Чудесные рисунки боярышни-актрисы

Жаль, что в мамином дневнике не нашлось ничего, что помогло бы Мире разобраться в обязанностях хранительницы. Зато стало понятно, каким человеком была мама, почему так тяжело болела и почему не занималась воспитанием маленькой Любаши.

Мама писала живо, ярко. Она собиралась отдать дневник дочери в день ее совершеннолетия. Мира сбежала из дома раньше, потому ничего и не узнала. Мама не успела.

Со страниц дневника она словно разговаривала с Мирой. Делилась тем, что ей довелось пережить. Объясняла, отчего вела себя холодно и безразлично.

Маму выдали замуж рано, в шестнадцать лет. И разница в возрасте с мужем была огромной. Он казался ей стариком. И все, чего он хотел — это наследника с кровью хранительниц Мирового дерева. Он считал, что это укрепит род Яковлевых, сделает его значимее, сильнее. А до Лукоморья ему дела не было. И вообще, женщина должна слушаться мужа, жить при муже, заниматься хозяйством и воспитывать детей. Какая еще хранительница земель?!

Мама могла ей стать. Муж не позволил. Дар не просто запечатали, вырвали с корнем. И не без помощи темного ведовства. С тех пор маму стала мучить мигрень, и жизненные силы потихоньку утекали.

Она родила дочь. Яковлев был недоволен, но выгнать жену с ребенком не мог, это сочли бы неприличным, недостойным. Он запретил жене рассказывать дочери о Лукоморье, запретил как-то влиять на нее, воспитывал по собственному разумению. И надеялся, что дочь когда-нибудь родит ему внука. Наследника с «правильной» кровью.

Деспот и тиран. Других слов для отца у Миры не находилось. Будь она моложе, пролила бы над маминым дневником немало слез. Но собственный жизненный опыт подсказывал, что прошлое уже не вернуть. Все случилось… как случилось. И, наверное, ей даже повезло, что хватило решимости сбежать из дома.

Да, определенно повезло.

Прошлое не изменить, но сейчас рядом Волька, ее первая и единственная любовь. Мира специально держала его на расстоянии, пользуясь покровительством Лидии Алексеевны. Ей нужно время, чтобы… осознать. Все же это непросто, столько лет жить без надежды, а потом…

И наследство это непростое. И любимый мужчина рядом. Все так замечательно, что во всем видится подвох.

Но теперь, пожалуй, Мира готова к разговору с Владимиром. Вот доедут, устроятся и…

Дом Загорских стоял на склоне горы. Дом? Дворец. Огромный, воздушный, с белыми мраморными колоннами, обрамляющими портик. С мраморными же статуями в парке, окружающем сей дворец. Когда экипаж ехал по дорожке, ведущей от ворот к портику, Мира успела заметить и фонтаны. Похоже, их отключили на зиму.

— Это… моё? — спросила Мира, обращаясь к Владимиру.

— Боюсь, что нет, — вежливо ответил он. — Когда-то дом принадлежал твоей прабабке, а бабка, унаследовав его, передала младшей сестре. Хозяин тут Красибор.

— Тогда зачем мы…

— Он пригласил остановиться тут. Гостиниц… Приличных гостиниц в городе нет. Простые люди, бывает, приезжают, если из ближайших окрестностей. Купцы по торговым делам, например. А знать тут не появляется.

Знать? Это она, Мира, знать?! Хотелось расхохотаться в голос.

Красибор лично вышел встречать гостей. Одет он был во все черное, но вид имел бодрый, радостный.

— Сестра! — воскликнул он, едва Мира спустилась из экипажа. — Наконец-то! Дай я тебя обниму!

Возразить Мира не успела, ее стиснули в крепких братских объятиях.

Сзади тихо кашлянул Владимир. Еще по дороге они договорились, что он подаст знак, как Мире лучше себя вести с новыми родственниками. И, выходит, радость Красибора не искренняя?

Впрочем, Мире и самой это показалось.

— Братик! — взвизгнула она, быстро входя в роль наивной дурочки. — Я так рада встрече! Тут так красиво! Ты покажешь мне тут все, правда? Только не сейчас! Я так устала с дороги!

Каждую фразу она заканчивала с восторгом, подпрыгивая на месте. По замыслу Владимира, это должно убедить Красибора, что Мира не представляет опасности, и что управлять ею будет легко. Владимир не верил, что наследство Мире отдадут с радостью. И она его опасения разделяла.

Познакомившись, мужчины пожали друг другу руки. Владимир представился инспектором, который по поручению Великого Князя будет следить, чтобы передача прав наследнице состоялась по закону.

— А это… — Красибор посмотрел на Лидию Алексеевну.

— Это… — начал отвечать Владимир.

— Родственников приехала навестить, — перебила его она. — По праву крови. Я могу остановиться в вашем доме?

— Безусловно, сударыня… — Красибор вопросительно взглянул на Владимира.

— Княгиня Нестужева, — представил он матушку.

— Но это же… — Красибор не договорил, уставившись на Владимира с упреком.

Тот развел руками. Мол, да, мама. И такое бывает.

— Это все… гости? — поинтересовался Красибор.

— Нет, — ответила Мира. — Еще котик.

— Ко-о-отик?!

— Ага. Но он позже придет. Это же не проблема?

Оскара пришлось выпустить из экипажа, едва подъехали к городу. Он забеспокоился, заметался, стал скрести лапой дверь, определенно просясь наружу. Владимир посоветовал кота не неволить. Лидия Алексеевна не возражала. Мира тоже не беспокоилась, Оскар всегда возвращался.

— Кстати, мама, давно хотел тебя спросить, — сказал Владимир, глядя вслед рыжему коту, улепетывающему в заросли кустов. — Где ты его взяла? И ведь не котенком же? Навряд ли я так долго не замечал, что у тебя живет кот.

— Он сам пришел, — ответила Лидия Алексеевна.

— И в дверь позвонил? — Владимир приподнял бровь.

— Нет, конечно! На крыльце сидел. Я пригласила его в дом, он вошел.

— Ага, — кивнул Владимир. — Понятно.

Вот, кстати, надо спросить, что ему понятно. Мира чувствовала, что с котом что-то не так. Умный он… слишком, для домашнего котика. Да и внешность, размеры…

— Нет, котик — не проблема, — заверил ее Красибор.

И, велев слугам ехать на задний двор, пригласил гостей в дом.

Глава 18

Глава восемнадцатая, в которой Владимир подозревает временного хранителя во всем и сразу

Пока Мира ахала и восхищалась, рассматривая обстановку в доме, Владимир наблюдал за Красибором. Тот ему с первого взгляда не понравился. Со второго и третьего — тоже. Только вот непонятно, неприязнь связана с подозрительностью, коей Владимир не отрицал, так как не верил, что с силой, какой бы она ни была, можно расстаться добровольно. Или все же с тем, что эмпатически он Красибора не ощущал.