Четвёртый долг

Бонни влажно кашлянула.

– Ответь мне, дитя.

– Да, они очень похожи. Даже немного жутко.
– Мои глаза остановились на следующих фотографиях. На одной фотографии весь домашний персонал стоял в один ряд на ступенях парадного входа в Хоуксриджа. Дворецкие и экономки, горничные и лакеи. Все мрачно и свирепо смотрели в камеру.

– Это несколько оставшихся фото после пожара, случившегося несколько десятилетий назад.
– Бонни медленно двигалась вместе со мной, пока я переходила от картины к картине. Я не знала, почему это меня так волнует. Это не было моим наследием. Но что-то подсказывало мне, что я узнаю нечто бесценное.

Я была права.

Еще две фотографии, прежде чем я поняла, на что намекала Бонни.

Мой взгляд упал на женщину, окруженную темной тканью, как будто она плавала в океане из нее. Ее перевязанные волосы каскадом ниспадали с макушки благодаря белой ленте, а глаза горели от ее мастерства. В руках она держала иголку и нитку, кружево рассыпалось вокруг нее, как снег.

Это было все равно что смотреть в зеркало.

Нет…

Мое сердце подпрыгнуло, отвергая этот образ, не в силах понять, как это возможно. Не в силах остановиться, я одной рукой потянулась к фотографии, обводя брови и губы таинственной женщины, а другой трогая свой собственный лоб и рот.

Я была точной копией этой незнакомки. Зеркальное отражение.

Она - это я...я - это она… в этом нет никакого смысла.

– Знаешь, кто это?
– Самодовольно спросила Бонни.

Я отрицательно покачала головой. Там не было ни даты, ни имени. Только женщина, оказавшаяся в своей стихии, и мирно шьющая.

– Это твоя прапрабабушка, Элиза.
– Бонни погладила фотографию распухшими пальцами. Я хотела вырвать её руку. Она была моей семьей, а не ее.

Не трогай ее.

Почему в наших семейных альбомах нет фотографий Элизы? Почему мы не сохранили никаких записей или полной истории того, что случилось с нашими предками? Неужели наша родословная настолько слаба, что мы предпочитаем прятать голову в песок, вместо того чтобы учиться на прошлых ошибках и сражаться?

Кто мы такие?

Опустив руки, я глубоко вздохнула.

– Что ее изображение делает на вашей стене?

– Чтобы напоминать мне, что история не осталась в прошлом.

Я повернулась к ней лицом.

– Что вы имеете в виду?

Карие глаза Бонни были острыми и жестокими.

– Я хочу сказать, что история повторяется. Достаточно просмотреть несколько поколений фотографий, чтобы снова и снова увидеть одного и того же человека. Он пропускает несколько родословных: скулы другие, цвет глаз меняется, тела развиваются. Но потом появляется отпрыск, который выделяется среди всех. Он не похож внешне на своих родителей. О, нет. Это будто самозванец, который жил более века назад.

Она оглядела меня с ног до головы, сморщив нос.

– Я не верю в реинкарнацию, но верю в аномалии, а ты, дитя мое, - точная копия Элизы, и я боюсь, что у тебя точно такой же темперамент.

Холодок побежал вниз по моему позвоночнику.

– Вы говорите так, будто это плохо.
– Мои глаза вернулись к изображению. Она выглядела свирепой, но довольной, покорной, но сильной.

Она усмехнулась.

– Да, если ты знаешь историю.

Схватив меня за локоть цепкими пальцами, она подтолкнула меня вперед, следуя хронологии фотографий Элизы и прапрадеда Джетро.

Когда я увидела двойника Джетро на снимках рядом с Элизой, по моей коже побежали мурашки.

– Как его звали?

– Оуэн.
– Она остановилась возле одной из фотографий, где Элиза и Оуэн сурово смотрели в камеру, своя в окружении розовых кустов, усыпанных весенними бутонами, и покрытых цветом яблонь. Они оба выглядели растерянными, загнанными в ловушку, испуганными.

– Оуэн "Харриер" Хоук.

У тебя было такое же состояние, как у Джетро, Оуэн? Ты был первым, кто возненавидел свою семью? Почему ты ничего не сделал, чтобы изменить свое будущее?

Бонни отпустила меня.

– Я могла бы рассказать о том, что случилось с этими двумя, но пусть образы говорят сами за себя. В конце концов, что такое слова? Картины говорят тысячу слов?
– Она тихо засмеялась, когда я отстранился от нее, впитывая образ за образом.

Медные и кофейные тона вели меня из одного конца комнаты в другой, следуя жалкой хронологии истины.

Бонни была права. Картина действительно рассказывала намного больше. И видя, что она была навсегда заключена в тюрьму и увековечена, мое сердце еще сильнее сжалось от отчаяния.

Элиза медленно менялась в каждом фото.

Я ахнула, когда наткнулась на первый долг. Изображение цвета охры, на котором кровь была не красной, а цвета жженой бронзой, сочащейся из отметин от плетей на кремовой спине Элизы.

Как будто время сыграло со мной злую шутку, дав мне пощечину от осознания того, что моя жизнь повторяется — само мое существование повторяет жизнь другого человека, какой бы уникальной я себя ни чувствовала.

Точно так же, как когда Джетро пришел забрать меня.

Той ночью в Милане, когда я узнала, что моя жизнь никогда не была моей. Что Джетро в таком же долгу, как и я. Что мы оба пленники запутанной предопределенной судьбы.

Мои конечности дрожали, когда я перешла к следующему фото.

Потускневшее изображение показывало Оуэна, стоящего с первым долговым кнутом в руке, с измученным выражением на лице. Он был больше, чем просто предок Джетро — он мог быть его идентичным близнецом. Вид другого мужчины, который выглядел таким противоречивым, вызвал слезы на моих глазах. Он попытался скрыть это, но сожаление и связь вспыхнули сквозь зернистую картину.

Мы были не единственными, кто влюбился.

Оуэн и Элиза бросили вызов Уивер-Хок и потерпели поражение.

Фотография за фотографией.

Долг за долгом.

Их любовь расцветала, но с течением времени постепенно исчезала.

Второй долг и стул в воде. Элиза болталась на том же самом стуле, к которому я была привязана, черное озеро блестело под ней.

Третий долг в игорном доме. Оуэн сжал в кулаке скомканные игральные карты, его рот был плотно сжат, а глаза умоляли об отсрочке.

Среди фото долгов были и личные изображения. На фотографиях Элиза шила, сидела в саду, опустив пальцы в фонтан и глядя на затянутое тучами небо, словно собираясь улететь. Были также тайные снимки, на которых Оуэн наблюдал за ней, засунув руки в карманы, а его лицо выражало сожаление, печаль, страдание.

Мы живем их историей.

Точная копия двух человеческих жизней, которые были десятилетия назад.

Еще один пример того, что я ничем не отличалась от своих предков. Что у меня нет никакой надежды изменить свою судьбу.