Что-то взятое взаймы
Шрифт:
— Что-то старое, что-то новое, что-то синее, что-то взятое взаймы, — негромко проговорила я и, секунду помедлив, осторожно потолкала Вадима в плечо. — Просыпайтесь, сэр, нас ждут великие дела.
Он не шевелился. Я толкнула сильнее с тем же результатом, похолодев, сдернула одеяло с его груди — нет, он дышал, но…
— Какого черта! — рявкнула я так, что могла бы разбудить всех покойников мира, но Вадим даже ухом не повел. — Так, ладно…
Это обратная сторона бодрствования в течение нескольких суток? Теперь он будет спать как сурок пару дней, ворчала я про себя, но растрачивать бесценный ресурс — время — не стала, сделала завтрак, радуясь, что могу съесть раза в три больше, чем обычно позволяла себе при посторонних, и села с планшетом на
Балкон, точнее, лоджия, была по площади чуть ли не больше, чем комната в номере, и летом здесь было классно валяться на лежаках и загорать, не слушая ни грохот электричек, ни вопли зазывал и продавцов, ни крики отдыхающих на переполненном пляже. Солнце как раз добралось до отеля, беззастенчиво заглядывало мне в планшет, и я с удовольствием развернула лежак и подставила теплым лучам макушку.
Реклама работала как часы, пара заказчиков скинула на почту новые кейсы, и полчаса я потратила, чтобы заработать немного денег. А могла бы заработать полмиллиона, но это журавль в небе, а реклама и копирайтинг — та самая синица в руках, которую я холю и лелею. Я расставила все по местам, радостно прилепила к новому объявлению жутковатое порождение ИИ — ну, может, три руки пользователи и не заметят, уж больно поза и выражение лица у мужика хороши, — и с чистой совестью свернула приложение.
Что-то кольнуло меня в мозг — наверное, просто усталость.
В том, что я могла найти нечто, что упустил такой опытный сыскарь, как Вадим, я сомневалась. Я не умела читать между строк и выстраивать причинно-следственные связи, у меня не было знакомств в полиции, но я могла увидеть важное в том, что пропустил бы любой другой, даже Вадим. Просто я обращала внимание на другие вещи.
Был ли Ломакин оборотнем, вампиром или эльфом? Был ли он не-человеком, таким, как я и Вадим, иными словами, видел ли он призрак Ларисы или же нет? Могу ли я понять его суть по следам, что он неосмотрительно оставил в сети?
Я снова и снова листала блог, для меня скучноватый, хотя аудитория у Ломакина была, по моим меркам, огромная. Не вся «живая», но внушительная — почти пять тысяч фолловеров. Вадим еще раньше сказал, что стоит изучать комментарии пристальней, чем сами статьи, и пока я спала, страдал над потоком коллективного бессознательного. Теперь отсыпался Вадим, а я сменила его на посту.
Ломакин почти не комментировал свой контент — разве что в самом начале кидал подписчикам пару «спасибо», потом за него в благодарностях рассыпался некто под скромным ником «админ». Был ли это кто-то другой, или Ломакин сам заходил под админским аккаунтом, но ответов на комментарии не было с того дня, как Ломакин стал считаться пропавшим.
Ломакин писал про локации, аттракции, отели, пляжи, местные события, которые мало кому были, впрочем, интересны; собирал окрестные легенды, периодически посещал чужие экскурсии и выдавал на них пространные, не слишком занимательные отзывы. Можно было заметить, когда платил он, а когда ему самому платили, и мне с моим опытом копирайтера бросалось это в глаза. Я бы акценты ставила иначе, аудиторию брала шире, рассматривала совсем другие аспекты, но в целом, если не придираться, статьи неплохи. Особенно те, что не по заказу. Больше всего реакций собирали фотографии — я лишь завистливо скрипела зубами.
Потом я наткнулась на комментарий вроде бы несущественный и со вздохом положила планшет на стол. Солнце тотчас брызнуло на него лучами, я закрыла чехол: нечего подсматривать. Ломакин писал про новые аттракционы для детей и замечал, что его сыну они очень понравились. Для вящей убедительности он приложил фотографию счастливого малыша, и я вычеркнула Ломакина из перечня не-людей.
Охотники на ведьм время от времени объявляли охоту на рыжих, но они, как это было всей их эпохе свойственно, упрощали все до «потом разберемся». Ведьм не существует, а рыжими никогда не бывают
ни эльфы, ни вампиры, ни оборотни. Эльфы-полукровки наследуют внешность от родителя не-человека, потому что генетика одинаково работает абсолютно для всех.Рыжий малыш лет пяти счастливо смеялся в камеру, а за его спиной не слишком приветливо улыбалась фотографу рыжая красавица. Судя по выражению ее лица, Ломакин был «воскресным папой», к тому же не самым добросовестным.
Я потеряла всякий стыд, залезла в соцсеть и приняла на веру то, что там увидела, потому что больше ничего не оставалось. Ломакин был горазд крутить бурные краткосрочные романы, и пару раз его ткнули носом в факты и алименты, хотя в брак он ни с одной женщиной не вступал и в статусе красовалось гордое «вечно свободен». Я провела с Ломакиным еще часа три, пока наконец не услышала, что Вадим очнулся. Меня смело с балкона любопытством.
— Горазды вы спать, — выдохнула я с невозможным облегчением. Мало ли, к чему я себя не готовила, но я ведь и не исключала какой-то неблагоприятный исход. — Больше двенадцати часов. Это… плата за несколько суток на ногах, или есть иное объяснение?
— Мы иногда спим несколько дней подряд, — без всякого смущения отозвался Вадим, не отрывая голову от подушки.. — Может быть, это послужило основой легенды о вампирах?
— Ну вы же не спите в гробах, — проворчала я и шмякнулась в кресло, обняв планшет. — Впрочем, вампиры тоже. Хотя, если посмотреть на средневековые кровати, гробы удобнее. Интересно, кому из вампиров первому в голову пришло сменить полусидячую позу в компании нескольких вонючих слуг на уютный гроб с мягкой подушкой? Там завтрак, хотя сейчас скорее уже то ли поздний обед, то ли ранний ужин…
Вадим собирался быстро, в отличие от меня, и минут через десять уже присоединился ко мне на балконе. Я ждала, пока остынет кофе, и дочитывала легенду о старой башне. Как копирайт — замечательно, как что-то аховое — увы, но, как я могла догадываться, этот бред все местные гиды брали за основу, украшая своими уникальными подробностями и уверяя доверчивых экскурсантов, что вот у них-то сведения достоверные.
— Все локальные байки какие-то однообразные. Любовь, бега, трагедия. За зажигалкой никто не пришел, — невесело призналась я. — Это может значить, что Ломакин все еще жив, но как он покинул территорию санатория — черт его знает. Кстати, я выяснила, что у него есть рыжие дети — он точно не такой, как вы или я, он человек. Вы знали про детей?
Вадим кивнул. На него напал жор, и невозможность дискуссии с набитым ртом спасла его от неминуемой словесной расправы.
— И почему не сказали? — Вадим пожал плечами и заточил шмат докторской колбасы. — Лариса не появлялась.
Скорее всего, Ломакин действительно взял с кенотафа что-то важное, и это важное все еще там, в заброшенном санатории. Так это или же нет, нам все равно нужно отвезти на могилу венок — или сжечь его, иначе Ларису не отпустить.
Выехали мы спустя полчаса и всю дорогу молчали, лишь изредка перебрасываясь комментариями в адрес местных лихачей. Жизнь немыслимо хрупка, а посмертие еще более хрупкое, и вот сейчас у нас в багажнике предмет, который не давал покоя нелепо погибшей девчонке. Эту бы истину о жизни и смерти написать на всех рекламных щитах вместо натужно скалящихся физиономий, предлагающих автокредиты и комнаты на пару страстных часов.
Даты на надгробиях мне не нравились никогда, особенно когда я видела, что между ними прошло слишком мало времени.
Кладбище было безлюдным. Пара свежих захоронений — я бросила быстрый взгляд, убедившись, что их обитатели прожили почти девяносто лет, и тронула Вадима за плечо, заметив возле одной из могил прозрачный призрак. Мужчина лет сорока сидел на надгробной плите и гладил новенького игрушечного медведя.
— Вы куда? — окликнул меня Вадим, но я уже торопилась к могиле.
Заметив меня, мужчина поднялся. Я остановилась, рассмотрела его, сравнила с фотографией на надгробии. С даты его гибели прошло много лет, и все это время его что-то держало.