Что-то взятое взаймы

Несмотря на острое звериное зрение, я не могла разглядеть, кто или что мелькает в зарослях. Я встряхнулась, с непривычки задев хвостом дерево, зашипела, разинув пасть, и бесшумно, как умеет только хищник, побежала в ту сторону, где мне показалось нечто.

Зайду в кусты, смогу обратиться, на это потребуется время, но как быть, если понадобится превращаться обратно в зверя? Вернуть себе облик человека проще, потому что он мне привычнее, а так недолго доиграться до того, что я выдохнусь, так и останусь лежать, и явившийся сюда патрульный меня просто пристрелит.

Парой прыжков я перемахнула поваленное старое дерево, вытянула шею и замерла. Звериные повадки давались проще, когда я занимала все еще человеческий разум мыслями. Светлое пятно мелькало впереди, раздваивалось, опять сливалось. Я запрыгала между деревьев, выскочила перед старым особняком, затормозила всеми лапами и шлепнулась на зад, зубы от досады клацнули. Под шерстью взмокла кожа — реакция, для зверя невозможная, но я наполовину все-таки человек.

Стена заброшки, крыльцо и открытая дверь, в которую забежала девушка в платье настолько ярком, что оно слепило глаза. Свадебное платье, какое было на Ларисе в день, ставший для нее последним. Неудивительно, что она сорвалась со стены — платье явно подогнано по фигуре булавками, и даже призрак подбирал несуразно длинную юбку.

Ломакин был вихрастым длинноногим парнем, и он бежал за призраком Ларисы — я не могла понять зачем. Сцена повторялась из раза в раз, не для зрителей, Вадим был случайным свидетелем, как и я. Ломакин влетел в открытую дверь, короткая вспышка, и он пропал в проеме, а меня мелко затрясло.

Спрятаться, скрыться и из укрытия следить за опасностью, которой зримо нигде нет. Кто-то наверху, кто-то позади, но если прижаться к стене — все как обычно и ничего не угрожает. Так бывает и у людей. Вадим был полуэльфом, он не задержался, не обернулся, рванул подальше, разумно не тратя времени на то, чтобы разобраться, отчего вся его натура вопит «беги!».

Ломакин вообще ничего не видел, и я не понимала, как Лариса смогла его убить. Призраки никому не причиняют вреда, но человек может не выдержать — есть ли в этом вина призрака? Естественно, нет.

Я развернулась в прыжке. Я была самкой оборотня, к тому же некрупной. Мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть отчетливые, красивые и абсолютно нечеловеческие лица.

Я постаралась не думать о том, что будет, если меня засекут… Я не прощу, если из-за меня кто-то рехнется, впрочем, я беззастенчиво врала сама себе.

Мне бы самой не свихнуться, хотя в детстве я с завидным упорством и без малейшего страха боролась с тем, что предстало передо мной.

— Чего ты хочешь? — громко спросила я, выпрямляясь, и от резкого превращения тело ломило, словно по мне проехал асфальтовый каток. — Ты почти свободна. Еще немного, и я найду то, что не дает тебе уйти.

Не расхохотаться, не впасть в истерику — призрак не причинит вреда, но оскорбится, и поминай как звали. Нейросеть, как сон разума, рождает чудовищ, но передо мной не картинка на мониторе, одним движением пальца ее не удалить.

Порождение. Гибрид, неясный и злобный, и черт знает, каким образом и когда ворона и обезьяна слились в одно целое. Черт знает, почему Лариса и Ломакин стали таким гибридом. Что-то связало их, и вот результат, и отчего-то не очень стабильный.

Порождение расслаивалось — передо мной была девушка, чью фотографию я видела на кладбище. Она шевелила губами, но я различала только шипение и не умела читать по губам. Призрак развернулся и указал рукой в сторону, откуда я и пришла — туда, где застряло в ливневке тело Ломакина.

— Так, нет, я не полезу туда прямо сейчас, — отчеканила я, остервенело мотая головой. — Тебе придется подождать, пока сюда приедет полиция, вскроет решетку и вытащит тело. Тогда, я тебе обещаю, я заберу… зеркало. Да? Это было зеркало? Я заберу его и отвезу на твою могилу. Ты будешь свободна и сможешь уйти. Это жестоко — то, что с тобой сделали. Ты в этом не виновата.

Лицо призрака светлело, полные губы тронуло подобие робкой улыбки. Они всегда благодарны, если их отпустить.

Как отпустить бабу Лелю? Рассказать всему подъезду, что она умерла? Может, сработает?

— Как ты его убила? — спросила я. — Он ведь тебя не видел. Призраки никому не причиняют вреда, вас слишком много, люди умирали бы тысячами, если бы видели вас.

Мгновение, и черты лица призрака снова поплыли. Вадим ничего не успел разобрать, я же стояла на расстоянии вытянутой руки от порождения, призрака сразу двух умерших человек. Зрелище не для слабонервных и не для брезгливых в тот миг, когда призрак Ломакина в беззвучном вопле раздвигал бескровные, разбухшие от воды губы.

— Хватит! — прикрикнула я, замахиваясь. Ударить призрака невозможно, он бестелесен, он тень самого себя, но присущая при жизни реакция заставила его дернуться и стать снова Ларисой. — Я знаю, кто ты, я тебя вижу, да вы успели мне осточертеть. Ты же сильнее, выпусти свою жертву!

Или наоборот, сильнее не Лариса, ставшая невольной причиной смерти Ломакина, а сам Ломакин? Он бежал за Ларисой, бежал к себе самому, Лариса же пыталась от него отвязаться. Теперь порождение передо мной, бессовестно голой. Но мне не стыдно, я просто растеряна, что, если я неправильно задаю вопрос?

Я задаю его не тому призраку?

— Как ты погиб? Что здесь случилось?

Время течет осязаемо, сгущаются сумерки, к заброшенному санаторию спешат с мигалками полиция и пара медицинских бригад. Одна — обычная скорая, в другой сидят два крепких суровых санитара, и старенький психиатр, озабоченно качая головой, набирает в шприц галоперидол.

Да я уже слышу сирены. Да, я их слышу.

Я кинулась к зданию, взлетела на крыльцо, рассадив ногу об острый камень, рванула на себя дверь. Лариса смогла отцепиться от Ломакина и пролетела через меня, я развернулась и расставила руки. Свежий призрак еще не изучил, на что он способен, и Ломакин остановился. Я выдержала жуть, которая на меня смотрела. Ему это все нравится еще меньше, чем мне, а я получила важный ответ, я теперь знаю, что есть порождение.

С кем поделиться этим знанием? Возможно, пойму, как помочь. Кто-то уйдет, кто-то останется. Но это неточно.

— Твое тело освободят, и ты уйдешь, — выпалила я, глядя в то, что было когда-то веснушчатым лицом. — Как ты погиб?

Если призраков нельзя разделить, они так и продолжат гоняться друг за другом, доводя до исступления строителей, наводя непонятную панику на респектабельных постояльцев нового отеля и ужасая своей двойственностью не-людей, которые пусть изредка, но приедут сюда.

— Я хотел исчезнуть.

Голос призрака был глухим и еле слышным, а может, у меня от напряжения шумело в ушах.