Четыре палки в колесо

Хелен взглянула на фото Максин и утвердительно кивнула:

– Ага, это она. Только сейчас она больше загорела.

Итак, я узнала две вещи: Максин была жива и проводила время на солнце.

– Она купила пару пачек сигарет, - рассказала Хелен. – С ментолом. И большую «Коку». Сказала, что ей предстоит дальняя дорога. Я спросила, не собирается ли она приобрести лотерейный билет, поскольку она всегда так делала… покупала билет каждую неделю. Она сказала «нет». Сообщила, что ей больше нет нужды ждать выигрыша в лотерею.

– Еще что-нибудь?

– Это все.

– Вы заметили, на какой машине она приехала?

– Простите. Я не заметила.

Я оставила карточку и попросила Хелен позвонить, если Максин вернется. Я понимала, что карточка отправится в мусорную корзину, как только я отъеду со стоянки, но, так или иначе, оставила. По большей части люди делятся со мной информацией с глазу на глаз, но неохотно идут на более решительные действия вроде добровольных телефонных звонков. Позвонить самому дает ощущение, что ты доносчик, а доносительство не слывет крутым занятием.

Я выехала со стоянки и поехала мимо «горячих точек»… дом Марджи, квартира Максин, жилище Кунца, домишко Мамаши Новики и закусочная. Ничто не казалось подозрительным. Мне не терпелось добыть следующий ключ, но на Хаузер-стрит болтался народ. Соседка миссис Новики поливала газон. Парочка подростков совершала прыжки по бордюру на скейтборде. Лучше дождаться темноты, решила я. Тогда смогу прокрасться в полумраке и, надеюсь, мне не придется отвечать ни на чьи вопросы.

Вернувшись домой, я обнаружила в холле сидевшего на полу, прислонившись спиной к стене, Джо Морелли, вытянувшего и скрестившего в лодыжках ноги. Рядом с ним стоял коричневый бумажный пакет, а холл был наполнен запахами мясных фрикаделек и соуса «маринара».

Я молча послала ему вопросительный взгляд.

– Зашел поздороваться, - пояснил Морелли, поднимаясь на ноги.

Мой взгляд остановился на пакете.

Морелли усмехнулся:

– Обед.

– Вкусно пахнет.

– Сэндвичи с фрикадельками от Пино. Они еще горячие. Я только что пришел.

Нормально было бы дать Морелли от ворот поворот, но было бы прегрешением против всего святого завернуть обратно фрикадельки от Пино.

Я открыла дверь, и Морелли последовал за мной. Бросив сумку на маленький столик в прихожей, я протопала в кухню. Там взяла две тарелки из стенного шкафчика и поставила на стойку.

– Мне трудно поверить, что это только дружеский визит.

– Может, и не совсем, - согласился Морелли, подойдя ко мне так близко, что я ощутила его дыхание затылком. – Я подумал, что ты могла бы пожелать узнать, что дало медицинское освидетельствование мамаши Максин Новики.

Я положила сэндвичи на тарелку и поделила овощной салат.

– Ты хочешь испортить мне аппетит?

Морелли отошел к холодильнику поискать пиво.

– Она была оскальпирована. Как старина ковбой в фильмах про индейцев. Только в данном случае сняли недостаточно, чтобы ее прикончить.

– Какая тошнотворная гадость! Кто мог сотворить такое?

– Хороший вопрос. Новики не говорит.

Я отнесла тарелки на стол.

– А что насчет отпечатков на ноже?

– Никаких отпечатков.

– Даже миссис Новики?

– Правильно. Даже миссис Новики.

Я поедала сэндвич и обдумывала последний поворот событий. Оскальпирование. Бе-е-е.

– Ты ищешь ее дочурку, - произнес Морелли. Утвердительно, а не вопрошая.

– Угу.

– Думаешь, тут могла бы быть связь?

– Два дня назад я опрашивала одну из подруг Максин по работе. У нее рука была замотана бинтом. Сказала, что несчастный случай: оттяпала нечаянно палец на кухне.

– Как зовут эту подругу?

– Марджи как-то там. Живет на Барнет. Работает в дневную смену в «Серебряном Долларе».

– Есть еще какая-то расчлененка, о которой мне следует знать?

Я приступила к салату.

– Нет. На этом все. Это была тихая неделька.

Морелли всмотрелся в меня:

– Ты что-то утаиваешь.

– С чего ты так решил?

– Могу сказать.

– Ты ничего не можешь сказать.

– Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.

– Я не злюсь!

Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.

– Я собиралсяпозвонить, - заявил Морелли.

Я встала и стала собирать пустые тарелки и столовые приборы. БАМС, клац, клац!

– Ты – дисфункциональное, ни на что негодное человеческое существо.

– Неужели? Ну, а ты чертова страшилка.

– Ты хочешь сказать, что боишься меня?

– Любой мужик в здравом уме боялся бы тебя. Ты помнишь, что говорит история с алой буквой? Так тебе следует на лбу сделать татуировку «Очень опасна. Не подходить!». (Вышитая алая буква «А» на одежде, сокращенно «адюльтер» - позорное клеймо, которым награждали, например, за супружескую измену и подвергали остракизму – Прим.пер.)

Я вихрем помчалась в кухню и грохнула тарелки на стойку.

– По счастью, я очень хороший человек.

Я повернулась к нему и сощурила глаза.

– Что такого опасного во мне?

– Да много чего. Вот у тебя этот взгляд. Будто ты хочешь выбрать кухонные занавески.

– Нету меня этого взгляда!- заорала я. – А если и есть, то недля твоихкухонных занавесок!

Морелли припечатал меня спиной к холодильнику.

– А еще как ты заставляешь биться мое сердце, когда вот так возбуждаешься.

Он наклонился и поцеловал меня в ушко.

– А эти волосы… Я люблю эти волосы.

Он снова поцеловал меня.

– Опасные волосы, милашка.

Черт возьми.

Его руки уже сжимали мою талию, а колено раздвигало ноги.

– Опасное тело.

Его губы скользили по моему рту.

– Опасные губы.

Предполагалось, что такого не случится. У меня так было решено.

– Послушай, Морелли, я признательна за сэндвичи и все такое, но…

– Заткнись, Стефани.

А потом он поцеловал меня. Его язык коснулся моего, и я подумала: ладно, какого черта, может быть, я и опасна. Возможно, не такая уж плохая идея все это. В конце концов, было времечко, когда я ничего так не хотела больше, как оргазм «от Морелли». Ладно, считаем, что это мой шанс. Нельзя утверждать, что мы незнакомцы. И нельзя сказать, что я этого не заслужила.