе нечего бояться. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

До этого момента она даже не задумывалась, что есть чего бояться.

– Она так и не взяла у тебя интервью для своего проекта? – спросила Салли.

Наверное, Кэтрин рассказала бы об этом, но с ней никогда точно не знаешь. У Кэтрин вечно были секреты.

Отец нахмурился:

– Какого проекта?

– Школьного. Про Шетландские острова – взгляд со стороны, что-то в этом роде. Она хотела поговорить о твоей работе.

– Нет, – ответил он, и в голосе промелькнуло что-то вроде сожаления.

Когда они вернулись к «Ленд роверу», позвонил Роберт. Салли сидела одна на пассажирском сиденье, перебирая радиостанции в поисках приличной музыки. Алекс ушел поболтать с той женщиной с фермы – новыми жильцами, интересовавшимися природой. Он хотел попросить их следить за выброшенными на берег птицами, испачканными в мазуте. Салли смотрела, как он приближается к дому, входит без стука и оставляет грязные сапоги на крыльце. В этот момент зазвонил телефон. Лучшего времени и не придумаешь. Как будто он наблюдал за ней и ждал, пока она останется в одиночестве.

– Встретимся сегодня? – спросил Роберт.

– Не могу.

У нее не было сил придумывать предлог, чтобы улизнуть из дома. Без Кэтрин, которая могла бы ее прикрыть, это превратилось бы в кошмар.

– А когда?

– Не знаю. Позвони на следующей неделе. Днем. Если я на уроках – перезвоню позже.

Ей хотелось спросить, чем он занимался, просто поболтать, поговорить о пустяках.

Но он ответил:

– Не знаю, когда получится. Ухожу в море.

И положил трубку.

Прошло четверть часа, прежде чем вернулся отец, и к тому времени она уже продрогла. Салли гадала, чем отец мог заниматься в доме с той женщиной. В глубине души она гордилась, что не бросилась сразу соглашаться на предложение Роберта, но теперь жалела, что нет хоть какой-то определенной даты, которую можно ждать с нетерпением.

* * *

На следующее утро Салли пошла с родителями в кирху [7] , потому что не было сил сопротивляться. Пока все молились о мире во всем мире, она думала о Роберте Айсбистере. А как же иначе? Он всегда был где-то рядом, отвлекал, заползал в голову. Почему она не согласилась пойти на свидание? Почему не назначила точный день? Знакомые слова молитв текли мимо ее сознания, и Салли автоматически отвечала на реплики пастора, не слыша ни слова. Она украдкой взглянула на отца в костюме и при полном параде – слышал ли он хоть слово или его мысли тоже витали где-то далеко? После службы, пока родители беседовали с прихожанами, к ней подошел пастор – тучный человек, запыхавшийся от нескольких шагов.

7

Лютеранский храм.

– Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти, – сказал он, похлопывая ее по руке. – Должно быть, тебе сейчас очень тяжело.

Салли еле сдержалась, чтобы не сказать: он последний, кому она доверится, – и поспешила выйти.

Воскресенья всегда следовали одному распорядку. После службы – воскресный обед. Маргарет заранее ставила мясо в духовку и чистила картошку перед тем, как идти в кирху, так что по возвращении оставалось лишь накрыть на стол. Они как раз ехали обратно мимо школы, когда Маргарет неожиданно предложила:

– Может, пригласим пообедать мистера Росса? Наверное, ужасно сидеть одному в большом доме. Еды хватит.

Салли пришла в ужас. Она представила, как учитель сидит за их кухонным столом, а мать разделывает пережаренное мясо и засыпает гостя вопросами.

– Слишком рано, – сухо сказал Алекс. – Он воспримет это как вторжение. Может, позже.

Мать, похоже, согласилась, и они обедали втроем, как обычно.

Они сидели у камина, и тут раздался телефонный звонок. Маргарет вязала, уткнувшись в телевизор, – она якобы презирала мыльные оперы, но смотрела их не отрываясь. Салли только закончила мыть посуду. Отец, переодевшись в домашнее, читал. Он уже поднялся, чтобы ответить, но мать отложила спицы.