Что такое Израиль
Шрифт:
Для меня открытие подлинной причины арабо-израильских войн было подобно прозрению. Как и другие иммигранты, я принимал на веру официальную версию. Затем я вспомнил «абстрактную» пьесу Г. Яблонского, в которой идет матч между боксером в белом и боксером в черном. Рефери объявляет, что в белом сражается Добро, а в черном – Зло. Публика одобряет криками каждый удар боксера в белом, и тот явно побеждает, восклицая: «Добро должно быть с кулаками!» Когда Белый посылает Черного в нокаут, рефери объявляет, что произошла небольшая ошибка: в белом боксирует Зло, а в черном – Добро. Но отсчет продолжается.
Что-то похожее произошло и на Ближнем Востоке. Когда израильтяне не ограничились защитой своих прав, но захватили чужие земли и изгнали с них жителей, они оказались Боксером в Белом.
Превращение доброго принца в злого чародея не было неизбежно. Если бы
Вся последующая история Израиля вытекает из большого грабежа 1948 года. Чтобы не отдавать награбленное, победители создали вечный конфликт. Они отклоняли все предложения мира, потому что иначе им пришлось бы поступиться добычей.
Вплоть до 1948 года представители сионистских организаций продолжали утверждать, что несут благоденствие арабам Палестины. Так, выступая перед Англо-американской комиссией в 1946 году, казначей Еврейского агентства Элиэзер Каплан привел в пример долину Хефер, где проведены мелиорационные работы. «До мелиорации, – сказал он, – в долине жило 200 бедуинских семей, страдавших от болезней. Сейчас там живет 5000 поселенцев, и прежние обитатели остались на месте и живут куда лучше, чем раньше». Такие разговоры способствовали принятию резолюции ООН о разделе Палестины. Мировое общественное мнение склонялось к тому, что евреи смогут управлять иноверцами как благородные, просвещенные колонизаторы. (Напомним, что это происходило задолго до той поры, когда слово «колонизатор» стало ругательным.) Возможно, израильтяне искренне верили, что несут с собой прогресс, а не погибель местному населению.
У холма Тель-эль-Кади, он же Тель-Дан, стоит старая мельница, реконструированная в наши дни, но нормально функционировавшая до 1948 года. Там жил старый мельник-палестинец.
В 1940 году представитель Еврейского агентства Яаков Цур посетил мельницу и потолковал с мельником. Он писал:
Мельник с Тель-эль-Кади бросил еще одну пригоршню зерен в воронку над жерновами… Кто знает, сколько лет жил здесь старик, мелющий зерно? Он едва зарабатывает себе на жизнь, обслуживая несчастные арабские села в окрестности, обитатели которых едва выживают от помола до помола.
Дальше Яаков Цур описывает новую жизнь – прогресс, который несут евреи:
В Дафне и Хан-эль-Дувейре поселились молодые евреи… Была проложена дорога… появились новые семена и новые методы посадки. Завязалась дружба между старым мельником и его новыми соседями. И он не один – в Дафну приходит много арабских гостей. В «шатре дружбы» всегда стоит на угольях финджан [24] с кофе для них. Дети местных жителей привыкли к виду евреев и приветствуют их словом «шалом». Местные жители уже поговаривают под влиянием евреев о новых посадках и о мелиорации. Добрососедские отношения давно сложились между арабами и евреями Верхней Галилеи. Даже волнения не ослабили уз между жителями Метулы и Кфар-Гилади и соседних арабских деревень.
24
Так в Израиле называют турку (джезву). – Ред.
И Яаков Цур заключает:
Новые надежды возникают в сердцах местных жителей, живших в страшной бедности. Они учатся у евреев, как жить на земле, не мучаясь от нужды. Пусть благословение воды этой благословит их труды и наши!
Но в 1948 году все арабские села были сметены с лица земли. Старый мельник и «арабские гости» оказались в лагерях беженцев в Ливане. Благословения воды на всех не хватило.
Десятки лет израильские власти отрицали, что многие палестинцы изгнаны, хотя это был секрет Полишинеля. «Они ушли сами, добровольно. Никто их не трогал. Они ушли, чтобы вернуться вместе с арабскими армиями» – вот мантра, которую талдычили израильские представители, а друзья Израиля за рубежом отвечали им истовым «аминь». Рассказы палестинцев отметались, как порождения необузданной восточной фантазии.
Как говорил О. Генри, трест похож на яйцо: его проще разбить
изнутри. В Израиле куда меньше внутренней еврейской дисциплины, чем в других странах. Если многие евреи за границей готовы лгать во имя Израиля, израильтяне зачастую готовы сказать правду. Покойный премьер-министр Ицхак Рабин рассказал в своих мемуарах о том, как находившиеся под его командованием войска изгнали тысячи арабов из городов Рамле и Лидда на центральной равнине Палестины. Цензура заставила его вырезать этот рассказ, который, однако, просочился в газеты. После этого в израильской прессе прокатилась волна разоблачений. Можно сказать, что они стали модой в более уверенном Израиле наших дней. С каждым днем детали картины становились все яснее.Многие палестинцы писали в израильские газеты, рассказывая о грузовиках, увозивших молодежь из арабских сел к границе или на расстрел, о методах устрашения, применяемых с единственной целью – прогнать палестинцев с захваченных территорий. Бен-Гурион охарактеризовал массовый исход палестинцев как «чудо». Но это чудо было результатом упорной работы израильтян.
Концепцию «чуда» похоронила возникшая в 1980-е годы «новая историческая школа». Принадлежащие к ней Бенни Моррис, Том Сегев, Илан Паппе, Ави Шлаим, Симха Флаган решили разрушить всеобщий заговор молчания. Сейчас, после их добросовестных исследований, невозможно понять, как раньше весь мир и сами израильтяне могли верить официальной лжи об «организованном и добровольном отступлении» беженцев. Израильский военный историк полковник Меирке Пеил не видит резона в наукообразных поисках причины к бегству: «Палестинцы бежали по той же причине, что и все беженцы на свете, – спасая свою жизнь». Меирке знал, о чем говорил, – он был наблюдателем от еврейского руководства Хаганы в Дейр-Ясине. Его наблюдение просто и верно. Так бежала моя семья 22 июня 1941 года из горящего Минска, так бежали миллионы людей – русских, французов, немцев, – когда приближалась линия фронта.
Беда не в том, что они бежали, но в том, что им не дали вернуться. Наверное, многие – в особенности горожане – вернуться не захотели бы. Моя семья, например, осталась после войны в Новосибирске, но по своей воле. Крестьяне бы вернулись. Вернулись бы и сегодня, хотя прошло немало лет. Но сионисты действовали по методу, примененному позднее в Боснии, Хорватии, Косово и занятых армянами областях Азербайджана. Резня не была самоцелью, но служила созданию этнически чистого государства. Еврейские власти остались довольны результатом этнической чистки. Они не скрывали радости: только 10 % палестинцев удержались в своих деревнях и городах после Накбы.
Благодаря работе «новых историков» мы можем изложить некоторые основные факты о войне 1948 года, ставшие известными за последние десятилетия.
Глава XX. На высотах Кастеля
Памятником 1948 году стоит Кастель. Это самый трудный (800 метров над уровнем моря) перевал на Яффской дороге, в десяти километрах от Иерусалима. «На Кастель не заберется», – говорят иерусалимцы о маломощных машинах. К северу от шоссе и развязки находится зажиточный пригород Мевассерет, с его торговым центром, гордо поднимающим ввысь эмблему «Макдоналдса». К югу от дороги израильские флаги развеваются над холмом Кастеля. У подножия разбит парк для детей поселка Маоз-Цион, выходцев из Ирака и Курдистана, привезенных в 1950-х годах. Они не знают, что было на вершине, хотя у начала тропинки стоят железные щиты с пояснительными надписями: «Здесь наши доблестные силы сражались с арабскими бандами и выкурили их из их бандитского гнезда». Гид пересказывает равнодушным туристам израильскую версию истории: осажденные евреи Иерусалима ждали помощи из братского Тель-Авива, но еврейским конвоям мешали арабские банды, окопавшиеся на Кастеле.
Поднимаемся наверх. Классическое село Нагорья, Кастель стоит на крутом высоком холме над вади, по которому проложена дорога на Иерусалим. В центре – основания римского форта, кастеллума. Госпитальеры возвели на этих основаниях замок Бельвир, им правили магистры ордена из близлежащего замка Бельмон. Дома крестьян, строившиеся поначалу вокруг замка, с веками захлестнули его, как в Тайбе. Тут можно переходить из дома в дом. Крепкие жилища Нагорья выдержали и атаку Палмаха, и натиск времени. Здесь они жили, арабские бандиты, их жены-бандитки и дети-бандитята. Здесь стояли в бандитских хлевах бандитские ослы и овцы, росли бандитские оливы и кактусы. И все это существовало тысячи лет, единственно чтобы мешать движению еврейских конвоев на шоссе.