Что-то взятое взаймы

— Слышал и считал это чушью, люди не видят…

— Люди не видят, но придорожная пыль, морось, туман и свет фар формируют устойчивые контуры, — перебила я, перебирая выцветшие тряпичные листья и цветы и неприятно удивляясь проскочившему в тоне Вадима высокомерию. — То есть водителям не мерещится, так и есть. Скорбящие родственники, сами не зная, привязывают мертвых к месту их гибели, вместо того чтобы дать им спокойно уйти.

— И что хотят от водителей эти придорожные призраки?

— То же, что хочу сделать я. Я хочу снять венок и освободить призрака этого места. Прикрепили на совесть, но все равно непонятно: ни одного погибшего здесь мы не нашли. Вы не нашли, а ведь вы запрашивали полицейские сводки, ничего точнее не может быть.

Венок дополнительно прикрутили проволокой, она проржавела, но держала пластмассовую основу цепко, не оторвать. Или мне просто не нужно церемониться.

Вадим успел отпрыгнуть и негромко выругаться, плеснула под ногами вода, я оказалась вся перемазана, но продемонстрировала трофей с независимым и победоносным видом.

— Его можно сжечь и развеять пепел, но лучше отнести на могилу, и призрак покинет этот мир. Вопрос: чья это условная могила? Кто погиб так, что об этом никто не знает? Ни интернет… но черт с ним, с интернетом! — я, забывшись, взмахнула венком, и Вадим шарахнулся от меня снова. К его чести, на этот раз он промолчал. — Об этом не знает полиция. Значит, венок притащил кто-то в честь покойника вековой давности, но насколько возможно вытащить призрак спустя столько лет, либо… погодите, постойте.

Я застыла, держа венок на вытянутой руке. Вадим и так никуда не торопился, без всяких моих просьб, стоял, опустив руки, и мелкие капли щедро сыпались на нас с хмурых небес, а я даже не могла утереть лицо — руки были и заняты, и чертовски грязные.

— Кенотафы на дорогах не всегда вешают на месте непосредственной гибели, — произнесла я, чувствуя вину за акробатические трюки, которые заставила Вадима проделать, а потом не вытерпела и, извернувшись, почесала нос о рукав. — Но всегда вешают на месте аварии.

— Кто-то пострадал здесь, но умер в больнице? Поэтому в сводках не зафиксирована смерть на этой локации, — без разъяснений догадался Вадим, и я кивнула. Бесценно, что мы говорим на одном языке. — Все верно, если человек получил в общедоступном месте не криминальную травму, но скончался позже в стационаре или в машине скорой помощи, местом смерти запишут стационар. Осмотр если и был, то поверхностный, криминал не выявили, в возбуждении дела отказали, особенно если присутствовала куча свидетелей и тем более была видеозапись. А свидетели и видеозапись обязательно были, если это…

— Случилось на свадьбе, — закончила я.

От того, что мы напали на след, хотелось орать и прыгать на месте, но повод для радости был неуместный — чья-то преждевременная смерть.

— Вы видели девушку в белом платье. Я предлагаю попробовать отыскать ту, кто получила здесь несовместимую с жизнью травму. Думаю, что это произошло аккурат перед тем, как санаторий выкупили нынешние владельцы и закрыли проход на территорию. Два года назад? — и я критически оглядела венок, прикидывая его состояние. — Да, похоже. Если мы сделаем все оперативно, то уже вечером сможем вернуть бедняжке покой.

Невероятно гордая собой, я вручила Вадиму венок и, развернувшись, зашагала к выходу. Если нас видят на камерах, а нас видят, то придут в недоумение: нагулялись, залезли на дерево, обшарили все вокруг, оторвали грязный погребальный венок и тащат его собой, два идиота. Но мне заплатили в том числе и за то, чтобы я игнорировала насмешки людей, которых даже не знаю.

Нам должно было повезти хоть в чем-то еще, и едва мы дошли до машины, забросили венок в багажник и уселись, дождь ливанул стеной, скрыв все на свете. Я кое-как оттерла руки, лицо и куртку салфетками, завела двигатель, направила дефлекторы на враз запотевшие окна. Вадим достал телефон, я сидела, ожидая, пока поток теплого воздуха высушит лобовое стекло, и краем глаза косилась на экран.

Я видела, что Вадим открыл мессенджер, а не сайт, но угла зрения не хватало рассмотреть, что он пишет. Совесть меня вообще не глодала — в конце концов, мы делаем общее дело, и тайны между нами будут мешать, а не способствовать успеху. Подъедало нетерпение, но я могла только смириться и ждать.

Я хотела как можно скорее услышать звуки города. Шум дождя, шуршание шин, голоса и клаксоны. Заброшенный санаторий угнетал, и вроде бы я не должна так остро воспринимать потустороннее. Оно часть моей жизни, не то что у людей.

Потом я поняла, что дело в самой заброшке. Она хотела дожить свой век такой — всеми покинутой, пропахшей временем, теряющей кирпичную кладку. Она пыталась сказать нам, что не хочет пластической архитектуры. Стареть красиво здания умеют намного лучше людей.

Жаль, что я ничего не могла с этим поделать. Да что говорить, я даже с призраком сделать пока что ничего не могла.

Ехать было сложно, но я героически отказалась, чтобы Вадим сменил меня за рулем. Стеклоочистители гоняли потоки ливня по лобовому стеклу, а я удерживала капризный джип в колее и ловила себя на мысли, что только и жду, что пискнет мессенджер в телефоне и мы узнаем наконец, кто была эта самая девушка, погибшая у древней стены.

— Может быть, перекусим? — благоразумно предложил Вадим, когда мы спустились наконец в город и я начала наслаждаться долгожданным грохотом и привычной суетой. Люди бежали под разноцветными зонтиками, высоко задирая ноги, рекламные огни отражались в лужах, мерцали в дождливом мареве, и озябшие пальмы трясли намокшими листьями. — Это немного скрасит нам ожидание. Не то чтобы я отрицал, что я жду, что мне ответят, но еда нас отвлечет. Вы любите мясо?

— Мясо? — я картинно заломила бровь. — Я предпочитаю рыбу. Или птицу. А вы? Сторонник вегетарианской кухни?

Я поддела, потому что прекрасно видела — Вадим наваливает себе на шведском столе все мясное, что находит. Другое дело, что я не могла поручиться, сколько в его находках мяса, а сколько крахмала, и подозревала, что соотношение явно не в пользу говядины. Но сейчас я нацелилась на крутой рыбный ресторан, и плевать, что вид у нас — словно мы лазили по городской канализации.

Оборотни трескают мясо с кровью, а эльфы жуют одну траву. Легенды нагло врали, как и всегда. Все потому, что людям нужны какие-то шаблоны, но сложно упрекать в чем-то людей, когда мы сами попались в ловушку шаблонного мышления.

Мы съехали на побережье, и ливень остался в горах — непредсказуемый климат. Когда мы летели, за хребтом бушевала стихия, а мы наслаждались видами из окна, а стоило оказаться ближе к морю, как наше терпение начала испытывать гроза. Не удивлюсь, если сейчас солнце выглянет, а на горизонте возникнет смерч.

Почистив одежду и обувь, мы пришли к выводу, что нас уже не попросят с порога ресторана, и даже заняли столик с видом на море, недовольное чем-то, серое, тревожно шипящее. Мы успели сделать заказ у нерасторопного официанта, нам уже принесли огромную рыбную тарелку и теплый салат, а новостей все не поступало, и салат не лез мне в горло, а рыба так и вовсе вставала поперек.