Чистое золото
Шрифт:
На Бессонова посматривали с интересом и ребята и взрослые: свежее, моложавое лицо, блестящие глаза, плотная шапка серебряных волос, твердая, энергичная походка.
— В двадцати местах за день побывает, — говорили в публике. — Не то что прежний, — в управлении сутками не сидит.
Бывший директор все дни проводил в приисковом управлении, засиживался там до поздней ночи, а с ним и все работники. В шахтах, на промывке золота, на стройке новых домов его видели редко.
— Отец хвалит Виктора Степановича, — сообщил Петя Таштыпаев товарищам. — Как приехал, прежде всего старых мастеров созвал, расспрашивал о работе. И всех запомнил: теперь встречается — по имени-отчеству называет.
— И
— Быстрый такой, аккуратный… Хороший дядя! — одобрила директора Лиза.
В перерыве, когда Тоня вышла из зала, ее кто-то окликнул:
— Антонина Николаевна, мое почтение!
Перед ней стоял стройный, чисто, даже щеголевато одетый паренек. Бледноватое смуглое лицо, яркие зеленые глаза… Кто же это?
Тоне показалось, что имя паренька сорвалось с ее губ прежде, чем она успела назвать его про себя:
— Сань… Маврин, да?
— Он самый… Здравствуйте!
Тоня оторопело смотрела на него. По счастью, началось второе отделение вечера. Она вернулась на свое место, но уже не слышала ничего, что говорилось на сцене.
Так Санька Маврин вернулся!.. Сколько забот он когда-то принес Павлику!..
Это было два года назад. Сабурова только что приехала на прииск из Москвы. Ребята скоро узнали, что она очень любит театр и за время своей многолетней учительской работы поставила множество спектаклей. Ученики таежной школы тоже вскоре стали завзятыми театралами. Павлик сначала только играл и выступал с чтением стихов, но потом все больше и больше стал интересоваться режиссерской работой. Помогая Сабуровой, он проявлял столько вкуса и способностей, что она стала поручать ему отдельные постановки. Первая серьезная его работа — инсценировка романа Островского «Как закалялась сталь» — ставилась как платный спектакль в клубе. Это был первый опыт, и предложила его Тоня, когда комсомольцы совещались, где взять денег на устройство елки с подарками для малышей. На большой сбор рассчитывать не приходилось — многие уже видели спектакль в школе, — но все-таки решили попробовать.
Ребята страшно волновались, а Павлик больше всех. Он смущенно поглядывал на пестро расписанную афишу. Там крупными буквами стояло: «Режиссер-постановщик П. Заварухин».
— Э-э! Зачем себе такие заботы придумал? — спросил Ион, забредший в клуб, чтобы позвать Павла на охоту. — На медведя ходил — не так боялся. Разве страшно?
— Страшно, Ион! — отвечал Павел. — Знаешь, ты не ходи сегодня в лес, оставайся спектакль смотреть.
Ион захохотал:
— Однако, зайцы в тайге подумают: старый Ион с ума сошел. Самая охота, а он в клубе сидит… Нет, это дело не мое.
Старик, ухмыляясь, зажег трубку и хотел идти, но, взглянув еще раз на встревоженное лицо Павла, остановился:
— Не серчай, Паулык. Если тебе надо, буду смотреть. Зайцы подождут.
На спектакль пришел весь прииск.
— Я говорила! — ликовала Тоня. — А? Я говорила, Павлик, или нет? Вон мои усаживаются! И Кагановы пришли! И доктор! Ура!
— Кулагина, со сцены! — свирепо кричал сияющий режиссер. — Не имей привычки перед выходом актеров нервировать! Даем звонок!
Слава о спектакле перекинулась в соседние селения.
Сбор был такой, что хватило и на елку и на подарки. А на каникулах вся труппа выехала на прииск Добрый для повторения пьесы. С тех пор грузовая машина часто стала увозить комсомольцев на выездные спектакли.
К театральной деятельности школы люди относились с уважением, и, встречая Павла, старые горняки спрашивали:
— Чем новеньким собираешься порадовать, товарищ режиссер?
Все шло хорошо, но однажды спектакль был почти сорван буйной ватагой приисковой молодежи. В фойе клуба стоял такой шум, что как ни надрывались актеры, их
почти не было слышно. К веселившимся парням выходили заведующий клубом, Петр Петрович, Сабурова, но толку было мало. Тут Павел первый раз и поскандалил с вожаком и заводилой ребят — Санькой Мавриным, красивым смуглым мальчишкой с яркими кошачьими глазами. Павел разгорячился, был очень возмущен, и Маврину, видимо, понравилось, что он вывел из себя всегда спокойного и всеми уважаемого Заварухина.Мавринская ватага долго донимала школьников. Обратились за помощью в приисковый комсомольский комитет. Маврину несколько раз делали серьезные внушения. На время он исчезал из клуба, потом появлялся вновь. То его приятели приносили с собой поросенка, который отчаянно визжал, то вооружались трещотками и дудками. Редкий вечер обходился без какой-нибудь неприятной выходки. Комсомольцы решили ставить своих дежурных у входа и не пропускать в клуб озорников. Но Маврин каким-то образом в клуб пробирался, и школьникам немало труда стоило узнать, что его пропускает Андрей Мохов, давно друживший с Санькой. Маврин в раннем детстве остался круглым сиротой, воспитывался в интернате и после окончания семилетки сразу пошел работать. Андрей уважал его за смелость и молодечество. Неглупый и настойчивый, Санька внутренне был сильнее Мохова. Как ни пытался Андрей урезонить друга, разговоры их всегда кончались ничем.
Маврин высмеивал Мохова, а тот, остро чувствуя свое бессилие и досадуя на приятеля, все же порвать дружбу с ним не мог.
Однажды вся компания появилась в клубном зале, когда спектакль уже кончился и молодежь собиралась танцевать. Маврин был сильно навеселе. Зеленые глаза его сухо блестели, он громко ругался и, размахивая руками, пытался пригласить кого-нибудь из девушек на вальс.
— Не хотите? Вот как! Значит, только с актерами водитесь? Мы сейчас вашим актерам покажем!
Казалось, скандала избежать нельзя. Девочки сбились в кучу. Санькина свита пересмеивалась и отпускала шуточки. Появился встревоженный завклубом. Но он не успел вмешаться. Павел, широко расставив руки, подошел к Маврину:
— Ты-то мне и нужен! Хорошо, что пришел! У нас тут игра затевается в кошки-мышки, вернее в обыкновенные жмурки. Слыхал про такую детскую забаву? Вот и кошка! — показал он на Петра Таштыпаева. — Вы, ребята, начинайте играть, а мне с Александром Ивановичем поговорить нужно.
Пете завязали глаза, играющие разбежались, поднялся визг, беготня, и не успели Санькины товарищи оглянуться, как оказались одни в середине зала. «Кошка» подбиралась прямо к ним, и ничего не оставалось, как спасаться. Они тоже кинулись в стороны. Игра началась горячо и шумно.
А Павел, дружелюбно оттесняя Саньку к дверям, вывел его в коридор, потом на лестницу, в раздевалку, а там вышел с ним за дверь — да так в тот вечер больше в клуб и не вернулся.
Потом он рассказал товарищам, что Маврин, очутившись на улице, полез драться. Павел с силой встряхнул его, вывел на дорогу и сказал:
— Ступай домой и больше пьяным в клуб не являйся, пока в приисковое управление не заявили. Понял?
— Что ты сволочь — я понял! — заорал Санька.
Нелепо махая непослушными руками, он наскакивал на Павла и наконец сильно ударил его в грудь.
Заварухин сначала оборонялся, а потом, обозлившись, стал давать сдачи. Хоть был он высок и силен, ему нелегко удалось справиться с вертким и ловким парнишкой. Они долго возились и пыхтели в снегу. Наконец Павел вскочил и стал отряхиваться. Поверженный Санька, лежа в сугробе, сначала ругался, потом затих и вдруг всхлипнул. Павел прислушался: да, смельчак и наглец Маврин плакал, как плачут ребята от стыда и злости.
Тогда Павел сгреб ослабевшего от водки и возни Саньку и понес его в общежитие.