Что предназначено тебе… Книга первая

— Да. Я понял это, когда впервые увидел тебя. Но, — Доминико испустил разочарованный вздох, — ты тогда не захотел разговаривать со мной.

Стефано скрипнул зубами. Проблеск понимания блеснул у него в голове.

— Что ты хочешь от меня? — процедил он.

— Ничего нового, моя птичка.

Стефано молчал какое-то время.

— Прямо здесь? — наконец глухо спросил он.

— О, нет! За кого ты принимаешь меня?! — Таскони прицокнул языком, а затем, наклонившись к уху Стефано, торопливо зашептал: — Мы уедем с тобой туда, где небо такое прозрачное, что видна каждая звезда. Пенный водопад будет шуметь у веранды нашей виллы, и нас с головы до ног укроет темнота. И ты будешь делать всё, Стефано, всё, что я захочу. Исполнишь каждый мой приказ. Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, мой малыш.

Стефано закрыл глаза. Горячее дыхание Таскони совсем рядом заставляло его дрожать.

— А как же копы? — спросил он.

— Я вытащу тебя.

Стефано наклонился, прижимаясь к плечу Доминико лбом. Несколько секунд он сидел так, полностью расслабившись.

— В чём подвох? — тихо и почти растерянно спросил он.

Доминико усмехнулся и провёл носом по покрывшемуся испариной виску.

— Ты станешь моим пичотти, малыш. Соглашайся, копы всё равно уже не примут тебя.

Стефано молчал. Он бы сбежал — если бы мог. Или не сбежал бы — он и сам не знал. Голос, дыхание, прикосновение Таскони сводили его с ума.

— Хорошо, — тихо сказал он.

Тут же острые зубы слегка подцепили верхний краешек его уха.

— Умница, птичка. Теперь ты только мой.

20

— В годы шквального эмиграционного потока главари Ндрангеты решили открыть для себя новую, более богатую и к тому времени практически не искушённую в преступных делах территорию — космическую станцию на перекрестьи двух Ветров, Манахату. Они примкнули к потоку беженцев, отправившихся на станцию в поисках наживы, и осели там. Осваивали город иногда в одиночку, иногда со своими большими семействами.

— И всё?

Стефано отвернулся от окна и посмотрел на Доминико, сидевшего в кресле напротив него и почему-то усмехавшегося.

— Первым представителем Ндрангеты в Манахате был, судя по всему, некий Витале Фавалоро, — продолжил Стефано, поколебавшись, — он возглавлял в Палермо, тогдашней столице Корсики, банду вымогателей и грабителей, получившую в криминальном мире название Mano Nera. По всей вероятности, у Витале Фавалоро произошёл серьёзный конфликт с главарями конкурирующей банды. Его мучили подозрения, что бывшие подельники подумывают его устранить, и он и решил уехать из столицы. Но прежде чем ступить на борт корабля, Фавалоро дал команду своим пичотти убить неугодных ему людей. По его приказу в Палермо были расстреляны шестеро богатых землевладельцев, канцлер провинции Сицилии и его первый заместитель. Ступив на мостовую Манахаты, Витале сразу же попытался скрыться на планете. Он, впрочем, не угадал — через несколько месяцев, в январе того же года, полиция станции арестовала Витале и выслала на Корсику.

Доминико почему-то продолжал насмешливо смотреть на Стефано. Он встал и, обойдя кресла, остановился у него за спиной. Потом взъерошил сицилийцу волосы кончиками пальцев — как будто тот был пушистым щенком.

— Твои познания в истории весьма фрагментарны… Причиной случившемуся было убийство гражданина Манахаты, о котором писали тогда все газеты, — продолжил Доминико за него.

— Случилось это пятнадцатого ноября. В тот день люди Витале убили местного шерифа, Шона О`Брайана. Они подошли со спины и произвели выстрел в голову, — на последних словах Доминико опустил кончики пальцев к основанию головы Стефано, и хотя до сих пор прикосновения корсиканца были скорее приятны, теперь его пробрала дрожь. — К вечеру того же дня, — продолжал тем временем Таскони, — несколько корсиканских переселенцев оказались арестованы без предъявления какого-нибудь обвинения. Впрочем, их выпустили в тот же день. На следующее утро полиция арестовала ещё два десятка корсиканцев — на сей раз по обвинению в убийстве. Однако, — Доминико картинно вздохнул, — по неизвестным причинам через сутки после ареста все двадцать гангстеров тоже вышли из тюрьмы. Тогда, — руки Доминико скользнули вдоль шеи Стефано и, опустившись ему на плечи, огладили ключицы, — ещё через несколько часов эти двадцать организаторов покушения были пойманы снова, но уже жителями Манахаты. Их демонстративно повесили на главной улице тогда ещё сравнительно небольшого городка. Затем горожане поймали и убили ещё двоих. Манахата — не Корсика, вот что ты должен уяснить.

Стефано сглотнул, ощущая, как пальцы Доминико смыкаются на его горле, но лишь поглаживают, изредка задевая края ушибленных мест.

Вот уже третий день они находились на корабле. Здесь же в первый вечер Стефано осмотрел один из подручных Доминико — руки у него были сухими и небрежно-пренебрежительными, а некоторые вопросы заходили куда дальше того, о чём Стефано хотел говорить.

— Развернись ко мне спиной и нагнись, — приказал он, когда Стефано отказался отвечать.

— Я требую, чтобы пришёл Таскони, — сказал он.

— Я здесь, — Доминико будто по волшебству появился в дверях, — а теперь делай, что тебе сказано. Лицо к стене и отклячь зад.

Сгорая от унижения и злости, Стефано выполнил приказ, но, кажется, Таскони диагнозом оказался доволен.

На этом, впрочем, неприятные процедуры закончились, и Стефано на какое-то время оставили в одиночестве — приходить в себя.

Таскони больше не пытался прикасаться к нему — до сих пор. И теперь, когда Стефано уже достаточно оклемался, чтобы соображать, он не знал, как должен реагировать на прикосновения Доминико.

Не было никаких доказательств того, что это Таскони упрятал его в тюрьму. Только подозрения, которые Стефано не мог обосновать.

Последние три месяца вспоминались как кромешный ад.

Но теперь, если Таскони и был в этом виновен, то никак не показывал свою власть.

— Отсоси мне, — услышал Стефано голос у себя над ухом и вздрогнул от неожиданности. Это было сказано просто и легко, как будто Доминико не сомневался в том, что Стефано выполнит эту просьбу или приказ.

— А то что? — поинтересовался он.

Доминико снова обошёл кресла кругом, только теперь направляясь в другую сторону, и, пожав плечами, устроился напротив.

— Ты знал, на каких условиях я вытаскиваю тебя из тюрьмы, разве не так?

Стефано молчал.

— Не строй из себя церковного мальчика, Бинзотти. Мы с тобой, можно сказать, заключили контракт.

— Не помню, чтобы я что-нибудь подписал.

Доминико рассмеялся негромким бархатистым смехом.

— В моих краях контракты подписывают вот этим, — он извлёк из кобуры револьвер и, наклонившись, очертил дулом подбородок Стефано. Против воли тот ощутил, как от прикосновений холодного металла к разгорячённой коже у него тяжелеет в штанах. — К тому же ты сам знаешь, что у тебя должок.

Стефано сглотнул. Бросил короткий взгляд на проход, который вёл в соседний салон. Оттуда слышались смех охраны и удары костей об игральный стол.

— Ну же, — поторопил его Доминико и взвёл курок.

Стефано рывком отодвинул в сторону стол и, опустившись на колени, оказался у Доминико между ног. Запрокинул голову, глядя на Доминико снизу вверх. Тот никак больше не принуждал его. Только удерживал револьвер поблизости от виска.

Стефано опустил взгляд и, неторопливо расстегнув брюки корсиканца, взял головку в рот.

Он принялся сосать, и, даже не поднимая глаз, Стефано чувствовал, что Таскони внимательно смотрит на него.

Когда тот опустил свободную руку Стефано на затылок, тот едва сам не подавился членом, почувствовав, чего от него хотят, но Таскони лишь легонько погладил его по волосам и толкнулся бёдрами вперёд.

Он кончил и откинулся назад, расслабляясь. А Стефано теперь только посмотрел на его лицо. И увидел в нём удовлетворение и спокойствие, но не упоение властью, которого ожидал.