Чудесные куклы барышни-попаданки
Шрифт:
— Коли прогоните, подчинюсь. Но к другому хозяину не пойду. А то позволили бы барышню дождаться? Вернется она, не уживется с теткой.
Так что на улицу старика никто не выставил. Он и занятие себе нашел, чтобы не быть нахлебником. Сторожил по ночам дом, обходя сад вместе с Тузиком, которого не бросил на старом месте.
— Бессонница, говорит, мучает, — рассказала мне Лидия Алексеевна. — А так… всё при деле. Ты не переживай, не разорят они меня. И собака… очень даже милая. Особенно когда на цепи.
Рядом с Тузиком я деда Кузьмича и нашла. Он вычесывал собаке бока железным
— Барышня! — обрадовался мне дед Кузьмич.
И смущенно замолчал, не спуская с меня ласкового взгляда. Я чувствовала, что настоящую Марьяну связывала с ним какая-то особенная дружба, и приходилось врать старику, что после болезни я все забыла. Это определенно его расстраивало, но попыток напомнить мне о прошлом он не предпринимал.
— Как ваше здоровье? — вежливо спросила я.
И присела на корточки, чтобы погладить Тузика. С ним у нас давно установились доверительные отношения.
— Живой еще, — невесело засмеялся дед Кузьмич.
— Вы простите, что я вас… бросила…
— Да ты что, девонька! Я ж знаю все, что с тобой приключилось. Таня рассказала, — замахал руками дед Кузьмич. — В чем ты виновата? Это я, старый пень, не уследил.
В последней фразе логики нет, он не должен был сопровождать Марьяну во время прогулок по городу. Но зато эти слова подтверждали, что дед Кузьмич отчего-то чувствует за нее ответственность.
— Вам здесь… нравится?
— А тебе? — спросил он, по-старчески сурово сдвинув брови.
— У меня нет выбора, — честно призналась я. — Но это хорошие люди. И Владислав, мой муж… он меня любит.
— Так и у меня выбора нет, — ответил дед Кузьмич. — У нас. С Тузиком. А ты хотела чего? Или проведать старика пришла?
— И то, и другое, — сказала я. — Память ко мне так и не вернулась. Но теперь есть кое-что, о чем мне нужно знать. И только вы можете мне помочь. Вы же давно с моим батюшкой…
— Я его дядькой был, — перебил меня дед Кузьмич. — Мальцом его помню.
— И деда моего… тоже помните?
— А как же! Он же меня и нанимал.
— И семейные тайны, наверняка…
— На память не жалуюсь, — усмехнулся дед Кузьмич. — Тебе об чем рассказать? О том, как боярин Пронский превратился в крестьянина Богданова?
— Вы знаете! — обрадовалась я. — Да, об этом. И еще… о драгоценностях, что достались ему в наследство от Пронских.
— О яхонтовом Палаче, значится, — кивнул он. — А я думал, и его отобрали.
— Нет, Таня сохранила.
Палач?! Название у рубина жуткое. Навряд ли в камне живет светлая душа.
Причина, по которой Пронские вычеркнули одного из отпрысков из родовой книги, оказалась банальной. Дед Никифор полюбил крестьянскую дочь, да женился на ней без родительского благословения. Отец его, прадед Марьяны, сыну этого не простил. Дед Никифор очень любил жену, считал, что ее дали ему боги, потому и фамилию взял для семьи — Богдановы.
Дело ткацкое дед начал, а отец Марьяны его развил, капиталы преумножил, выбился в купцы-миллионщики. Впрочем, эту часть истории я и от Тани слышала.
— А с камнями теми так вышло, — неспешно рассказывал дед Кузьмич. — Их прадед Пронский отобрать
не смог. Их сыну прабабка Пронская подарила, ее это наследство. И яхонтовый камень с чарами, в браслет вставленный, ее подарок. А ей он достался от какого-то султана. Так говорили. Барышня, мне ж ваши семейные тайны никто не доверял. Слухи ходили, сказки страшные. А что из того правда, что вымысел, не знаю.— Что за сказки? Почему страшные? Этот камень может убивать? — не унималась я.
— Говорили, может, — нехотя признался дед Кузьмич. — Вроде как, если искупать камень в крови невинного младенца, да в крови жертвы, да поднести камень к черному зеркалу, и жертва в нем отразится, то зеркало можно разбить. И тогда жертва умрет.
— А черное зеркало…
— Это зеркало из Нави. Черное ведовство.
— Почему же батюшка не уничтожил камень! — В досаде я даже топнула. — Зачем оставил его мне!
— Так, может, то сказки и есть, — хмыкнул дед Кузьмич.
— Не сказки, — возразила я.
— Коли не сказки, так, значит, не мог уничтожить. Знаю я, что сестра просила его отдать ей камень. Вроде как хотела отмолить у богов душу палача. Но батюшка ваш не отдал. Сказал, что камень неопасен, коли его кровью не поить. И забрать его никто не сможет, на браслете защитные чары. Это я случайно услышал. Они тогда сильно поссорились.
Дед Кузьмич замолчал, задумавшись. А я решилась спросить еще кое о чем.
— Кто… отец моего ребенка? Знаете?
Дед Кузьмич взглянул на меня строго.
— О ребенке вспомнила? Забудь. Батюшка твой клятву с меня взял, что имя мерзавца, обманувшего тебя, никогда не будет произнесено. И клятву я не нарушу. Нет ребенка, и отца его нет.
— Жив ребенок, — тихо сказала я. — И отцом его… мой муж назовется. Так что… вы клятву не нарушайте. Никогда.
Глава 44
Глава сорок четвертая, в которой Владиславу выносят мозги
Влад
Красавиц становилось все больше, и головной боли у Влада — тоже. Оказалось, что его обязанности не такие уж необременительные. Распорядитель конкурса не мог находится в двух местах одновременно, а многочисленных помощников красавицы отчего-то игнорировали. Им мнилось, что обращение к княжичу, имеющему непосредственное отношение к устроителям конкурса, даст немедленный результат. Они посылали горничных к Владу, а то и искали его сами. Влад только диву давался, кто убеждал красавиц в том, что именно он может им помочь.
— Ах, Владислав Николаевич! Я не выношу лиловый цвет! Я от него болею! Велите сменить обивку дивана в моей комнате!
— Владислав Николаевич, мне не принесли завтрак. Как… в общей столовой? Я привыкла завтракать в постели!
— Я потеряла заколку для волос. Горничная не может найти ее в комнате. Велите обыскать сад! Где я гуляла? Не помню…
— Барышня Гаранина просит выделить ей комнату для репетиций. Передать, что она должна придерживаться расписания?
— В соседней комнате живет зверь! Я боюсь выходить! И спать боюсь. Что? Нет, он не воет по ночам. Он меня сожрет, едва я закрою глаза. Я это точно знаю!