Четвертый брак черной вдовы

Взгляд Лусии, устремленный на него, красноречивее всяких слов говорил, что она считает дона Тадео способным на любое благородство, но дон Тадео не заметил этого и продолжал:

— Безумец! Но героический безумец! Я буду молиться, я надеюсь, что они оба останутся живы, хотя не особенно в это верю.

Слезы опять потекли по щекам Лусии, и дон Тадео ласково погладил ее по руке:

— Не казните себя, вы ни в чем не виноваты.

— Это я убила ее, — Лусия уткнулась ему в плечо, содрогаясь от рыданий.

— Нет, это сделал жестокий и подлый человек, — утешил ее дон Тадео. — Дважды подлый, потому что воспользовался вашей преданностью и доверчивостью.

— Как я могла поверить

— Вы хотели помочь подруге.

— Я хотела помочь вам!..

— Тише! — осадил их лекарь. — Донне нужен покой.

Молодые люди замолчали, но дон Тадео не выпускал руки Лусии из своей.

День тянулся мучительно медленно, а когда к дому подъехала донна Флоренсия и потребовала, чтобы ее допустили увидеться с падчерицей, к ней вышел дон Тадео и в самых изысканных выражениях сообщил, что по рекомендации врача и по воле герцога дель Астра, никто не приблизится к Катарине, пока она больна.

— Больна?! Весь город говорит, что этот висельник убил мою бедную девочку! — возопила донна Флоренсия. — Вы не имеете права задерживать меня! Дайте мне увидеть ее! Я хочу знать правду!

Дон Фабиан и донна Фелисана, прибывшие вместе с матерю, решительно ее поддержали, а дон Фабиан попытался оттолкнуть дона Тадео, чтобы пройти, но дон Тадео неожиданно ответил ему метким ударом в нос — прямо на глазах у соседей, и при судебном капитане, который прибыл, вызванный жалобами.

— Никто не войдет без разрешения хозяина, — заявил дон Тадео. — И если мне понадобится шпага, я, не задумываясь применю ее, защищая этот дом. Заявляю вам, — он сделал полупоклон в сторону семейства донны Флоренсии, не обращая внимания на проклятья Фабиана, который пытался остановить кровь, и вопли Фелисаны, которая умоляла капитана вступиться за ее брата, — что донна Катарина больна, но в сознании и под присмотром опытного врача. Если желаете помочь — помолитесь о ее выздоровлении, и не мешайте.

— С каких это пор вы стали мальчиком на побегушках у бывшего конюха? — осведомилась донна Флоренсия, взглядом заставив Фелисану замолчать. — Что скажут ваши родители, а паче того — ваша уважаемая тетушка, когда узнают об этом?

— Уверен, они скажут, что нет ничего зазорного, чтобы служить тому, кто благороднее тебя, — сказал дон Тадео.

— Благороднее? — донна Флоренсия приподняла брови. — Вы, наверное, заговариваетесь, добрый дон?

— Благородство определяется не только кровью, дорогая донна, — последовал ответ. — Кроме крови есть еще душа, если вы помните о такой составляющей. А герцог дель Астра, смею заметить, обладает самой благородной душой, кроме, конечно же, его величества.

— Смотрю, он и вас обратил в свою веру, — заметила донна Флоренсия. — Сначала вы отдали ему женщину, а потом и сердце?

Этот едкий выпад остался без ответа, потому что в дело вмешался капитан Гаспар.

— Не пойму, — обратился он к дону Тадео. — Вы говорите о благородстве герцога, но не вас ли он совсем недавно волок по Тьерге на пинках?

— Это была всего лишь дружеская шутка, — возразил дон Тадео, не моргнув глазом.

— Дружеская? — не поверил капитан. — Свидетели говорят, что он душил вас, а вы звали на помощь.

— Боюсь, мы немного перебрали фалернского за завтраком, — повинился дон Тадео. — Приносим извинения, что побеспокоили, и я готов оплатить все судебные издержки.

Донне Флоренсии пришлось убраться ни с чем, а дон Тадео, любезно распрощавшись с капитаном, вернулся в Каса-Пелирохо, где его ждала заплаканная Лусия.

Миновал вечер, спустилась ночь, но в Каса-Пелирохо никто не спал. Слуги молились за свою хозяйку, а Катарине становилось все хуже. Она лежала без сознания, и врачу приходилось разжимать ей зубы, чтобы влить очередную порцию подкрепляющей микстуры, а сам дон Адальберто становился все мрачнее и мрачнее.

— Боюсь, до утра она не дотянет, — сказал он дону Тадео.

Лусия горестно застонала, и дон Тадео обнял ее.

— Будем молиться, — сказал он. — Больше нам ничего не остается.

Было три часа пополуночи, когда дверь в спальню распахнулась, и на пороге появился Хоэль. Лусия вскрикнула, а он, не обращая на нее внимания, шагнул к постели, с тревогой вглядываясь в бледное лицо жены. Хоэль был в штанах и рубашке, босой, и держал деревянную шкатулку с вырезанным на крышке святым Пантелеймоном.

— Антидот! — врач выхватил шкатулку у Хоэля и извлек из нее флакончик толстого стекла.

— Она жива? — спросил Хоэль, но ему никто не ответил, потому что врач налил в ложку привезенное снадобье, а Лусия бросилась поднимать Катарине голову, чтобы не пропало ни капли драгоценного лекарства.

— Надеюсь, это поможет, — врач осторожно влил снадобье в рот больной, — как вам удалось доставить антидот так быстро?!

Хоэль пробормотал что-то о том, что андалузцы творят чудеса.

— То, что вы живы — не меньшее чудо, — сказал дон Тадео. — Надеюсь, сами вы тоже приняли противоядие?

— Да, — промычал герцог, глядя на жену. — Ей лучше?

— Теперь все в руках Господа, — ответил врач.

— Вы сделали все возможное, чтобы спасти ее, — сказал дон Тадео.

— Если она умрет — глухо начал Хоэль.

— Если это случится, она все равно останется счастливейшей женщиной на свете, — перебил его дон Тадео. — Ведь она любила вас всю жизнь, а если ты так долго ждал свою любовь и, наконец, получил ее — за это и умереть не жалко.

— Ты что несешь? — Хоэль посмотрел на него подозрительно.

— Но ведь это вы спасли ее

— Еще не спас, — сказал он с досадой.

— Вы спасли ее много лет назад, — пояснил дон Тадео. — От наемников, которые напали на нее, когда она ехала к отцу.

— С чего ты взял? — изумился Хоэль.

— Она сама мне рассказала. Что была слишком глупа и бесстрашна, и отправилась к отцу без надлежащего эскорта, на них напал отряд из двадцати человек, но появились вы и обратили врагов в бегство.

— Я спас ее?!.

— Так она сказала. Именно поэтому она и спасла вас от казни. Я думал, — дон Тадео чуть заметно вздохнул, — что это всего лишь чувство благодарности. Но потом понял, что тут нечто иное.

— Что же? — спросил Хоэль почти тупо. Казалось, он никак не может уяснить, о чем идет речь.

— Это любовь, — дон Тадео вдруг похлопал Хоэля по плечу, как закадычного друга. — Это, несомненно, любовь.

Но Хоэль не оценил этого жеста и, по-видимому, даже его не заметил.

— Сарагоса — прошептал он потрясенно.

— Что? — переспросил дон Тадео, не расслышав.

— Какой же я непроходимый дурак — это была Сарагоса! Ведь я видел этого чертового серебряного дракона в ее шкатулке!