Чудеса за третьей дверью

Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Сквозь выступившие слёзы Степан разглядел невысокий силуэт, узнал рыжий огонь бороды и усов.

— Ру-уй! — провыл человек, содрогаясь то ли в плаче, то ли в последнем хрипе.

— Хозяин, вставайте!

— Ру-уй! Я виноват, виноват, виноват…

— Вставайте, хозяин! Вставайте! — домовой настойчиво тянул его за руку, пытаясь поднять с земли.

— …виноват, виноват, виноват…

— Каждый в чём-то виноват, хозяин. Не дайте им запутать вас. Это не ваша совесть, это даже не стыд. Это то, что сожжёт вас изнутри!

Степан, зажмурившись и сжавшись в комок, до крови закусил нижнюю губу. Он чувствовал, что слова Руя правда, что его в самом деле начинает пожирать какое-то тёмное пламя, но был не в силах ничего с этим поделать.

— Хозяин, мадемуазель Ника! Помогите ей, хозяин!

Мужчина широко открыл глаза и посмотрел на лютена. Из прокушенной губы на подбородок стекала кровь, ноги и руки свела судорога. Медленно, будто одеревеневшие, Степан отнял ладони от ушей.

— Ника… — прохрипел он, впервые делая попытку подняться.

— Помогите ей, хозяин!

Неверными движениями пьяного человек завозился на земле, руки лютена подхватили его левое предплечье, и тут же в правое вцепились руки гоблина. Вдвоём Руй и Дуфф помогли Степану встать. Перепачканный грязью, измазанный в крови, он поднял взгляд к башне — и увидел, что в окне уже никого нет.

«Дверь же закрыта», — мелькнула в бредовом тумане мысль, но тут залязгали засовы, и на дорожку выбежала девушка. До смерти перепуганная, но совершенно живая и здоровая.

— Ни-ка… — по слогам просипел Степан, делая шаг к ней. По ту сторону ограды верхушки деревьев в лесу начали покачиваться, отмечая приближение нового и, должно быть, последнего, шквала.

Девушка обхватила ладонями его лицо, с ужасом всматриваясь в глаза — и, увидев, что взгляд у мужчины хотя и мутноватый, но всё-таки осмысленный, облегченно выдохнула.

— Господи, я так испугалась…

Четвертый шквал подкатывал, в лесу что-то шипело, свистело, улюлюкало, будто там бесновалась целая армия ночных демонов. Степан затряс головой, как отряхивающая воду собака, обернулся к лесу — и заорал во всю мочь, срывая голос:

— Прочь! Вон отсюда! Прочь, я сказал!

Шквал будто обрубили по невидимой границе, где-то над коваными пиками ограды — и внезапно в обратную сторону, весело посвистывая, устремился свежий весенний ветер, разом унёсший в темноту все зловещие звуки. Четверо у башни подняли головы к небу: на чёрном бархате одна за другой — они вдруг поняли, что это впервые за весь вечер — проступали искорки звёзд. Ухнула сова, ей ответила другая.

Между прутьями ограды, обвивая каменные столбы и деликатно обходя побеги плюща и винограда, к шато потянулись тонкие струйки тумана.

Дуфф среагировал первым: схватив Нику за руку, он потащил ошеломлённую девушку за собой, втолкнул её в башню и захлопнул дверь. Руй вышел вперёд, раскручивая свой кнут и доставая из ножен кинжал. Гоблин тут же присоединился к нему, и оба они встали так, чтобы с боков защищать человека.

Степан в последний раз тряхнул головой, сгоняя остатки наваждения. Тыльной стороной ладони стёр всё ещё сочившуюся из губы кровь и, в свою очередь вытащив кинжал, шагнул к друзьям.

— Подвиньтесь немного, пожалуйста.

Фейри шагнули в стороны, и теперь троица ждала.

Даже на расстоянии чувствовалось, что пришедший из лесу туман не имеет ничего общего с весной и солнцем. Это был тот редкий зимний туман, который, несмотря на жарко натопленный очаг, способен выстудить весь дом. Промозглый, пробирающийся под тёплую одежду и толстые одеяла, замораживающий даже в движении. Ледяными пальцами касающийся кожи, а потом проникающий в сами жилы, в кровь, в сердце.

Степану показалось, что накрой их сейчас это туманное облако, сражению пришёл бы конец. Но теурсты были охотниками — а, кроме того, человек вдруг заметил, что клочки тумана остаются разделёнными, и не выказывают никакого желания объединяться. Это была стая, однако стая, где каждый действовал сам по себе, потому что не хотел делить с другими добычу.

Первый призрачный пёс соткался из тумана у угла башни, на каменных плитах дорожки, ведущих к главному входу. Впрочем, едва только оскаленная пасть и будто закрытые бельмами глаза проступили из тьмы, Степан понял, что на собак эти существа похожи лишь очень отдалённо. Высокие, поджарые, на тонких, даже тощих ногах, с косматой свалявшейся шерстью, по которой пробегали зеленоватые проблески болотного огня, они выглядели скорее как призраки настоящих псов.

— Я — хозяин этой земли! Прочь отсюда! — попробовал человек на всякий случай, но теурсты проигнорировали его слова. Казалось, пасти оскалились ещё шире, демонстрируя насмешку над жалкой попыткой кого-то претендовать на статус хозяина. Хозяевами здесь были они, и призрачные гончие прекрасно это знали.

С башни снова зазвенел гонг. Один из псов поднял вверх морду, секунду-другую с ленивым любопытством рассматривал девичью фигурку, бившую в латунный диск — а потом завыл. Вой теурста перекрыл пение металла, и Ника, поняв тщетность своих усилий, перестала колотить в гонг.

Теперь стая с тем же ленивым любопытством рассматривала человека и двух фейри, посмевших заступить им дорогу. Вид серебра заставил белёсые глаза злобно прищуриться, и впервые Степан заметил на оскаленных мордах нечто вроде выражения недовольства. Добыча собиралась кусаться, и у добычи были для этого зубы.

Всего их обступало полукольцом около двух десятков теурстов, но позади, вдоль ограды шато, продолжали перетекать клочки тумана, будто там ждали своей очереди другие духи. В центре образованного призрачными гончими полумесяца, прямо напротив Степана, помещался самый большой из псов, очевидно, вожак. Он, в отличие от прочих, даже позволил себе с равнодушным видом усесться на задние лапы, разглядывая человека. Потом потянул носом воздух, и уставился на тот карман, где лежала фигурка волка.

Степан, толком сам не понимая, что делает, сунул кинжал в ножны и, достав фигурку из кармана, продемонстрировал её вожаку теурстов.

— Чуешь? Я — хозяин. Я отдал кровь. Он — мой, я — его, а ты — прочь! Прочь отсюда, раб!

Вой взбешённых духов вспорол привычные шорохи и звуки ночи. Человеческая букашка посмела говорить с ними, посмела оскорбить! Смерть не должна быть слишком быстрой для букашки! Вожак прыгнул первым, подавая сигнал — и Степан успел ещё подумать, что случившееся прежде лишь разминка: настоящий бой начинался только теперь.

Глава 21. Бугул-Ноз

Он потерял всякое представление о времени и пространстве. Помнил только, что слева от него находится Дуфф, а справа — Руй, и что серебро для обоих безвредно. Эта мысль почему-то радовала, когда Степан с остервенением хлестал самодельным кнутом, закручивал его над головой, выбрасывал руку вперёд, стараясь достать ударом очередного противника.