Чудеса за третьей дверью
Шрифт:
* * *
Мэтр вежливо поблагодарил за приглашение, однако не остался на ужин, а вот гномы по достоинству оценили хозяйственность Ники. Когда с основными блюдами было покончено, девушка достала из холодильника большой глубокий противень с чем-то вроде пирога, разрезанного на одинаковые квадратные кусочки.
— Это называется кох, — отрекомендовала она своё творение, раскладывая порции. Пирог оказался очень нежным, со сладкой пропиткой, в которой чувствовался аромат ванили. Некоторое время разговор вокруг стола ограничивался только общими фразами, да подкладыванием себе добавок.
Если необходимость петь после ужина для гномов и удивила девушку, она этого никак не прокомментировала. Напротив, в какой-то момент, когда Степан начал вторую
Он допевал второй куплет, когда стены, кресла, камин и лестница поплыли, отступили прочь, растворяясь в весенних сумерках. Степану вдруг почудилась испуганная маленькая девочка, прислушивающаяся к невнятному бормотанию и тягостным стонам матери, которой всё никак не удаётся совладать с ночным кошмаром. И заботливые руки старушки, успокаивающей племянницу, а затем ставящей возле двоюродной внучки на тумбочку фигурку волчицы. Девочка засыпала, глядя на фигурку, а в комнате поднималась тень мохнатого зверя, склонившегося над её кроваткой. Блестели то ли волчьи глаза, то ли звёздочки в окне, и страшные сны отступали, сами испугавшись грозного стража.
Вздрогнув, Степан понял, что допел последнюю строчку, и теперь вся компания, собравшаяся у камина, в ожидании смотрит на него. Что-то промелькнуло в глазах Ники, будто ветер, играя грозовыми тучами, вдруг разогнал их, и прочертил в небе светлое окошко. Смутившись, Степан облизал пересохшие губы, торопясь выбрать следующую песню, и добрая ночная сказка, созданная на другой земле в другое время, зазвучала в башне старого шато:
— Меркнут знаки Зодиака…
Гномам очень понравилась песня. Уже на втором припеве они весело начали притопывать в такт и прихлопывать ладонями по коленям. К братьям тут же присоединились Дуфф и Руй — домовой тихонько без слов подтягивал припев, и Степан почувствовал, как в его собственное слово вплетается волшебство лютена.
Это была магия домашнего очага, волшебство приветливых огней в окнах, которые светят сквозь ночь, дождь и метель. Магия путника, отыскавшего верную дорогу — и облегчённый вздох человека, вернувшегося, наконец, домой. В волшебстве, которое добавлял к человеческой песне домовой, не было обещаний великих странствий, подвигов или битв. Эта магия никогда не возводила на троны королей и не звала за приключениями. Но без этого волшебства, как тут же понял Степан, никогда не было бы ни одного воина, короля, мечтателя — потому что не было бы колыбели, в которой они лежали и слушали свои самые первые сказки.
Певец теперь тоже притопывал, и краем глаза видел, как Ника с улыбкой хлопает в ладоши, поддерживая ритм. Степан в последний раз повторил задорный припев, от которого, казалось, гномы вот-вот пустятся в пляс — и встретился взглядом с девушкой.
С серыми сияющими глазами, в которых незримо скользила тень мудрой волчицы, и зажигала на бархатном весеннем небосводе искорки звёзд.
* * *
Гномы на прощание долго благодарили Нику и Руя за угощение, а Степана за песни. Когда братья ушли, девушка и домовой принялись о чём-то шептаться у плиты, пока мужчина и гоблин, развалившись в креслах, рассеянно молчали, глядя в огонь. Загремела посуда, Степан с удивлением повернулся к кухонному уголку. Там уже вовсю кипела работа.
— Мы подумали, что русалке можно в этот раз поднести кох, — сказал лютен.
— Это быстро, каких-нибудь полчаса, и всё будет готово. Правда, ему нужно потом остыть, но месье Руй пообещал, что всё устроит, — отозвалась Ника, уже достававшая из холодильника яйца. Дуфф поднялся с кресла:
— Ну, тогда я за веточками.
Мужчина, оставшийся в одиночестве у камина, украдкой поглядывал на девушку, занятую готовкой. Ника весело переговаривалась с домовым, Руй время от времени посмеивался в бороду, а Степан ловил себя на мысли,
что ощущает какую-то перемену, но не может точно понять, что именно изменилось.Он зачарованно смотрел, как Ника взбивает венчиком белки, как, не отрываясь от готовки, откидывает движением головы упавшую на лоб прядь волос. Отблески пламени в камине, казалось, решили всякий раз подчёркивать силуэт девушки, а встроенные в кухонные шкафчики светильники, при которых Ника и Руй трудились над пирогом, то и дело обрисовывали профиль её лица.
«Ох-хо…» — Степану стало тоскливо. Он нахмурился, отвернулся к камину и, взяв кочергу, принялся поправлять дрова. Искры взвились и исчезли в дымоходе. Руй, по пояс исчезнув в одном из шкафчиков, искал пакет с манной крупой. Ника обернулась к Степану, хотела было что-то сказать, но промолчала, увидев, как яростно орудует кочергой в пламени сгорбившаяся у камина фигура. Секунду-две девушка рассматривала мужчину, потом, прикусив губу, снова занялась тестом.
— Готово, — возвратившийся Дуфф с гордостью продемонстрировал грубо выструганную из дерева деревянную миску — спил толстого ствола, которому на скорую руку придали соответствующую форму. — Пирог же нужно будет пропитывать, так что вот, — пояснил Дуфф Степану. — И плотик, — гоблин показал уже знакомое переплетение ивовых веточек, которое держал во второй руке.
Когда кох был готов и вынут из духовки, Руй щелчком пальцев моментально остудил его до нужной температуры.
— Спасибо! — поблагодарила девушка. — Теперь бы ещё аккуратно переложить его… — она примерилась к пирогу кухонной лопаточкой. Лютен усмехнулся, и по второму щелчку пальцев кох, плавно поднявшись из противня, перелетел на деревянную миску. Металлическая кружка, в которой они подогрели смесь молока, ванили и сахара, вспорхнула над пирогом, и аккуратно полила его, не разбрызгав ни капли. Ника засмеялась и зааплодировала. Домовой с довольным видом легонько поклонился.
Несмотря на протесты девушки, Степан перед выходом укутал её в армейскую парку, найденную им среди прочих вещей на вешалке.
— В прошлый раз мы до костей промёрзли у пруда, а в такую ночь, как сегодня, будет ещё холоднее, — категорически заявил он. Девушка, видя, как Дуфф и Руй деловито натягивают вязаные шапки и накручивают на шеи шарфы, послушалась. Теперь она была похожа на снеговика: парка дяди Этьена доходила Нике почти до пяток, а лицо исчезло в капюшоне.
Компания двинулась к пруду. Утренний туман к вечеру вернулся, опять накрыв лес и шато. Запущенный парк поглотила тишина, даже их шаги тонули в сырых опавших листьях и рыхлой, мокрой земле. Не сговариваясь, они, как и в первый раз, подошли к берегу со стороны скамейки. Степан, посмотрев на часы, тихо сказал:
— Семь минут до полуночи.
Мужчина аккуратно опустил плотик на воду. Ника, нёсшая миску с кохом, установила её на прутья. Руй и Дуфф вытащили из карманов припасённые ленты, и принялись привязывать их по кругу. Когда всё было готово, фейри отступили на шаг, предоставляя человеку действовать. Степан помедлил, раздумывая и подбирая слова — тоска, накатившая недавно у камина, отступила, но не ушла совсем. Она засела где-то в глубине, и теперь подкидывала мысли, совершенно не относящиеся к тому делу, которое им предстояло. «Может ли слово способствовать исполнению желаний? Или влиять на судьбу? Что если…»
Усилием воли сосредоточившись, мужчина повторно взглянул на часы, и заговорил:
— С величайшим почтением, мадемуазель. Позвольте поблагодарить вас за доброе отношение и неоценимую помощь. Мы знаем, что это скромный дар, но он предложен от всего сердца, — Степан посмотрел на плотик, застывший у берега, и закончил своё обращение тихим, почти ласковым: «Ступай!»
Как и в прошлый раз, подарок заскользил по неподвижной воде, и туман будто потянулся за ним следом, становясь гуще и плотнее. Пруд словно накрыло опустившееся с неба облако, и снова, как и прежде, спустя несколько мгновений где-то на середине водного зеркала раздался громкий всплеск.