Что такое Израиль

Есть еще одна причина, почему израильтяне не понимают трагедии беженцев. Отличительная черта израильского национального характера – вера в собственную правоту. Старое самоназвание Израиля – адат цадиким (община праведников) – воспринимается многими израильтянами всерьез. Прав, видимо, Фрейд: лишенные мифа отцеубийства и богоубийства, евреи лишены и чувства вины. Это свойство раскрывает характерный анекдот. Что сделает англичанин, наступив кому-нибудь на ногу? Извинится. А русский? Пройдет мимо, прикинувшись, что ничего не заметил. Израильтянин же закричит: «Что ты ноги подставляешь?»

В блистательном романе Аниты Лус «Джентльмены предпочитают блондинок» описывается встреча Блондинки и д-ра Фрейда:

Он был заинтригован девушкой, делавшей все, что ей хочется. Он спросил меня, неужто я никогда не хотела чего-нибудь, чего все-таки не сделала, например застрелить кого-нибудь. Я сказала, что застрелила, только пуля прошла сквозь легкое м-ра Дженкинса и вышла наружу. Д-р Фрейд уставился на меня и признался, что думал, будто такого не бывает. Оказывается, я редкий случай. Д-р Фрейд сказал, что мне нужно обзавестись несколькими сдерживающими факторами, чувством вины и выспаться.

Подобно Блондинке Аниты Лус, израильтяне лишены чувства вины и не знают сдерживающих факторов. Нет такого деяния – от пиратства до убийства, – которое показалось бы неприемлемым большинству из моральных соображений, если оно идет на пользу дела. Желающий может объяснить это тяжелой историей еврейского народа. Большинство израильтян не испытывают угрызений совести при виде разоренных сел и конфискованных полей, да и любых других следов чинимого ими беззакония.

Есть и более практическое основание – участие в большом дележе. После массового изгнания в руках евреев оказалось все достояние палестинцев. На территории, занятой Израилем в 1949 году (21 тысяча квадратных километров вместо 14 тысяч по резолюции ООН), 90 % всех земель принадлежали палестинцам. Остались несчетные дома, техника, скот. Люди бежали, оставив все, иногда не успев снять суп с огня. Израильские власти позарились на чужое добро. Начался грабеж. Израильский историк и журналист Том Сегев посвятил этой теме книгу «1949». Он описывает, как набросились израильтяне на имущество соседей.

Первыми начали грабеж солдаты. «Только из одной Лидды армия вывезла 1800 грузовиков награбленного добра на продажу», – сообщил Бехор Шитрит, член правительственной комиссии по бесхозной собственности. Комиссия инвентаризировала попавшееся ей добро в Рамле и Лидде и насчитала 45 тысяч домов и квартир, 7 тысяч магазинов и мастерских, тысячу складов. Земли с посадками простирались на 800 тысяч акров. Девятого января 1949 года писатель Моше Смилански отмечал в «Гаарец»: «Всех охватило безудержное стремление к грабежу. Мужчины, женщины, дети накинулись на трофеи. Они срывали и уносили двери, окна, черепицу с крыш, барахло». Созданный правительством Опекунский совет, призванный присматривать за бесхозным имуществом, – «Апотропус» – стремился упорядочить грабеж, но не мог с ним справиться. Ковры, мебель, украшения растащили еще до того, как «Апотропус» сумел прибрать их к рукам.

Движимость, попавшая в руки Опекунского совета, распродавалась или раздавалась среди приближенных к кормушке. В банках Хайфы осталось полтора миллиарда фунтов стерлингов, принадлежавших палестинцам. Их взяло себе правительство Израиля. В квартал Аджами в Яффе, где стояли роскошные дворцы палестинской знати, приходили евреи и захватывали дома, превращая их в коммуналки. Присутствие хозяев их не останавливало. Палестинцев «уплотняли» или выгоняли. Власти раздавали квартиры и дома попроще иммигрантам, а сливки оставляли себе.

Интеллектуалы из Еврейского университета, люди, близкие к власти, последовательные борцы за мир завладели шикарными виллами палестинской знати, врачей, ученых, бизнесменов. Так сформировалось новое население фешенебельных палестинских кварталов Иерусалима: Тальбие, Греческой и Немецкой колонии, Катамона. Не постыдился въехать в чужой дом и Мартин Бубер, «еврейская совесть». Судьи Верховного суда, отстаивавшие законность конфискаций по национальному признаку, тоже получили отборные особняки.

Один из самых красивых уголков Западного Иерусалима – Тальбие. Он расположен между иерусалимским театром и улицей Жаботинского. Каждый дом здесь произведение искусства. Тот, что стоит рядом с театром, с цветной майоликой по верху фасада, назывался когда-то «вилла Гарун аль-Рашид», по имени халифа из «Тысячи и одной ночи». Во времена британского мандата палестинские хозяева сдавали его командующему английскими ВВС в Палестине, а в 1948 году его конфисковало израильское правительство и поселило там Голду Меир. У нее после этого имелись все основания утверждать, что «палестинцев не существует». Дома в этих районах отменные, прочной каменной кладки, надежные, утопающие в садах.

Мы снимали один такой на улице Узия, в Катамоне. Это был прекрасный дом, в его толстых каменных стенах летом всегда было прохладно, а зимой, что греха таить, довольно холодно. Окна открывались в сад, и после Пасхи в мой кабинет врывался шесек (ветви чишкового дерева, мушмулы). Его желтоватые нежно-округлые плоды напоминали абрикосы с удивительно гладкими косточками.

Росли у нас в саду и пальмы, но они не плодоносят на высоте Иерусалима. В сад спускалась широкая лестница, переходившая в веранду. Посреди каждого этажа располагался большой зал, от которого во все стороны разбегались комнаты. Потолки высокие, окна – просторные, масса воздуха, отличное убежище от жары.

Судьба нашего дома была типичной: его построил знатный палестинец для своего сына. Когда в 1948 году Хагана атаковала Катамон, хозяин был вынужден бежать под защиту крепостных стен Старого города, его разграбленное и конфискованное жилище власти передали торговцу с рынка Махане Иегуда. Позднее дом унаследовали и поделили дочери торговца. Одна из них сдала нам квартиру и уехала в Америку. (Хорошие американцы после смерти попадают в Париж, шутил Оскар Уайльд. Хорошие израильтяне – в Америку. Богатые израильтяне обычно посылают туда детей – учиться и жить.)

Было это много лет назад, но г-жа Рихтер в Лос-Анджелесе, наверное, и по сей день получает свои тысячи долларов в год – квартплату из Иерусалима. Не знаю, в каком лагере беженцев живет хозяин дома. Мы провели там три счастливых года, а затем г-жа Рихтер выбросила нас и взяла другого жильца, который платил ей прямо в Америке. В Израиле практически нет законов, защищающих права съемщика, хозяин квартиры может вышвырнуть его в любой момент, а суды всегда держат сторону домовладельца, руководствуясь классовым чутьем.

Жили мы и в сказочном дворце графа Таламаса в яффском квартале Аджами. Богатый палестинец-католик Таламас получил свой титул от Папы Римского, и над входом в дом, обрамленном двумя стройными пальмами, была укреплена графская корона. Полы чистого итальянского мрамора, шестиметровой высоты потолки, центральная зала в полтораста квадратных метров, уютные и просторные спальни, гигантская веранда с видом на море – все это стало «ничьим имуществом» в 1948 году.

Лучше всех поступила Далия Ландау, одна из праведниц своего поколения. Ей достался дом семьи эль-Хейри, но, когда она узнала, каким образом законные хозяева утратили его, она предложила вернуть дом беженцам. Израильские власти воспротивились ее благородному шагу – нельзя отдать дом палестинцу. Башир эль-Хейри писал в своей книге «Письма лимонному дереву», что отец его до самой смерти тосковал по лимону, который растет во дворе их утерянного дома. Не сумев вернуть жилище изгнанным хозяевам, Далия Ландау, религиозная еврейская женщина, предложила его купить или хотя бы вносить за него квартирную плату Баширу. В последовавшем соревновании великодушия Башир отказался брать плату, а Ландау превратила конфискованный дом в детский сад для палестинских детей.