Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
Она рассмеялась. Серебряный колокольчик детского хохота, неомрачённого жестокостью мира и его несправедливостью. Потоки ветра путали пряди вьющихся волос и серебрили их снежными ласками. Огненный шторм посреди снежной пустоши.
— Мне не нужна благодарность, Ваше Величество, — кареглазая красавица взирала Торину в глаза без страха, без смущения или порицания. Её лицо горело пониманием. И нежностью. — Мне ничего не нужно от Вас и Ваших друзей, коих Вы так рьяно оберегаете. Но посмею попросить Вас об одной вещи.
Гном прищурился. Что могло понадобиться лихой наезднице? Золото? Камни?
— К Вашим услугам, Ниар, — ответил эреборец сухо. Гадая, чем обернётся для него странная беседа, молодой наследник трона Одинокой Горы нахмурился.
— Прогуляйтесь со мной, — девчушка, укутанная в широкий плащ, радостно улыбнулась. Сделав небольшой шаг к Торину, схватила его за руку. Её маленькая ладошка оказалась сухой и горячей. Тоненькие пальчики обвились вокруг гномьего запястья невесомым детским касанием. Король-под-Горой удивлённо воззрился на Ниар, считая про себя вдохи и выдохи. Девушка, укрощавшая с ловкостью калёную сталь, потянула за собой гномьего Короля. Движение не было настойчивым, скорее наоборот. Оно походило на приглашение.
Заглянув Ниар в глаза, гном поддался секундному искушению, позволив ей увести себя в томную мглу ночи.
Заглянув Ниар в глаза, гном поддался секундному искушению, позволив ей увести себя в томную мглу ночи. Он не колебался, не спрашивал, а просто ступил следом. Красную Колдунью всё устраивало. Хранимое молчание заменило слова, став связующим звеном между ней и Королём Эребора. Оно было гарантом понимания, и оно же являлось залогом доверия. Нет ничего лучше тишины в случае, когда говорить должно сердце.
Она подвела его к приступу к горе. Железные Холмы невысокой грядой скользили к небесам, тая в мельтешащем улье снежных мотыльков. Погода радовала душу: тишина, лёгкий ветерок, снег, льющийся россыпью алмазов на скованную льдом почву, и лунный свет, серебрящий морозное царство. Заветные вершины, охваченные извечной мерзлотой, взгляд не мог выхватить из чарующей небесной бездны. Восхождение к ним могло оказаться опасным. Но Ниар горела желанием вновь оказаться у края родных земель. В её сердце полыхала уверенность и вряд ли бы даже ураган смог разубедить её в принятом решении.
Обернувшись, она посмотрела на Торина. Он стоял прямо перед ней, выжидая, оценивая, не понимая происходящего. Чародейку пугал его взор, чёрствый, надменный, гордый. В поднявшейся пурге великий воин казался выше обычного; белые мушки, путавшиеся в волосах эреборца, платком седины опускались поверх его головы. А в глазах Дубощита простиралась безбрежная студёная даль, безжизненная и серая, как пепельные склоны Ородруина. Ниар невольно поёжилась под взглядом Торина. Хмыкнув себе под нос, сделала шаг к крутому склону. Немного помявшись на одном месте, начала смело взбираться на гору.
Нужды оборачиваться не было. Красная Колдунья знала, что Торин Дубощит пойдёт следом. Он был храбр и силен духом. Его не могла напугать зимняя кутерьма и хмурящаяся гора.
В груди гнома жил бессмертный пожар отваги, способный соперничать с тем пламенем, что раздувал лёгкие Смога. Наверное, именно такими хотел видеть в конечном итоге своих детей Илуватар. Произнося слова первой песни, Эру мнил, что способен всех созданий наделить искрой нетленной веры в лучшее. Он ошибался. А там, где есть страх, существует тьма. И во тьме этой, как было известно старшей дочери Мелькора, таились чудища поужаснее драконов и балрогов.Забыв о ветре, о снеге и холоде, чародейка взбиралась наверх. Часто земля уходила из-под ног, ненадёжные опоры белым порошком рассыпались под ступнями, коварные подступы ледяными укусами отвечали на прикосновения рук. В ушах жужжал ветер и своим неистовым дыханием пытался сбить отчаянных путников с ног. Ниар не обращала на эти мелочи никакого внимания. Впереди маячил заветный склон, по которому можно было спокойно добраться до вершины горы под защитой высоких ледяных пиков. Чистое сияние ночных светил вырывало из мрака льющуюся серебром тропку, серпантином уходящую вдаль.
Чистое сияние ночных светил вырывало из мрака льющуюся серебром тропку, серпантином уходящую вдаль. Подножие горы тонуло в темноте, щеря бездонную пропасть. Переведя дух, Торин заставил себя поднять взгляд к Ниар. Девушка стояла напротив, бесстрашно оглядывая просторы Средиземья.
Погода успокоилась ближе к рассвету. Подъём до вершины занял у двух храбрецов практически всю ночь. Небо только-только начинало наливаться сизыми мазками рождающегося дня. Пики Железных Холмов, укутанные в белые одеяла, лениво проступали сквозь туманную дымку. Гладь небосклона на востоке у тонкой границы с землёй постепенно накалялась ярким блеском плавленого золота, касаясь лучистыми ладонями меркнущего в полумгле Средиземья.
— Когда-то давно Железные Холмы являлись частью огромного горного массива невиданной красоты и головокружительной высоты, — Ниар, подойдя к гному, долгим взором мерила восточный предел. Бледное лицо девушки в зарождающемся свете казалось острым и хищным. Карие глаза впитывали в себя солнечные лучики, жадно вбирая их дивную, невинную прелесть. — Ваше Величество вряд ли сможет представить себе Эред Энгрин такими, какими они были в период процветания Белерианда. Гигантские зубья камня и железа, непреступным забором отделяющие далёкий холод севера от плодородных земель Эннората. Эти знаменитые горы, воспетые во многих песнях эльфов и поруганные бессмертными за свою тёмную природу, дали жизнь Железным Холмам. Мало кто знает, что земля, на который мы с Вами стоим, была поднята из недр Владыкой Дор Даэделота, всеми забытом ныне.
Ниар осторожно обхватила своей рукой предплечье Торина. Молодой гном, вздрогнув от волнения, посмотрел на свою спутницу. Казалось, юное создание не чувствовало усталости или сонливости. Всю ночь взбираясь на гору с лёгкостью девы эледрим, теперь лихая наездница с бодростью взирала на замерший пред рассветом мир. Поражаясь выносливости слабой дочери эдайнского рода, Король-под-Горой силой воли загонял в себя желание поморщиться от боли в ногах и спине. Склоны Железных Холмов оказались круче, чем думалось гному раньше.