Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
— Пусть взор Его Величества коснётся того неясного пятна, что скрывается на севере, за кручами опасностей спящей вселенной, — Ниар развернула Торина боком, вытянутой рукой указывая куда-то вдаль. Прищурившись, молодой наследник Дурина разглядел в отступающей темноте едва заметные с высоты пики Серых Гор. — Там покоится Эред Митрин, холодная цепь бездушного камня, омытая кровью орков. Там, где горы крестом расходятся по сторонам, в безмолвии и холоде агонии умирающего мира стоит гора, откуда родом враг Ваш. Гундабад, ставший родиной тем душам, которым никогда не удастся попасть в Валинор по воле Великого Владыки Удуна. Будто сторожевая башня пиком стоит он на пути у тех смельчаков, что могут найти в себе храбрость пойти дальше. Пустынная дорожка отчаяния и смерти, улетая эхом в глушь дикого севера, идёт через Ангмар, к Карн-Думу, где некогда правил Король-чародей. В тех тенях, что сейчас отражаются в Ваших глазах,
Гном моргнул. Перевёл взгляд на Ниар, едва справляясь со странным страхом, сковавшим сердце тисками уныния и безнадёжности. Девушка, в отличие от Торина, смотрела на запад без ужаса в глазах: сосредоточенно меряя даль ясным взором, лихая наездница улыбалась краешками губ, хмуря брови. Королю-под-Горой безумно захотелось спуститься вниз, к твёрдой и плоской земле. Лицезрение угодий тьмы не приносило никакой радости. Зато Ниар, кажется, восхищалась открывшимся видом.
— Дальше, на западе, простираются земли Арнора, видевшие много сражений и много чудес, о которых нам знать не дано. Плодородная почва дышит жизнью и в дожди её дыхание подобно дыханию любого другого живого существа можно услышать, почувствовать, проникнуться им. Где-то там, ещё находящееся в полудрёме, лежит чудесное озеро Эвендим, южнее которого грезит приятными ночными видениями весёлый и дружелюбный Шир. Ещё дальше, ближе к морю, что некогда затопило Белерианд, стоят на страже Синие Горы, спесивая гряда Эред Луин, вратами служившая для входа в Эриадор. Там, под древним гигантом Долмедом, впервые открыли глаза двое гномьих праотцов, гордых, смелых и мудрых. У подножия этих гор некогда блистал в свете и жил своей вольной жизнью Белерианд, земля всех земель. Он теперь спит вечным сном, этот дом древних сказаний, в руках океана, позабыв о войне.
В голос Ниар проникла горечь. Выдержав паузу, девушка несколько секунд молча глядела вдаль, подставляя лицо навстречу свежему ветерку. Торин, не желая мешать спутнице, зачаровано оглядывал её сверху донизу. Стоя прямо, широко расправив плечи, без опаски перед высотой и морозом, воспитанница оборотня размышляла о чём-то непостижимом и отражения её дум призраками скользили в карих глазах. Гном, чувствуя необъяснимую тревогу, сжал руки в кулаки.
«Откуда ей, такой молодой и наивной, столько известно о Средиземье? Не каждый может похвастать глубокими знаниями истории Эндора. Она говорит на синдарине и кхуздуле, ловко обращается с огромным конём и не боится опасностей. Слова о проклятых снежных долинах севера не нагоняют на неё страха, а вызывают печаль, — голос интуиции крепчал, звеня свинцом. Кровь отхлынула от лица. Теряясь в догадках, Король-под-Горой пытался понять, кого в действительности встретил на медвежьей пасеке. Друга? Врага? Посланника свыше? — С какой нежностью Ниар говорит о Средиземье. С какой тоской глядит вдаль, на запад, туда, где лучи рассвета тают в пучинах тьмы. Хотел бы я знать, кем ты являешься, лихая наездница. И хотел бы понять, как удаётся тебе сохранять в себе чистоту вопреки, судя по всему, тяжёлому жизненному пути. Много ли видела ты крови, Ниар? И много ли крови ты сама пролила?».
Торин больше не сомневался в том, что кареглазая чаровница по природе своей была воином. Оттуда и смелость, оттуда прямота и ловкость. Одного не мог взять в толк молодой наследник эреборского трона – когда юная девочка успела увидеть смерть? Откуда пришла и кем была в прошлом?
— Мой дом разрушили много лет назад, — теперь голос Ниар не казался знакомым. Торин впервые услышал в привычном тембре металлический звон глухой, бездушной ярости. — От него не оставили камня на камне, погрузив когда-то сказочные долины моей родины в пропасть забвения. Я помню, как в детстве мне нравилось гулять в тенях высоких деревьев, что росли густым ковром в горах. Помню, как я с братом и сестрой играла в догонялки, пытаясь утереть нос самому ветру. В моей душе свежи воспоминания о лугах, пахнущих сладостью и летними грозами. Перед глазами порой всплывают посеревшие за долгие годы картины радужных закатов: будучи ребёнком, я с восхищением и трепетом наблюдала за тем, как красный солнечный диск погружается степенно и надменно в шумящую гладь синего моря, окрашивая строптивые волны в самые разные цвета, от кроваво красного, до угольно-чёрного. Я рассказала бы Вам, Ваше Величество, как пал мой мир и как прахом рассыпался он в моих руках, но, боюсь, Вы не поверите мне. Всё, что когда-то казалось дорогим Вашей покорной слуге, утонуло в прошлом, погибло в нём, оставив после себя выгоревшую пустыню отчаяния. Я знаю, что Вы чувствуете, думая об Эреборе. Лучше других мне известна та боль, что снедает сердце при мыслях о погибших собратьях. Я потеряла своего отца, будучи ещё совсем юной. С того момента
душе моей нет покоя.Торин сглотнул. Странная смесь чувств разливалась по крови ядом. До этого притупленные, потухнувшие под плотным настом нескончаемой череды неудач и ошибок, они засверкали острыми гранями в свете восходящего солнца. Разливаясь лавовой рекой по венам, распаляли потерянную решимость и твёрдость духа. Сомнения, страх, одиночество, ярость, боль, отчаяние, скорбь – все они слились воедино, перемешались с восстающими из тлена смелостью и рвением свершить задуманное. Сострадание к Ниар сомкнулось терновой лентой вокруг сердца Короля-под-Горой, обернулось искрящимся ободом восхищения и, в конце концов, переросло в неуёмное, беснующееся волнение.
Он мог задать ей сотни вопросов. И она, стоя сейчас на вершине отрогов сгинувших некогда Железных Гор, ответила бы ему правду. Он прочёл её собственную готовность говорить в пылающих карих глазах. Истина, которую гному желалось узнать, была в его руках – Ниар с лёгкостью бы отдала ему сокровища собственного прошлого, поведав о себе и своём мире. Возможно, рассказала бы, откуда узнала кхуздул и почему с замиранием в сердце говорила о лютых уголках Средиземья. Вот только не желал эреборец заглядывать бездне в глаза. Он прошёл длинный путь, чтобы вернуть свой дом, былую честь, надежду. И не собирался теперь страшиться удара со стороны маленькой смертной девочки.
Подул лёгкий ветерок. Солнечный блин плавно поднимался над золотящимися долинами Руна. Наверное, пир давно закончился, и празднующие гномы теперь отдыхали, кутаясь в тёплые одеяла. Торин, поджав губы, развернулся на месте, устремляя свой взор к силуэту Одинокой Горы. Эребор.
— Будь у Вас возможность вернуть своего отца и свой дом, Ниар, как далеко Вы посмели бы зайти? Что решились бы сделать, чтобы вернуть родное и близкое? — в голове Торина рисовалась дорога, пустынная, холодная, серая. Та самая дорога, что вилась через бесплодную равнину к северу от Эребора, к Эред Митрин, к болотам Эттенмурса. Назад, к Ривенделлу, через Иссохшие Пустоши, откуда прилетел Смог. Чтобы вернуться к истокам всего. К полной опасностей и зла Мории. К чертогам Казад-Дума.
— Вас интересует, чтобы я попыталась сделать, дабы отвоевать дотла сгоревшую родину, пропадающую ныне по воле судьбы в глубинах безвременья? — Ниар улыбнулась. Просто, легко, свободно. Торин, прищурившись, заглянул девушке в глаза. — Всё, что угодно, Ваше Величество. Всё, что угодно.
====== Глава 7.4: Бильбо Бэггинс ======
Всё, что угодно. Ради продолжения похода Бильбо был готов отдать даже последние шерстяные носочки, любовно припрятанные на дне походного мешка. Оставаться в Железных Холмах хоббит был уже не в силах. И не потому, что гномы приелись мистеру Бэггинсу. Как раз наоборот: смелый полурослик так привык к окружающим грубиянам и шутникам, что сам порой начинал сыпать налево и направо словечками весьма оскорбительного толка. Заметив за собой подобную привычку, Бильбо в панике пытался отгораживаться от докучающих гномов. Но куда же от них денешься, когда живёшь в царстве Даина Железностопа?
Впрочем, не всё было так плохо, как хоббиту казалось. Еду готовили вкусную, воды было вдоволь, перинки на постелях казались мягкими, а гномки – симпатичными. Последнее особенно беспокоило мистера Бэггинса, так как раньше он никогда не замечал женской красоты. Девушки подгорного народца виделись ширцу забавными и миловидными. В отличие от молодых девушек Хоббитона, гномки не только часто улыбались и хохотали, но и к тому же отлично разбирались в табаке, готовке, ковке, обработке камней и руд. В общем, их милые мордашки, чаще прочего широкие и конопатые, приглянулись мистеру Бэггинсу.
Однако сердце хоббита желало идти дальше. Как-то не был Бильбо готов признать наличие в себе жилки авантюризма, но пришлось смириться с суровой реальностью – без дышащих в затылок орков наш милый полурослик начал чахнуть в непроглядном болоте хандры. Какое-то время мистера Бэггинса занимало изучение камнетёсного дела, но вскоре это искусство ему надоело. Все чаще Бильбо поглядывал на Жало, все чаще с тоской глядел в чистое небо, желая вновь оказаться в пути, шагая навстречу приключениям.
Поэтому сейчас, сидя рядом с эльфийками, мистер Бэггинс откровенно скучал. Лениво натирая пуговицы на сюртучке, иногда бросал тоскливые взгляды в сторону Глоина. Гном, усевшись на пол, горделиво и сосредоточенно точил свой боевой топор. Фили, Кили, Балин, Двалин и Бомбур, устроившись за небольшим столиком, громко гогоча, играли в карты. Оин, Дори и Ори пытались смастерить летающего змея. Остальные, от нечего делать, курили трубки и пускали дымовые колечки. Ниар, потратившая свои две недели неожиданных выходных на изучение камней вокруг Железных Холмов, прижавшись к стенке, спала, иногда негромко похрапывая. В общем, обстановка казалась идеальной. За одним небольшим «но» – Бильбо умирал от скуки.